Плотин
(фрагменты из Эннеад)
I.3 О ДИАЛЕКТИКЕ
1. Что это за искусство, что за метод, что за наука направляет нас на нашем пути?
Назвав ее диалектикой и определив подобным образом, мы должны установить, в чем заключается ее суть: в другом месте мы привели немало доводов, показывающих, что целью всех наших изысканий должно быть постижение Блага и Духа*, и, таким образом, очевидно, что именно этому и должна быть посвящена рассматриваемая дисциплина.
Но кому из сущих или из родов сущих наиболее доступна эта наука?
Как было сказано**, тем, кому было дано увидеть все или большинство вещей, кто от начала был погружен в истинную жизнь, откуда черпают вдохновение философы и музыканты, или же тем, кому от рожденья присущ философский эрос, кто по своей природе особо восприимчив к любви к прекрасному, но кто, будучи отделен от сверхчувственного мира, нуждается в руководстве извне.
____________
* Ученик Плотина Порфирий, систематизировавший работы учителя после его смерти, разбил их на шесть эннеад (девятериц) не в хронологическом порядке. Предположительно, трактат "О диалектике" был двадцатым из пятидесяти четырех, написанных Плотином (прим. ред.).
** Платон. "Федр".
Но где пролегает этот путь? Для всех ли он один и тот же, или же у каждого он свой, индивидуальный?
Следует различать две основных стадии постижения: одна для тех, кто еще только начинает свой путь наверх, другая — для уже достигших горних сфер.
На первом этапе происходит переход от низших форм жизни, на втором удерживаются те, кому уже известен путь в область Духа, кто сподобился видеть там как бы след, отпечаток Блага, но кто должен еще продолжать продвигаться внутри этой области — продвигаться до тех пор, пока не достигнет ее сияющей вершины.
Об этой высочайшей вершине мы поговорим в свое время: теперь же нам следует рассмотреть то, с чего начинается процесс постижения.
Начнем с того, что исследуем три типа темперамента. Первый мы назовем музыкантом и посмотрим, как человек с подобным темпераментом может решать поставленную нами задачу.
Музыкант — это человек, чрезвычайно восприимчивый ко всяческой красоте, испытывающий упоение и восторг в присутствии прекрасного: слабо реагируя на движения собственной души, он молниеносно отвечает на любые внешние импульсы; как люди робкие чувствительны к шуму, так он — ко всем оттенкам и полутонам прекрасного; ему противно все, что дисгармонично в мелодиях и ритмах; он всегда и во всем стремится к соразмерности и мере.
Эта врожденная способность и должна послужить отправным пунктом для подобных людей. Поскольку их ведут оттенки, ритмы и пропорции чувственных вещей, им следует учиться отличать эти материальные формы от форм истинно-сущих, которые являются источником этих первых: их нужно направлять к той истинной красоте, что проявляется через подобные формы; им нужно показать, что их восхищение было вызвано ни чем иным, как гармонией и красотой сверхчувственного, духовного мира, не каким-либо отдельным проявлением красоты, но самой абсолютной красотой; и эти философские истины должны быть им разъяснены, дабы вести их к вере в то, что не познав это, они не познают и самих себя. Что все сказанное нами — истинно, это мы покажем позже.
2. Ко второму типу мы отнесем тех, кого можно назвать рожденными любить — в некоторой степени к ним относятся и музыканты, насколько они влюблены в красоту; по своей природе склонные к эросу, они хранят в своей памяти как бы отголоски, отблеск истинной красоты, но, разлученные с нею, теряют способность ее постигать: зачарованные видимыми прелестями чувственных вещей, они как бы цепенеют перед ними в изумлении.
Подобным людям следует научиться не подпадать под влияние какой-либо одной воплощенной формы; дисциплинируя свой разум, им нужно прийти к распознаванию красоты во всем, а также и понять, что в основе любой красоты лежит единое, Первое начало, свободное от каких бы то ни было материальных форм, происходящих из другого источника, о чем, впрочем, мы поговорим в другом месте.
Им следует показать, к примеру, красоту и благородной жизни, и разумно организованной социальной системы — так они смогут постигнуть, что есть своя прелесть и в бестелесном; они должны обучаться распознавать красоту в искусствах, науках, добродетелях; когда же они увидят, как проявляется красота во всех и всяческих формах, тогда им следует разъяснить необходимость существования и единого, объединяющего их начала. Итак, уже от добродетелей они воспарят к Духу и ко всему истинно-сущему: таков их путь наверх.
3. Люди же философского склада, в отличие от всех прочих уже как бы окрыленные*, по самой своей сути озабоченные главным, не нуждаются в каких-либо внутренних преобразованиях, но так как им не всегда открыт истинный путь, они порой нуждаются в руководстве. Им следует показать этот путь и направить, они же, движимые собственной природой, всегда готовы отправиться в странствия.
____________
* Платон. "Федр".
Вечные ученики, они легко освоят математику, которая поможет сформировать у них абстрактное мышление и веру в умопостигаемое и бестелесное; нравственным по своим природным склонностям, им следует постоянно совершенствоваться в добродетелях; после математики они должны постигнуть диалектику и стать искусными в этой науке.
4. Но что это за наука, в чем состоит суть диалектики? Это наука, или дисциплина, которая позволяет дать истинное определение каждой вещи: что такое она есть и чем отличается от других вещей, в чем состоит общность различных вещей и каково место каждой из них в этой общности, является ли их сущность истинной сущностью и сколько есть истинно-сущих, а равно и то, сколько есть не-сущих и чем они отличаются от сущего.
Диалектика позволяет судить о Благе и о не-благе, о том, что подчинено Благу, а также и о том, что подчинено не-благу, о том, что вечно и о том, что преходяще — и трактует она обо всем этом не на основании мнений, но при помощи подлинных суждений.
Отрешившись от бесплодных блужданий в области чувственного, она утверждается в мире Духа и там содержит свое искусство; покинув места, где царят ложь и обман, выпасая душу в "полях истины", она использует метод разделения Платона, дабы научиться распознавать эйдосы, первые сущности и категории сущего; утверждаясь в свете Духа, она мысленно проходит сквозь все сущее, произошедшее от первых, и так до тех пор, пока не выйдет на границу области Духа. А затем, используя анализ, она отправляется в обратный путь и приходит к Первоединому.
И только теперь она может отдохнуть: умудренная от пребывания в горних сферах, она уже не должна думать о многом, ибо, достигнув Единого, пребывает в чистом созерцании, поручая другим наукам заниматься умозаключениями, рассуждениями и письмом. Выбирая из всего этого лишь самое ценное, как бы предшествующее всяким наукам, она анализирует и конструирует все, что необходимо для постижения, отметая прочь все, что излишне, и изучает тот путь, что приводит к истине.
5. Но откуда получает эта наука свои исходные принципы?
Дух полагает все необходимые установки для каждой души, насколько каждая душа способна их воспринять. Все из того, что затем понадобится диалектике, душа собирает воедино, комбинирует и разделяет, пока не достигнет совершенной духовности. Было замечено, что диалектика — "произведение чистого Духа и созерцательной мудрости"*. Будучи наиболее достойной и ценной из всех занятий и наук, она имеет дело со всем истинно-сущим и высочайшим: как созерцательная мудрость она судит о сущем, как чистая духовность — о сверх-сущем.
