Дамаский

Дамаский. О первых Началах

Действительно, единое либо познаваемо и изреченно, либо непозна­ваемо и неизреченно, либо в каком-то отношении таково, а в каком-то — иное, ибо высказаться относительно него можно было бы, пожа­луй, лишь при посредстве отрицаний, для утверждения же оно неизреченно. Далее, в свою очередь, для знания в его простоте оно, пожалуй, будет познаваемым или предполагаемым, а для сложности — всецело непознаваемым; потому-то даже и в отрицании оно непостижимо. И вообще — в каком смысле оно почитается единым, в таком каким-то об­разом и соответствует тому, относительно чего делаются какие-то иные предположения. Ведь оно является вершиной того, что существует по человеческим установлениям; тем не менее прежде всего в нем присутствуют неизреченность, непознаваемость, несопоставимость и непредположимость,— но наряду с проявлениями противоположных качеств; при этом первые лучше вторых: то, что свободно от противоположного и не смешано с ним, всегда предшествует смешанному. В самом деле, лучшее находится в едином или как наличное бытие,— но как будет там одновременно присутствовать и противоположное? — или как со­причастность, и, значит, оно прибывает с другой стороны — от соот­ветствующего первого. Следовательно, прежде единого имеется по­просту и всецело неизреченное, непредположимое, несопоставимое и
никоим способом не мыслимое; к нему-то и устремлен самый путь восхождения рассуждения через наиочевиднейшее, не оставивший в сторо­
не ничего как промежуточного, так и последнего среди всего.

Дамаский. Комментарий к "Пармениду" Платона

Если бы кто–нибудь высказал недоумение по вопросу о том, почему ум при посредстве души производит на свет ум, допускающий участие в себе, саму душу и связанное с ней тело ― как бы три вместилища, а божественность порождающего ума [вовсе не] приводит к возникновению трех божественностей ― принадлежащих уму и душе и собственной для тела; кроме того, если бы он удивился тому, почему, когда речь идет о телесной, единая генада предстоит двум или даже трем вместилищам и почему, когда речь идет о душевной, она связана и с умом и с телом, а когда о природной ― с душой и умом; далее, если бы он счел, что в сущности зависящее оказывается тем же самым, что в сверхсущностном то, от чего оно зависит, а, стало быть, если оно тройственно, то тройственно и сверхсущностное,― так вот, если бы кто–нибудь испытывал трудности во всех этих вопросах, то пусть он, во–первых, припомнил бы то, что было мною уже сказано: что соприкосновение с единым является прежде всего делом ума, а душа и тело, так же как и становление вообще, будучи как бы убогой нищетой, стоят в преддверии богатства. Они издале ка и опосредованно вкушают нечто от генады.

Subscribe to Дамаский