Хайдеггер

Хайдеггер М. Учение Платона об истине

Идея добра, это выражение, вводящее в заблуждение современное мышление, есть обозначение той выдающейся идеи, которая как идея идей остается делающей пригодным ко всему. Эта идея, которая одна лишь может называться добром, остается ίδέα τελευταία, ибо в ней существо идеи исполняется, т. е. начинает существовать, так что только из нее возникает возможность уже для всякой другой идеи. Добро можно назвать высочайшей идеей в некотором двойном смысле: в по-степенности осуществления она есть самая верхняя, и взгляд на нее самый крутой, почему и наиболее затруднительный. Но, вопреки затрудненности собственного ее восприятия, эта идея, которая» если мыслить по-гречески, согласно существу идеи должна называться добром,—эта идея повсюду непрестанно стоит во взоре, а любое сущее обнаруживает себя, строго говоря, в ней. Поэтому даже там, где становятся заметными лишь одни скрытые еще в своем существе тени, уже должно сверкать сияние огня, пусть даже это сияние не замечается и не постигается как дар этого огня, пусть даже здесь остается непознанным прежде всего то, что огонь этот — лишь отрасль (έκγονον— VI, 507а 3) солнца.

Мартин Хайдеггер. Парменид

В восьмой песне «Одиссеи» (VIII, 93) Го­мер так говорит о своем главное герое: ἐλάνθανε δάκρυα λείβων. Прибегая к «правиль­ному немецкому» способу изложения мысли, мы переводим сказанное следующим обра­зом: «Он [Одиссей] прослезился незаметно для присутствующих». Однако если мыслить по-гречески, тогда надо сказать так: «Он [Одиссей] как проливающий слезы оставался в сокрытом». Равным образом известный призыв Эпикура «λάθε βιώσας» мы переводим как «живи незаметно», хотя по-гречески это означает: «Пребывай сокрытым в том, как ты ведешь свою жизнь». Глядя на эти примеры, хочется сказать, что здесь мы сталкиваемся с интересной языковой особенностью: в сравнении с немецким греческий язык выражает себя как-то наоборот. Однако на самом деле здесь нечто большее, чем просто «интересный» языковой факт. Отмеченная особенность имеет решающее значение для постижения начальной сущности истины, греческое именование которой (ἀλήθεια) является однокоренным с глаголом λανθάνω.

Дугин А. Мартин Хайдеггер: возможность русской философии

В самом общем виде можно сказать: европейский Dasein делит радикально, истово, до корней. Он есть граница, строго отделяющая это от того, внутреннее от внешнего, мыслящее от мыслимого, ноэзу от ноэмы, вещи от знаков, обозначающее от обозначаемого, дух от материи, субъект от объекта, причину от следствия и, самое главное, бытие от небытия. Суть Dasein'а в его онтологическом, фундаменталь-онтологическом статусе: Dasein отделяет бытие от небытия, он есть граница между бытием и небытием. Такой Dasein всегда трагичен, проблематичен, ассиметричен. Он всегда вывешен над бездной, он всегда конечен, он смертен, охвачен ужасом, выведен из себя. При этом не так важно, по какую сторону этой границы мы помещаем бытие, а по какую -- небытие. Мы можем поместить бытие внутрь, в область духа, субъекта – тогда он наклонится над бездной небытия внешнего мира, предстающего перед ним как «видимость», «Schein», «doxa». Мы можем поступить и наоборот, признав бытие за внешним (областью сущего, Seiende). Но тогда небытие (ничто) всплывет внутри субъекта и примется «ничтожить», уничтожать окружающее с помощью техники, Gestell, воли-к-власти. Мы можем удвоить границу и разделить на бытие и ничто внутреннее и внешнее, умножив дифференциал. В таком случае мы придем к метафизике и религии, отделяющей идеи от вещей, Творца от твари. Как бы мы ни полагали границу Dasein'а в рамках его западной версии, мы обязательно будем приходить к философии, метафизике, религии и истории, причем именно в тех формах, которые мы знаем в Европе. Радикальность границы, предельное напряжение ее дифференциала, в основе которого лежит головокружительный зазор между радикальным «да» и радикальным «нет», есть смысл Запада, его истина. И корень этой истины -- в самой структуре Dasein'а, то есть в его первичном и изначальном истоке, в его почве, в его дофилософской и доисторической, до-религиозной и до-гуманистической, дочеловеческой и доиндивидуальной природе. Какие бы дуальности такой Dasein ни конституировал, все они будут нести на себе отпечаток радикальной оппозиции между бытием и небытием, между нечто и ничто, между единицей (наличием) и нолем (отсутствием).

Дугин А. Мартин Хайдеггер: философия другого Начала

Истина у досократиков мыслится как ἀλήθεια, дословно, «несокрытое» (Хайдеггер иногда использует для акцентирования этого значения досократического греческого понимания истины немецкое слово «Unverborgenheit» -- то есть «несокрытость»). В первом Начале можно различить в ἀλήθεια два значения – в первом случае, речь идет о несокрытости бытия (Sein), проступающего через «всходы» и «жатву». И если бы это оставалось только так, то организующаяся онтология могла бы уже в первом Начале стать фундаменталь-онтологией, а logoò и φύσις не затмили бы собой бытие (мягко подменяя его собой), но открывали бы его истину, а само Sein в таком случае тяготело бы к Seyn. Правда, и само удивление, изумление, как главный настрой философии, должен был бы мягко перейти в более резкое и травматическое, но также вполне сакральное и экстатическое свойство – в священный ужас (Ensetzen).
Но судьба западно-европейской философии, как философии вечера, была иной: мягко и незаметно «несокрытость» (ἀλήθεια) соскальзывает к несокрытости «всходов» (φύσις) и «жатвы» (logoò ), как к новому сущему -- хотя пока еще к сущему-в-целом (das Seiende-im-Ganze) и даже сущему в своих динамических животворящих истоках (das Sein im Seiende).

Дугин А.Г. Мыслящий хаос и «другое Начало» философии

Понимание «хаоса», которое доминирует в современной науке, соответствует отнюдь не греческому хаосу, как чему-то изначальному, органическому, спонтанному, но продукту распада логоцентричной философии и основанной на ней логоцентричной культуры. То, с чем мы сегодня имеем дело как якобы с «хаосом», это продукт распада Логоса, диссипация Логоса, его рассеяние по отдельным фрагментам. Именно поэтому ученые, изучающие «хаос», и находят в нем остаточные или экстравагантные, эксцентричные структуры Логоса. Они поддаются изучению и подсчету, только в более сложных процедурах с помощью особого аппарата, приспособленного для подсчета и описания бифуркационных процессов, неинтегрируемых уравнений (И.Пригожин), фракталов (Б.Мандельброт). Теория «хаоса» исследует процессы, чрезвычайно зависимые от изначальных условий. «Хаос» сегодня в науке принято определять так - это динамическая система, имеющая следующие свойства: чувствительность к начальным условиям, свойство топологического смешивания, плотность периодических орбит. Математики уточняют: «хаотическая система должна иметь нелинейные характеристики, быть глобально устойчивой, но иметь хотя бы одну неустойчивую точку равновесия колебательного типа, при этом размерность системы должна быть не менее 1,5 (т.е. порядок дифференциального уравнения не менее 3-го)»

Subscribe to Хайдеггер