____________
* Платон. "Филеб".
Но что же тогда есть философия?
Философия также есть нечто наиценнейшее. Но тогда, возможно, она тождественна с диалектикой?
Нет, ибо диалектика — ценнейшая часть философии. Не следует думать, что диалектика — лишь орудие, инструмент философа: она не есть просто собрание голых теорий и пустых правил, она оперирует только с вещами истинными и сущими, притом с такими, какими они есть, а если она и приходит к их пониманию через ряд методических действий, то и тогда она не разделяет сами вещи и действия над ними.
Судит она также и об ошибках, и о софизмах, но не как о чем-то ей сродственном, но как о чуждом ее природе, проводя дознание и распознавая их при помощи своих собственных критериев выявления истины. Диалектика, таким образом, не интересуется суждениями, которые для нее суть не более, чем набор слов, но, обладая знанием истины, знает также и то, от кого исходят различные суждения и что эти суждения полагают; ей известны и те душевные движения, которые приводят к тем или иным утверждениям или отрицаниям, к согласованности суждений или к их различию. Все, что подается в подобных суждениях, напрямую связано с чувственными восприятиями, а потому заниматься ими диалектика предоставляет другим наукам.
6. В компетенции философии находятся и другие виды знаний, но диалектика — ценнейшее из всех них; изучая законы мироздания, философия, прежде всего, опирается на диалектику, а так как, в качестве подспорья, использует также и математику, то это еще более сближает ее с диалектикой.
Занимаясь моралью, философия также не может обойтись без диалектики: именно с ее помощью она приходит к созерцанию, как бы порождая в самой себе этическое начало или же, иначе, находя тот метод, благодаря которому развивается это начало.
Диалектика поставляет нам также и все необходимые данные для наших рассуждений как о чувственном, так и об умопостигаемом мире.
В то время как другие добродетели, проявляясь в каких-либо отдельных переживаниях или действиях, именно через них обретают свой смысл, добродетель мудрости (т.е. добродетель, непосредственно связанная с диалектикой), как наиболее близкая к Первоединому, представляет собою своего рода сверх-смысл; имея дело с отношениями и порядками, избирая время для действий и время для бездействия, принимая одни пути и отвергая другие, мудрость и диалектика постигают все вещи как вечные эйдосы и, очищая их от материи, как бы излечивают своим пониманием.
Но могут ли те другие, более низкие формы добродетелей существовать без диалектики и философии? Да, конечно, но только как несовершенные и недостаточные.
А можно ли стать искушенным в диалектике, не имея этих низших добродетелей? Нет, ибо низшее здесь должно либо предшествовать высшему, либо существовать наряду с ним. Совершенно естественно, когда кто-либо, обладая природными добродетелями, совершенствует их по мере того, как становится мудрее. Вслед за врожденными добродетелями приходит мудрость, а уже вслед за мудростью — нравственное совершенство. Вначале есть либо только природные добродетели, либо одновременно — природные и высшие, но независимо от того, появились ли они вместе или порознь, одни порождают другие, другие — улучшают первые, и так бок о бок они все вместе движутся на пути к совершенству.
Впрочем, о каких бы видах добродетелей не шла речь, самым существенным для нас будет то, к каким началам и основам будут они нас вести.
1. Прекрасное воспринимается нами преимущественно зрением и, в меньшей степени, слухом, когда речь идет о музыке, ибо мелодии и ритмы бывают прекрасны. Те же, кто восходит выше чувственного восприятия, могут видеть красоту учений, поступков, свойств, знаний и добродетелей. Существует ли что-либо прекрасное сверх всего этого, выяснится в процессе наших рассуждений.
Итак, что же заставляет тела и звуки казаться прекрасными, каким образом, далее, прекрасно все то, что относится к душе? И прекрасно ли все это благодаря одному и тому же или же в одном теле красота имеет одну причину, а в другом — иную? Да и вообще, что такое эта красота или эти красоты? Ибо, например, тела, прекрасны не по самой своей природе, но через приобщение красоте, добродетель же прекрасна сама по себе.
Одни и те же тела иногда кажутся прекрасными, а иногда — нет, как если бы одно дело было быть телом, а совсем другое — быть прекрасным телом. Что же это за присутствующее в телах начало? Его нам нужно рассмотреть прежде всего.
Что привлекает взоры созерцающих, обращает их на себя, доставляет радость от созерцания? Поняв это, мы скоро, воспользовавшись найденным, как лестницей, узнали бы и остальное.
Большинство, можно сказать, утверждает, что красоту, воспринимаемую зрением, порождает соразмерность частей друг с другом и с целым, а также и гармоничное сочетание красок. И для тех, кто так полагает, быть прекрасным — значит быть симметричным и соразмерным. Для них ничто простое не будет прекрасным, а необходимым образом лишь сложное: только сложное, взятое целиком, будет для них прекрасным. Отдельные же части не будут казаться им таковыми, ибо, по их мнению, чтобы получилось прекрасное, части должны согласовываться с целым.
Между тем, если целое прекрасно, то и части должны быть прекрасны, ибо не может же прекрасное состоять из безобразных частей. И прекрасные краски, например, свет солнца, так как они просты и имеют красоту не благодаря симметрии, будут исключены ими из разряда прекрасных вещей. Каким образом золото будет для них прекрасным? И каким образом будет прекрасным вид ночной зарницы или звезд? Равным образом будет исключено простое и из области звуков, а между тем любой в отдельности взятый звук прекрасной мелодии прекрасен сам по себе.
Если же одно и тоже лицо, при остающейся неизменной симметрии, иногда кажется прекрасным, а иногда — нет, то разве отсюда не следует, что и в соразмерном прекрасным будет нечто иное, чем сама соразмерность, да и она сама прекрасна благодаря этому иному?
Теперь рассмотрим прекрасные занятия и речи. Если бы и в них причиной красоты объявили бы соразмерное, то в чем, спрашивается, заключается симметрия прекрасных занятий или законов, или же математических знаний и наук вообще? Как умозрения могут быть симметричны друг другу? Если так, что они согласуются друг с другом, то и в дурном может быть соответствие и согласие. Так, например, положение "справедливость — благородное слабоумие" согласуется и гармонирует с положением "скромность — это глупость "; оба они вполне соответствуют друг другу.
Что же касается добродетелей, то всякая добродетель, несомненно, — красота души, притом красота более истинная, чем упомянутые прежде. Но как такая красота будет симметричной? Ибо она не симметрична ни как величина, ни как число. И так как в душе много частей, то какова будет соразмерность связи или же смешения частей или же умозрений? И чем была бы красота одного только ума, самого по себе?
2. Итак, вновь возвращаясь к началу, скажем, что же такое прекрасное в телах. Прежде всего это нечто, чувственно воспринимаемое нами с первого взгляда. Душа наша схватывает его и, распознав, принимает в себя и как бы настраивается на один с ним лад. Натолкнувшись же на безобразное, она отвращается, отрекается от него, отказывается принять, не гармонируя и чуждаясь безобразного.
Относительно этого скажем так: душа, будучи по природе своей тем, что она есть, принадлежа к лучшему разряду сущего, если увидит нечто, родственное себе, или хотя бы его след, радуется и изумляется, принимает в себя и вспоминает и о себе, и обо всем, что ей принадлежит.
