Джордано Бруно

Бовдунов А. Политика и эротизм: от «Государства» Платона к «Великому Манипулятору» Дж. Бруно

«Государство» Платона предельно эротично, наполнено энергией Эроса, а вовсе не деэротизированно, как может показаться. Важным моментом является сочетание эротического порыва и концепции справедливости, ибо несправедливое государство обречено на раздоры и гибель. И сам диалог называется «Государство или о справедливости». Но Благо первостепенно по отношению к справеливости, ведь «идея блага — это самое важное знание; ею обусловлена пригодность и полезность справедливости и всего остального[6]». Созерцание же блага, стремление к нему суть ни что иное как проявление Эроса в его наиболее чистом виде. Ни о каком антиэротизме в «Государстве» речи не идет, наоборот существование государства и выбранная форма правления – правление философов – соответствуют наиболее чистой форме любви по Платону. Это государство движимое и управляемое любовью. Эрос, вокруг которого строится «Государство» Платона – это импульс и сила, пробуждающая движение от многого в сторону Единого, которое у Прокла и последующих неоплатоников будет зваться «эпистрофе», возвращение.

Фрэнсис Йейтс. Джордано Бруно и герметическая традиция

Эта книга, разумеется, не является монографией о Бруно; она претендует, как указано в ее заглавии, лишь на то, чтобы поместить Бруно в контекст герметической традиции. Прежде чем давать окончательную оценку Бруно, необходимо предпринять другие исследования, и прежде всего определить его место в истории классического искусства памяти, которое он превратил в магико-религиозную технику. Некоторые замечания о мнемонике Бруно в этой книге могут показаться недостаточно обоснованными, но я надеюсь подробнее развить эту тему в другой работе. В книге есть один громадный недостаток – в ней не очерчено влияние на Бруно Раймунда Луллия, которого я едва упоминаю, а многочисленных работ, которые Бруно посвятил луллизму, и вовсе не касаюсь. Здесь, опять-таки, требуется специальное исследование о Бруно и луллианской традиции, которое я надеюсь когда-нибудь осуществить. В сложной личности Бруно, в его идеях и замыслах тесно переплетены три линии – герметизм, мнемоника и луллизм. Все три традиции достались Возрождению от средневековья и продолжались вплоть до XVII века, до перелома, осуществленного Декартом.

Джордано Бруно О Причине, Начале, Едином

Филотей. Я прибегаю к исправлению, выполнением которого мы также становимся подобными богам. Ты знаешь, что бедному Вулкану Юпитером было поручено работать также и в праздничные дни; и его несчастная наковальня беспрестанно получала столь многочисленные и столь яростные удары молотков, что не успевал еще один из них подняться, как другой уже опускался, для того чтобы достаточно было справедливых молний, которыми наказываются преступники.
Армесс. Есть разница между вами и кузнецом Юпитера – супругом Кипрской богини.
Филотей. Достаточно и того, что я, быть может, похож на него тем терпением и великодушием, которые я проявил в этом деле, не отпуская всей узды негодования, не возбуждая гнева самыми сильными ударами шпор.
Армесс. Не всякому подходит быть исправителем нравов, особенно же множества людей.
Филотей. Добавьте к этому: особенно когда множество его не трогает.
Армесс. Говорят, что не следует вмешиваться в дела чужой страны.
Гервазий. Неоднократно я думал, что эта практика есть главное; ибо тот, кто не знает греческого, может понять весь смысл Аристотеля и распознать многие ошибки в нем. Вполне очевидно, что то идолопоклонство, с которым относились к авторитету этого философа, особенно что касается природных вещей, совершенно уничтожено теми, кто понимает учения, приносимые этой другой школой; и тот, кто не знает ни греческого, ни арабского, ни, быть может, латинского, как Парацельс, может лучше познать природу лекарств и медицины, чем Гален, Авиценна и все те, кто говорит по-латыни. Философия и наука о законах приходит к гибели от недостатка не в истолкователях слов, но в тех, кто углубляется во мнения.

Subscribe to Джордано Бруно