В чем же состоит сходство между прекрасным здесь и прекрасным там, в сверхчувственном мире? Каким образом прекрасны и те, и эти вещи? Эти, скажем мы, прекрасны через приобщение эйдосу. Ибо все бесформенное, способное по своей природе принять форму и эйдос и лишенное, однако, формы и эйдоса, безобразно и чуждо божественному Духу, чуждое же Духу — безобразно. Безобразно и то, что полностью не преодолено формой и эйдосом, так как материя не допускает своего полного оформления.
Итак, эйдос, привходя в материю, приводит в порядок то, что благодаря сочетанию должно стать из многих частей единым, приводит в единую полноту целого и, наконец, в силу согласия делает единым. И так как сам эйдос единый, то и оформляемому надлежит быть единым, насколько это возможно для него, состоящего из многих частей.
Таким образом, красота водворяется в нем, когда оно уже приведено в единство, сообщая себя и частям, и целому. Если же эйдос встречается с чем-либо единым и состоящим из однородных частей, то он и его вводит в некоторое целое, например, когда искусство сообщает красоту всему зданию с его частями, а природа — одному камню. Таким образом и возникает прекрасное тело — через приобщение Духу, исходящему от божественного начала.
3. Постигает же красоту специально предназначенная для этого способность, и нет ничего более важного, чем она, для суждения о прекрасном, даже если в суждении принимает участие и остальная душа. Возможно, и сама душа высказывает такое суждение, приноравливаясь к имеющемуся в ней эйдосу и пользуясь им для суждения, как линейкой пользуются для суждения о прямой линии.
Но каким образом телесное согласуется с тем, что бестелесно? Каким образом зодчий, сопоставив внешний вид здания с его внутренним эйдосом, говорит, что оно прекрасно? Не потому ли, что внешний вид здания, если удалить камки, и есть его внутренний эйдос, разделенный внешней косной материей, эйдос неделимый, хотя и проявляющийся во многих зданиях.
Итак, когда ощущение видит в телах эйдос, связующий и преодолевающий противную ему, лишенную формы материю, оно собирает вместе рассеянное по частям, возносит к себе и вводит внутрь уже нераздельно, делает его созвучным, согласным и дружественным своей внутренней форме; так, например, хороший человек подмечает приятный ему след добродетели в юноше, согласующийся с внутренней истинной добродетелью.
Простая же красота цвета возникает благодаря преодолению светом темного начала в материи, ну а сам свет бесплотен, он — дух и эйдос. Потому огонь и прекраснее остальных тел, что по отношению к остальным элементам он занимает место эйдоса, ибо он и выше других тел по положению, и, будучи близким к бесплотному, самое легкое из тел. Один огонь не принимает в себя остальных тел, остальные же тела принимают его. Ибо другие тела нагреваются, огонь же не охлаждается. И огонь изначально имеет цвет, остальные же тела от него получают эйдос цвета. Итак, огонь блестит и сверкает, будучи как бы формой; все же, что не властвует над материей, так как обладает скудным светом, не прекрасно, как не причастное всецело эйдосу цвета.
Гармонии же, скрытые в душе, делают явными гармонии в звуках, и, таким образом, делают душу способной постичь прекрасное, показывая в другом то же самое. Душа сопровождает чувственно воспринимаемые гармонии, чтобы измерить их в числах не во всяком отношении, но лишь в том, которое служило бы для порождения эйдоса и его господства.
Этим мы закончим рассуждения о прекрасных вещах в чувственном восприятии, которые, выступая наподобие образов и теней, входят в материю — украшают ее и изумляют своим появлением.
4. Теперь, восходя вверх, надлежит рассмотреть прекрасное более высокого порядка — прекрасное, которое уже не дано видеть чувственному восприятию, но которое душа видит и схватывает без помощи органов чувств, оставив чувственное восприятие пребывать внизу. Подобно тому, как относительно чувственно воспринимаемых прекрасных вещей не может говорить тот, кто, подобно некоторым слепым от рождения, не видел их и не воспринимал как прекрасные, так и о красоте занятий не может говорить тот, кто не воспринимал красоту занятий и знаний и подобных им вещей, равно как и о сиянии добродетелей не может говорить тот, кто не представляет, как прекрасен лик справедливости и умеренности.
Красоту эту нужно видеть тем же самым, чем душа взирает на другие подобные вещи, и, видя ее, испытывать наслаждение и потрясение, изумляться больше, чем телесной красоте, так как соприкасаешься уже с тем, что истинно. Ибо эти душевные состояния должны возникать по поводу чего бы то ни было прекрасного — изумление и сладостное потрясение, и томление, и любовь, и радостное волнение. Подобные состояния можно испытывать, и души действительно их испытывают, и относительно незримого. Наиболее же сильны они у тех душ, которые более склонны к любви, как и телесную красоту видят все, но не всех одинаково она волнует, но только некоторых, в особенности же тех, о которых мы говорим: "он любит".
5. Итак, следует рассмотреть то из пробуждающего к себе любовь, что не дано в чувственном восприятии. Какие чувства вызывают в вас так называемые прекрасные занятия, прекрасные характеры, скромные нравы, добродетельные дела и расположения духа, душевная красота? Что испытываете, когда созерцаете свою внутреннюю красоту?
Вспомните, что испытывают истинно влюбленные. Что вызывает в них эти состояния? Не фигура, не цвет и не какая-либо величина, но душа, сама бесцветная и обладающая бесцветной мудростью. Подобные же чувства вызывает и блеск добродетелей, когда вы или в себе, или в другом видите величие души, и справедливый нрав, и чистую умеренность, и храбрость с мужественным лицом, и скромное достоинство, проступающее в бестрепетном и бесстрастном расположении духа, и сверх всего этого еще и богоподобный, сияющий дух. Итак, восхищаясь всем этим и любя, почему мы называем все это прекрасным? Ибо все это существует и проявляется, и кто видит это, тот никогда не скажет чего-либо иного, кроме того, что все это — истинно-сущее.
Но что такое истинно-сущее? Быть может, прекрасное? Однако разум стремится также узнать, что делает оно для того, чтобы душа становилась прелестной, как украшает и осияет все добродетели. Если угодно, ты можешь, взяв противоположное, а именно то, что в душе безобразно, противопоставить его прекрасному. Если мы скажем, что такое безобразное и почему оно таково, то, быть может, скоро натолкнемся на то, что ищем.
Допустим душу безобразную, невоздержанную и несправедливую, полную всевозможных страстей, величайшего беспокойства, пребывающую в страхе из трусости, в зависти из-за своей мелочности, помышляющую исключительно о вещах тленных и низменных, всячески извращенную, любящую нечистые наслаждения, живущую жизнью, сообразной с тем, что она испытывает через тело, находящую удовольствие в постыдном.
Итак, не скажем ли мы, что само это постыдное безобразие прививается душе под личиной приобретенной красоты, что это безобразие позорит ее, делает нечистой, замаранной всякими пороками, неспособной более ни к чистой жизни, ни к чистым чувствам, влачащей из-за постоянного соприкосновения со злом тусклое, невзрачное существование, таящее в себе многие зародыши смерти, не видящей уже того, что душе надлежит видеть. Не скажем ли мы, что безобразие не позволяет душе оставаться в себе самой, так как ее непрестанно влечет к внешнему, низменному и темному? Будучи же нечистой и всячески терзаемая влечениями к вещам чувственным, с большой примесью плотского, глубоко погрязшая в материи и воспринявшая ее в себя, душа, полагаю, сменила свой эйдос на другой в силу смешения с худшим. Так, погрузившись в тину или грязь, человек уже не являл бы той красоты, которую имел до того, но лишь следы грязи или тины, и видно было бы лишь то, что запечатлелось на нем от тины или грязи. Здесь безобразие его возникло от присоединения постороннего тела. И если он хочет, чтобы была прежняя красота, ему нужно, вымывшись и очистившись, стать таким, каким он был прежде.
Итак, мы едва ли ошибемся, сказав, что душа становится безобразной в силу смешения и соединения с материей и склонности к ней. Это безобразие заключается в том, что душа бывает не чистой, не несмешанной, подобно тому как и золото становится безобразным, если покрывается землистыми частицами, но если кто-либо удалит этот налет, то вновь ставшее чистым, обособленное от чуждых ему тел золото будет блистать красотой. Так и душа, отстранившись от вожделений, которые имеет через плоть, если слишком ей приобщается, освободившись от прочих страстей, очистившись от того, что имеет от вхождения в тело, оставшись наедине с собой, слагает с себя все безобразие, возникающее от чуждой ей природы.
6. Итак, как гласит старинное изречение, и умеренность, и мужество, и всякая добродетель, и самая мудрость заключаются в очищении. Поэтому правильно говорится в мистериях, что кто не очистится, тот будет пребывать в преисподней, в грязи, ибо нечистое любит грязь по самой своей порочности, как и свиньи, нечистые телом, радуются грязи. Да и в чем ином состоит истинная умеренность, как не в том, чтобы не приобщаться телесным наслаждениям, избегать их, как нечистых и свойственных нечистому? Мужество же — отсутствие страха перед смертью, ну а смерть — отделение души от тела. Не страшится этого тот, кто жаждет остаться один. Величие же души — презрение к вещам тленным. А мудрость — это мышление, отвращающееся от низменного, ведущее душу к высшему миру.
Итак, очищенная душа становится эйдосом и духом, вполне бестелесной, разумной и всецело принадлежит божеству, в котором источник прекрасного и всего подобного, что сродни ему. Душа, ставшая духовной, поистине прекрасна. Красота, свойственная душе от природы, а не заимствованная, и есть Дух и все то, что проистекает из Духа.
Поэтому правильно говорится, что добро и красота для души заключается в том, чтобы уподобиться Богу, ибо оттуда и прекрасное, и всякий иной удел сущего.
Скорее же сущее и есть красота, а другая природа, т.е. материя, — безобразие. Она же и есть первое зло, в то время как сущее — доброе и прекрасное. Одинаковым образом надлежит исцеловать как прекрасное и доброе, так и безобразное и дурное; и на первом месте следует поставить красоту, тождественную с Благом, из которого непосредственно проистекает Дух.
Прекрасное же в поступках и в занятиях — прекрасно благодаря душе, дающей им форму. Душа, равным образом, делает прекрасными и тела. Так как душа божественна и есть как бы часть прекрасного, то и все вещи, с которыми душа соприкасается и подчиняет себе, она делает прекрасными настолько, насколько они способны приобщиться красоте.
7. Итак, вознесемся вновь к Благу, к которому стремится всякая душа. Если кто видел его, тот знает, каким образом оно прекрасно, ибо оно, как Благо, желанно, и к нему чувствуется тяготение. Достигает же его тот, кто восходит вверх, обращается к нему и снимает с себя одежды, которые мы надеваем, сходя вниз, подобно тому, как входящие в святая святых предварительно должны очиститься, снять одежды и войти обнаженными.
И если кто узреет Благо, какой любовью он воспылает, какое испытает страстное томление, желая слиться с ним воедино, какое почувствует потрясение, смешанное с блаженством! Кто еще не лицезрел его, тот стремится к нему, как к блату; кто же видел, тот восхищается им, как прекрасным, бывает преисполнен изумления, смешанного с блаженством, испытывает болезненное потрясение, любит истинной любовью, со страстным пылом, смеется над всякой другой любовью и презирает то, что прежде считал прекрасным.
Подобное чувство испытывают те, кто после того, как они сподобились созерцать формы богов или ангелов, уже не могут одинаково воспринимать красоты прочих тел. Что же, думается нам, должен испытать тот, кто узрел самое прекрасное, чистое в самом себе, не отягощенное плотью, находящееся и не на земле, и не на небе, ибо то, что имеет конкретное место, вторично, смешано и не есть Первоначало, но от него проистекает.
Итак, если кто-либо узрел то, что стоит во главе хоровода всех вещей, что все дает, оставаясь в самом себе, и ничего в себя не принимает, узрел, пребывая в созерцании подобного и наслаждаясь им, в каком еще прекрасном он бы нуждался? Благо, будучи само наивысшей и первой красотой, делает любящих его прекрасными и достойными любви. Ради него души вступают в величайшее и напряженнейшее состязание, ради его все усилия, чтобы не остаться бездольным в лучшем созерцании, и кто достигает его, счастлив, созерцая блаженный вид, и несчастен тот, кто не достигает.
Ибо несчастен не тот, кто лишен красивых красок и тел, или силы, власти и царства, но тот, кто лишен единственно этого, ради чего надлежит отказаться и от царства, и от власти над всей землей, и морем, и самим небом.
8. Каким же образом, с помощью какого средства, как кто-либо может созерцать неизреченную красоту, как бы остающуюся во святая святых и не выходящую наружу, дабы не узрел ее и непосвященный? Пусть тот, кто может, идет и проникает внутрь, оставив снаружи телесное зрение и не обращаясь назад к прежнему блеску и красоте тел. Ибо тому, кто взирает на прекрасное в телах, не следует гнаться за ним, но зная, что оно — образ, след и тень, стремиться к тому, образом чего оно является. Если бы кто-либо погнался, желая схватить, как истинное, за тем, что на самом деле подобно лишь отражению прекрасного образа в воде, тот испытал бы то же, что Нарцисс, который, как гласит некий миф, желая поймать свое изображение в воде, погрузившись в источник, исчез в нем. Подобным образом и тот, кто находится во власти прекрасных тел и не отстраняется от них, тот уже не телом, а душой погружается в темные и ужасные для ума бездны, и, пребывая слепым в преисподней, таким образом и здесь, и там будет обращаться среди теней.
Вернее было бы, если бы кто-либо возвестил: "бежим в дорогое отечество!" Но что это за бегство? И от кого мы бежим? От волшебницы Цирцеи или от Калипсо, как говорит Одиссей, имея в виду, как мне кажется, что ему не нравится оставаться, хотя и есть услада для глаз, в общении лишь с чувственной красотой. Отечество же наше там, откуда мы пришли, и Отец наш там. Итак, каков же путь, каково бегство? Не ногами нужно совершать его, ибо ноги всюду переносят нас лишь с одной земли на другую, и не нужно готовить повозку с лошадьми или корабль, но следует оставить все это и, будто закрыв глаза, заменить телесное зрение и пробудить зрение духовное, которое имеется у всех, но пользуются которым немногие.
9. Итак, что же видит это внутреннее зрение? Только что пробужденное, оно не вполне может смотреть на блестящие предметы. А потому сама душа должна вначале приучиться взирать на прекрасные занятия, затем на прекрасные дела — не те, которые порождаются искусствами, но те, которые делаются так называемыми хорошими людьми, а затем уже взирать на души тех, кто совершает прекрасные дела. Но как можно узреть красоту хорошей души? Обратись к самому себе и посмотри.
Если же не увидишь красоты в самом себе, поступай подобно скульптору, творящему прекрасную статую: одно он отсекает, другое полирует; одно сглаживает, другое подчищает — пока не добьется своего. Так и ты — удали лишнее! Выпрями то, что криво, очистив темное, сделай его сияющим; и не прекращай обрабатывать свою статую, пока не заблистает перед тобой богоподобная сияющая красота добродетели, пока не узришь мудрость, восседающую в священном чистом величии.
Если ты сделаешься таким и будешь пребывать чистым с самим собой, не имея в себе ничего смешанного, но став всецело как бы одним истинным светом, не измеряемым величиной, не описываемым, в умаление себе, какой-либо фигурой, не возрастающим в величине в силу своей беспредельности, но совершенно неизмеримым, как бы превыше всякой меры и превосходнее всякого количества; если узришь себя сделавшимся таким, то, став уже зрением, полагаясь на самого себя и взойдя уже на такую высоту, не нуждаясь более в руководителе, смотри внимательно, ибо только это одно и способно взирать на великую красоту.
Если бы взор обратился к созерцанию, будучи затуманенным пороками и не очищенным или слабым от малодушия, неспособным взирать на очень блестящие предметы, то он бы ничего не увидел, даже если бы кто-нибудь и показал бы ему то, что доступно зрению. Ибо то, что зрит, нужно обращать к созерцанию, сделав его родственным и подобным зримому. Ведь око наше никогда не увидело бы солнца, не сделавшись само солнцеподобным; и душа не узрела бы прекрасное, не сделавшись прекрасной. Итак, всякий, кто хочет созерцать божественное и прекрасное, пусть прежде сам сделается богоподобным и прекрасным. Ибо, прежде всего, он, восходя, поднимется к Духу, познает там все прекрасные идеи и скажет, что красота — это эйдосы.
Все прекрасно благодаря эйдосам — порождениям и сущности Духа. То же, что превыше Духа, мы называем природой Блага, распространяющей вокруг себя прекрасное; так что, в общем итоге, первое, что там встречается, это прекрасное. Разделяя же само умопостигаемое, ты скажешь, что умопостигаемая красота — место эйдосов, а Благо, стоящее превыше красоты, — источник и первоначало всего, что прекрасно.
1. Тем, кто интересуется, откуда зло проникло в сущее или в какой-либо из родов сущего, лучше всего начать с определения того, что есть зло и какова его природа. Таким образом мы смогли бы выяснить откуда появилось зло, где его родная обитель, а где оно — просто случайное несчастье и, наконец, обладает ли оно подлинным, или только мнимым существованием.
Сразу же возникает затруднение: какой из наших способностей можем мы познать природу зла?
Всякое познание происходит через и благодаря подобию. А так как Дух и Душа суть эйдосы, то и познавать они могут эйдосы, да и направлены они на эйдосы; но разве можно представить себе зло в качестве эйдоса, когда очевидно, что оно есть полное отсутствие какого бы то ни было блага.
Впрочем, к решению нашего вопроса можно подойти и с другой стороны: ведь противоположности постигаются одним и тем же знанием, а так как зло противоположно Благу, то познавая Благо, мы будем также познавать и зло. Таким образом, если кто хочет выяснить, что есть зло, тот прежде должен составить себе ясное представление о том, что есть Благо, тем более что лучшее всегда предшествует худшему, и по мере удаления бытия от Блага, оно все более и более приближается к небытию.
Тут возникает еще один вопрос: каким образом Благо противоположно злу — таким ли, что одно есть первая и наилучшая, а другое — последняя и наихудшая из субстанций, или же таким, что одно есть абсолютная полнота всего, другое же — абсолютная лишенность? Впрочем, этот вопрос мы рассмотрим позднее.
2. Теперь же нам следует определить, насколько того требует наше исследование, природу Блага.
Благо — это то, от чего зависит все сущее*, в чем нуждается и к чему стремится, как к своему началу и основанию, в то время как само Благо ни в чем не нуждается, ни к чему не стремится и довлеет самому себе; оно есть мера и предел всего; оно произвело из себя и Дух, и бытие, и Душу, и жизнь, и мышление.
____________
* Таким образом определяет Бога и Аристотель.
Все, идущее от Блага, прекрасно; само же оно — выше прекрасного, выше даже высочайшего — царственно содержит в себе весь умопостигаемый мир, являющийся уже областью умного Духа.
Дух* этот, однако, не следует никоим образом уподоблять нашим так называемым умам. Наше мышление основывается на логических умозаключениях и действует с помощью последовательных рассуждений, так что и сущее оно познает посредством последовательных умозаключений, и хотя оно изначально содержит в себе сущее, но все же остается пустым до тех пор, пока его не изучит.
____________
* Под влиянием христианской теологии словом "дух" в эннеадах I, II, III.5 и IV.8 может быть переведено греческое слово NouV, что может ввести читателя в заблуждение.
Дух же — совсем иной природы: он содержит все и он есть все, однако, будучи слит со всем, он остается самим собой, и содержит все, не содержа. Он не есть нечто иное по отношению к тому, что он содержит; и все, что в нем есть, не существует по отдельности, ибо каждая его часть есть в то же время и целое, и все содержится во всем; однако эти части и не смешаны, но все они различны, поскольку всякая вещь, причастная Духу, участвует в нем настолько, насколько она сама на это способна.
Дух — первая энергия Блага и первая его сущность; Благо пребывает недвижимо в самом себе, Дух же действует и как бы живет вокруг Блага.
Душа, в свою очередь, находится вокруг Духа, как бы обтекая его, и, всматриваясь в Дух, в глубинах его прозревает Благо.
Такова бесстрастная и блаженная жизнь богов; зла там вовсе нет, а если бы оно там и оказалось, то уже не было бы злом, но благом, ибо "вокруг Царя всего все есть Благо — первое, второе и третье благо. Он — причина всех прекрасных вещей, и все принадлежит Ему; и на втором месте от него — второе благо, а на третьем — третье"*.
____________
* Цитата из 2-го письма Платона, подлинность которого вызывает сомнения.
3. Итак, если такова природа истинно-сущего и того, что следует за истинно-сущим, то зло не может находиться ни в том, ни в другом, ибо они благи.
Таким образом, если зло и существует, то существует оно лишь в царстве небытия, как некий вид не-сущего, существует в чем-то, смешанном с небытием, или в той или иной степени причастном небытию.
Под не-сущим мы, конечно, понимаем не то, что вообще не существует, но только нечто иное, нежели существующее; притом оно не есть сущее не так, как движение и покой сущего не суть само сущее, но как подобие сущего, или, пожалуй, нечто даже в еще большей степени не-сущее, нежели подобие.
Таковыми являются все чувственные вещи и все их состояния, таковы, далее, все случайные свойства чувственных вещей; таково начало чувственного мира или же то нечто, что привходит в него, проявляя его суть.
Мы можем получить некоторое представление об этом не-сущем, сопоставляя безмерность с мерой, беспредельность с пределом, безвидное с видообразующим, вечно нуждающееся с самодовлеющим; оно — всегда неопределенное, совершенно неустойчивое, всевосприемлющее, ненасытное, полная нужда. И все это — не случайные его свойства, но сама его сущность; так что какую бы часть его мы не взяли, в каждой обнаружим все ту же беззаконную пустоту; все же, что становится причастным или уподобляется ему, становится злым, хотя оно и не суть зло.
Какой же субстанции могут принадлежать все эти свойства так, чтобы они были не акцидентальны ей, но суть она сама?
Для того, чтобы зло могло проникать в другие вещи, оно должно было как-то существовать уже прежде этих вещей, пускай даже и как не-сущее. Также, как есть Благо, как абсолют, и есть блага, присущие отдельным вещам, так и зло: если есть зло, присоединившееся в качестве свойства к чему-то иному, то должно быть и абсолютное зло.
Но где, спрашивается, быть безмерности, уж не в безмерном ли?
Но разве мера возникает из соразмерного? И как мера — не в соразмерном, так и безмерность — не в безмерном. Ибо если бы безмерность была в чем-либо другом, чем она сама, то она либо была бы в безмерном, либо же в имеющем меру. Но безмерное не нуждается в безмерности для того, чтобы быть безмерным и, тем более, соразмерное не может его объять.
Итак, необходимо, чтобы было нечто, само по себе беспредельное и безвидное, да и все прочие, названные выше свойства имеющее в себе — все, что характеризует природу абсолютного зла; а если помимо этого зла обнаружится еще что-нибудь, имеющее эти же свойства, то, значит, либо оно смешано со злом, либо стремится ко злу.
Но что же это — абсолютное зло?
Это субстанция, лежащая ниже всех образов, видов и форм, мер и пределов, не имеющая в себе ничего благого, но лишь получающая порядок и вид извне, относящаяся к сущим вещам, как жалкое подобие к прообразу, она-то и есть сущность зла — если только у зла может быть вообще какая-нибудь сущность. И вот эту-то субстанцию, известную под словом "материя", отыскивает наш разум и указывает на нее, как на первое зло, зло само по себе.
4. Телесная же природа настолько зла, насколько она причастна материи. Присущие телам эйдосы не вполне истинны, так как лишены жизни. Свойственное им беспорядочное движение ведет ко взаимному их разрушению и они, тем самым, являются помехой Душе в ее деятельности. Вовлеченные в поток изменений, они вечно бегут прочь от бытия.
Душа же, напротив, не зла, или, по крайней мере, не всякая душа зла. Да и что это такое — злая душа?
Говорят, что нужно "обуздать то, из-за чего в душе появляется порча"*, а именно: неразумный эйдос души, т.е. ту ее часть, которая восприимчива ко злу, ту, которой присуща несоразмерность, излишество и недостаток, из которых, в свою очередь, проистекают распущенность, трусость и прочее зло души — все те противные истинной природе души состояния, которые становятся источником ложных мнений, заставляя душу считать благом и злом не то, что есть по истине благо и зло, но то, что ей нравится или не нравится в данный момент.
____________
* Платон. "Федр".
Но где коренится это привходящее в душу зло? Каким образом можно возвести его к тому началу, на которое мы указали?
Прежде всего, описанная выше душа полностью не отделена от материи, а потому она не есть чистая душа. Касаясь безмерности, она ниспадает от упорядочивающего и приводящего к мере эйдоса и входит в материальное тело.
Далее, даже разумное начало души может быть подвергнуто порче, ибо тьма и все страсти, привносимые в нее материей, замутняют ее взор, мешая созерцать умопостигаемый мир и, склоняя к материи, привлекают внимание не к сущности, а к становлению, начало которого — опять-таки материя, природа которой настолько дурна, что не только находящееся в ней, но даже и все, что к ней лишь обратилось, она тут же наполняет своим злом.
Поскольку материя есть совершенная непричастность, лишенность и полное отсутствие Блага, она уподобляет себе все, что с ней соприкоснулось.
Совершенная и духовная душа всегда чиста: она отворачивается от материи, не приближаясь и не взирая ни на что безграничное, безмерное и злое. И потому, пребывая в чистоте, она всецело остается в пределах, положенных Духом.
Душа же, изменившая своей истинной природе, утрачивает совершенство и первородство, став лишь подобием самой себя, как бы вторичной. И в этом своем нисхождении, в своем продолжительном падении, теряя очертания, она видит тьму. Видя же тьму (хотя, собственно, тьму нельзя увидеть), видя невидимое, душа впускает материю в себя.
5. Но если душа обращает свой взор во тьму и соединяется с нею вследствие недостатка блага, то скорее уж этот недостаток и будет для души первым злом, тьма же будет злом вторичным, и тогда природа зла окажется не в материи, но прежде материи.
Но это не так, ибо зло заключено не в том или ином недостатке блага, но только в полном его отсутствии. В самом деле, то, чему только недостает блага, не обязательно дурно — в своем роде оно может быть даже совершенным; но то, в чем благо полностью отсутствует, в чем нет ни крупицы блага, то и есть истинное зло; и это указывает нам на материю.
Ведь материя лишена даже бытия, и уже только поэтому не может быть причастна благу; к ней слово "быть" прилагается лишь в переносном смысле, правильнее было бы говорить, что она — небытие.
Недостаток блага означает только то, что нечто не благо; зло же — не недостаток, но полное отсутствие блага; впрочем, недостаток блага означает возможность впасть во зло, что, конечно, тоже по своему есть зло.
Не следует представлять себе зло просто как те или иные отдельные дурные вещи или поступки — несправедливость, например, или другой какой-нибудь порок, но как отдельное от всего начало, проявляющее себя в тех или иных формах. Так в душе зло делится на виды, которые различаются либо по материи, с которой взаимодействует душа, либо по характеру самих этих взаимодействий: оно может возникнуть в области созерцания, действия или страдания.
Можно, однако, возразить, что зло бывает не только в душе — например, болезнь, бедность и т.п. — как возвести их к одной и той же природе?
На это следует ответить, что болезнь есть недостаток или излишек, свойственный материальным телам, не соблюдающим порядка и меры; уродство — это материя, которой эйдос не вполне овладел; бедность же — это лишенность тех вещей, в которых нам приходится нуждаться из-за нашей связи с материей, ведь сама ее природа — вечная нужда.
А если так, если все сказанное верно, то не следует полагать началом зол нас самих, так как сами по себе мы вовсе не злы; зло возникло прежде нас, оно завладевает нами часто против нашей воли, но есть среди нас те, пусть их и немного, кто способен найти в себе силы бежать от зол, гнездящихся в наших душах.
В небесных божествах присутствует материя, но зла и людских пороков у них нет. Да и не все люди порочны; иные становятся порочными, другие же, наилучшие, не подпускают порок к себе, те же, которые боролись с пороком и победили, одолели его с помощью своего духовного начала.
6. Но если так, то в каком именно смысле говорится, что зло не погибает, но "существует в силу необходимости", что "поскольку у богов его нет, то оно блуждает вокруг смертной природы, по всей здешней области"*.
____________
* Платон. "Теэтет".
Значит ли это, что небо чисто от всякого зла, движется всегда упорядоченно и вращается правильно, что нет там ни несправедливости, ни другого какого-либо изъяна, что там ничто не причиняет другому вреда, так как все действует в должном порядке, в то время как на земле царят несправедливость и беспорядок, поскольку она является "смертной природой и здешней областью"?
Отнюдь, ибо когда говорится, что "следует бежать", то имеется в виду совсем не бегство с земли и от земной жизни. Ибо это бегство заключается не в том, чтобы покинуть землю, но в том, чтобы прожить нашу земную жизнь "справедливо и благочестиво, во всем следуя мудрости"; эти слова означают, что следует бежать порока, ибо порок, по мысли автора этих слов, а равно и то, что из него проистекает, — это и есть зло. Если же кто-либо возразит, что зло исчезнет, если удастся убедить всех людей в правоте этих слов, то тому можно возразить, что это невозможно, ибо зло существует по необходимости — необходимо должно быть нечто, противоположное благу.
Закономерен вопрос: как человеческая порочность может быть противоположна высочайшему Благу? Она скорее будет противоположностью добродетели, но добродетель — это отнюдь не высшее Благо, но только нечто благое, помогающее нам преодолевать материю.
Да и что может быть противоположно Благу, когда Благо, как абсолют, лишено каках-либо качеств вообще?
Кроме того, разве необходимо, чтобы при существовании одной из противоположностей непременно существовала бы и другая? Действительно, существование противоположности допустимо и возможно, например, если существует здоровье, возможно и допустимо также и существование болезни; возможно, но не необходимо.
Потому не следует понимать вышесказанное так, будто для любого утверждения непременно необходимо существование его противоположности; нет, это сказано только относительно Блага.
Но если Благо — это бытие, или даже более того, оно выше всякого бытия, то каким образом может быть нечто, что ему противоположно?
Очевидно, что среди отдельных сущностей нет ничего, что было бы противоположно любой другой отдельной сущности, но для сущности в целом, для универсума это не доказано.
Так вот, что же будет противоположно бытию в целом и первым сущностям как таковым?
Бытию в целом может быть противоположно только небытие, а природе Блага — природа и начало зла. В самом деле, и то и другое есть начала, одно — начало всех благ, другое — начало всяческого зла; причем все то, что входит в состав одной природы, противоположно тому, что является существом другой; потому и природы эти в целом друг другу противоположны, и даже более противоположны, нежели все, что проистекает из этих природ. Ибо эти последние противоположны, как члены того или иного вида или рода, а значит эти виды или роды, в которых они находятся, причастны чему-то общему.
Поскольку же эти два начала или универсума настолько разделены, как равно и противоположны друг другу проистекающие из них вещи, то разве из этого не следует, что эти начала, удаленные максимально возможно друг от друга, в наивысшей степени взаимно противоположны?
Действительно, тому, что составляет существо божественной природы, а именно: пределу, мере и прочему, противоположно то, что составляет природу зла: беспредельность, безмерность и т.п.; таким образом и целое противоположно целому. Бытие одного из них суть от начала ложное, другое же обладает истинным бытием; сущности их противоположны настолько, насколько истина противоположна лжи.
Таким образом, мы видим, что сущность может иметь нечто, что ей противоположно.
Взяв, для примера, огонь и воду, мы могли бы показать, что если бы не общая им обоим материя, посредством которой проявляется теплота и сухость одного и прохладность и влажность другого, если бы они представляли собою только то, что составляет их сущность, без этого общего, то и в этом случае мы наблюдали бы, что сущность противоположна сущности.
Таким образом, две вещи, совершенно разделенные, не имеющие ничего общего и максимально удаленные друг от друга, противоположны по своим природам; противоположность возникает не в силу какого-либо качества или из-за существования какого-либо явного родового отличия, но вследствие полной противоположности как всех частей, так и всех проявлений.
7. Но почему существование Блага необходимо предполагает и существование зла? Не потому ли, что во вселенной должна быть материя? Да, ибо вселенная необходимо содержит в себе противоположности и ее не могло бы быть, если бы не было материи. Природа этого космоса, таким образом, есть смешанная природа; она есть "смесь Духа и необходимости"*, и все, что пришло в чего от Бога — благо, зло же — "от древней природы", выражение, имеющее в виду подлежащую, еще не упорядоченную эйдосом материю.
Но если выражение "эта область" означает вселенную, то как нам понять выражение "смертная природа"?
Ответ на это содержится в следующей фразе (ее произносит Отец Богов, обращаясь к божествам низших сфер): "Поскольку вы созданы, вы не бессмертны, мною, однако, вы никогда не будете разрушены"**. А если так, то пожалуй, правильно будет утверждать, что и зло никогда не погибнет.
Но как нам бежать от материи? "Полет отсюда", о котором мы читаем (у Платона), это не перемена места, но приобщение добродетелям и отмежевание от тела; ибо тот, кто привязан к телу, тот привязан также и к материи. Платон разъясняет, как можно стать свободным и что значит отмежеваться от тела: нужно "быть с богами"***, т.е. с умопостигаемыми сущностями, ибо они бессмертны.
____________
* Платон. "Тимей".
** Платон. "Тимей".
*** Платон. "Теэтет".
Есть и другой способ понять необходимость зла. Поскольку Благо есть не единственное сущее, необходимо, чтобы в порядке исхождения из него или, другими словами, беспрерывного нисхождения и отпадения от него было нечто уже совсем последнее, после которого уже ничего возникнуть не может; именно это и будет зло.
И как необходимо существует то, что после Первого, так же необходимо существует и последнее; а это последнее и есть материя, нечто, уже ничего не содержащее от Блага. Вот такова необходимость зла.
8. Однако остаются еще сомнения, всякое ли зло возникает в нас из-за материи.
Ведь материя, могут нам возразить, не порождает ни невежества, ни дурных желаний. И даже если согласиться, что причина всего в нас дурного — наше тело, то пришлось бы признать, что зло лежит не в самой материи, но в форме, в которой она представлена — в форме, например, жары, холода, горечи, солености и всех прочих видов ощущений, а также и состояний наполненности и пустоты, причем не просто в виде наличия или отсутствия вообще, но наполнения или опустошенности подобного рода форм. Да и вообще, ведь именно форма, скажут они, делает все чем-либо определенным и тем самым производит различные желания и даже разные ошибочные мнения, — так что, выходит, зло скорее находится в форме, нежели в материи.
Пусть так, но, несмотря на все это, и им, в конце концов, придется признать, что материя — это истинное зло.
Ибо форма, заключенная в материю, производит зло не сама по себе, отдельно от материи: известно, что образ секиры не разрубит без помощи железа*. В самом деле, эйдосы, заключенные в материю, не тождественны тем, какими они были сами по себе: они уже суть материализовавшаяся Душа, они испорчены материей и смешаны с ее природой. Ведь сущность огня не жжет, да и любой другой эйдос не производит сам по себе того, что он делает, проявляясь в материи.
____________
* Плотин приводит известный пример из Аристотеля.
Материя становится хозяйкой всего, что попадает в нее; она портит его и разрушает, вкладывая в него свою собственную противоположную природу; противоположную не в том смысле, что к горячему она привносит холодное, но к виду горячего она привносит свою безвидность, и ко всякой форме — свою бесформенность, и избыток и недостаток свой — к соразмерному. И так до тех пор, пока ее пленник не потеряет самого себя, став полностью причастным материи, подобно пище, поедаемой зверьми: так то, что съела собака, это уже не то, что было раньше, это уже собачья кровь и все прочее, из чего состоит собака, все жидкости того тела, в которое она попала.
Нет, если даже мы признаем, что тело — причина зла, то это решение не будет окончательным, ибо первой причиной зла нам придется признать материю.
Но, возразят нам, привходящий эйдос должен был бы подчинить себе материю.
Да, но сложность заключается в том, что тот принцип, который мог бы подчинить материю, должен, дабы сохранить свою чистоту, всячески ее избегать.
Ведь и у нас конституция нашего тела определяет силу страстей и желаний, а далеко не обо всех этих телах можно сказать, что ими эйдос вполне овладел: из-за одних телесных недостатков иные из нас тупы, их суждения вялы и скованы; из-за других недостатков другие — легкомысленны и непостоянны. О том же свидетельствуют и перемены в нашем настроении: когда мы взволнованы или подавлены, у нас одни желания и мысли, когда мы спокойны — другие, и совсем иные, когда что-либо приносит нам наслаждение.
Итак, первым злом мы положим безмерное; вторым же — будем считать то, что возникло в безмерности и приняло ее, как свойство, либо путем уподобления ей, либо путем причастности: первична тьма, а вторично то, что потемнело. Поэтому зло, проявляющееся в виде невежества и безмерности души, является злом вторичным, а не злом самим по себе: ведь и добродетель — это не первое Благо, но лишь причастное Благу, благоподобное.
9. Но какая наша способность позволяет нам различать добро и зло?
И главное: чем постигаем мы зло в душе? Ведь добродетель познается духовно, а также и с помощью философских рассуждений; она как бы узнает сама себя; но как нам быть с пороком?
Как при помощи линейки мы можем легко отличить прямую от кривой, так и порок различим, как отклонение от прямой линии добродетели.
Но доступен ли порок непосредственному наблюдению, или же для опознания его требуются иные, более сложные пути?
Ясно, что абсолютное зло мы видеть не можем, ибо оно безмерно и беспредельно; оно постигается нами лишь в абстрактных рассуждениях, но любая из частей зла, как зло несовершенное, доступна нашему познанию по очевидной в ней недостаточности Блага.
Мы можем наблюдать частные блага и по тому, что в них наличествует, мы постигаем и то, что в них отсутствует — то, что есть в целом эйдосе, но не нашло оформления в данной конкретной вещи; так же мы судим и о пороке: как о неопределенной лишенности добродетели. Таким же образом, увидев какое-либо безобразное явление, в котором со всей очевидностью Душа не смогла взять верх над материей и скрыть ее неблаговидность, мы распознаем безобразное как недостаток эйдоса.
Но как мы можем распознать то, что никогда не было причастным форме?
Полностью исключив всяческую форму, мы говорим, что то, в чем уже нет никакой формы, и есть материя; и если кто решает созерцать материю и потому исключает всяческую форму, то он тем самым как бы впускает бесформенность в себя.
А потому и дух, который отваживается взглянуть на то, на что глядеть ему не подобает, есть уже не истинный дух.
Так бывает, когда глаз, дабы узреть тьму, отвращается от света: при свете тьма была для него невидима, но и без света он ничего не может видеть; единственно, что он может без света — это не-видеть, и вот это-то не-виденье и оказывается для него видением тьмы. Так же и дух, чтобы созерцать чуждую ему материю должен выйти за пределы самого себя, отринув свой внутренний свет, подавить свою истинную сущность и, отвратившись от всего светлого, увидеть то, что ему противоположно.
10. Но если материя лишена каких бы то ни было качеств, то как она может быть злом?
Мы говорим о том, что материя бескачественна лишь в том смысле, что сама по себе она не имеет ни одного из тех качеств, которые она способна воспринять и заключить в свой субстрат. Но это отнюдь не означает, что она вообще не имеет никакой природы; если же ей присуща некая природа, то почему бы этой природе не быть злом, пусть даже и бескачественным злом?
Ведь под качеством мы понимаем не нечто, существующее само по себе; качество всегда есть акциденция: им определяется не оно само, но то, чему оно присуще. Таким образом, качество — это лишь привходящий признак, находящийся в чем-то другом. Материя же не существует в чем-то другом: наоборот, она сама есть тот субстрат, в котором содержатся все привходящие признаки. Поскольку же среди ее атрибутов нет такого акцидентального признака, как качество, постольку она и называется бескачественной. Действительно, если сама качественность бескачественна, как же может материя, не принявшая качественности, называться обладающей каким-либо качеством?
Таким образом, материю правильно называют началом бескачественным и злым; она есть зло не потому, что обладает таким качеством, но потому, что вообще лишена качеств; будь она хоть какой-нибудь формой, она, пожалуй, и не была бы злом, но она есть сущность, противоположная всякой форме.
11. Но, возразят нам, сущность, противоположная всякой форме, есть лишенность и полное отрицание и она, таким образом, не может быть субстанцией и необходимо должна находиться в чем-то другом; так что если зло есть лишенность и полное отрицание, то его нельзя полагать само-сущим. Если же зло находится в Душе, то и тогда зло и порок в Душе будут ее собственной лишенностью, а не чем-то таким, что проникло в Душу извне.
Таким образом, мы приходим к учению, которое либо отрицает существование материи вообще, либо же, признавая ее, отрицает в ней зло; следуя этим доводам, мы вынуждены будем поместить зло в Душе, признав ее в какой-то мере лишенной Блага. Но если лишенность есть недостаток формы, должной проявиться в той или иной вещи; если, затем, в Душе усматривается лишенность Блага; если, наконец, Душа творит зло в себе же и из своей природы, тогда ее никак нельзя считать благой, а потому и обладающей жизнью. А значит она, будучи лишенной жизни, т.е. неодушевленной, не будет и Душой.
Но Душа обладает жизнью по самой своей природе и, следовательно, не может быть лишенной Блага; она несет в себе нечто благовидное — благой след Духа — и потому не может быть злом; таким образом, поскольку Душа причастна Благу, она и сама не есть первое зло, и первое зло не может быть присуще ей в качестве акцидентального признака.
12. Но ведь возможно, что зло и порок в Душе — это не совершенная, но лишь частичная лишенность блага?
Но если бы это было так, то Душа, одной частью причастная Благу, другою была бы его лишена, а значит имела бы смешанную природу; значит и зло, содержащееся в ней, было бы не абсолютным, но смешанным; таким образом, и в этом случае мы не достигли бы понимания, что есть первое, несмешанное зло. Душа будет причастна Благу по своей природе, зло же останется для нее чем-то привходящим.
13. Не будет ли зло, однако, просто помехой душе в ее деятельности, подобно тому, как иной раз пелена застилает зрение?
Но так как эта пелена, которую мы назовем злом для глаза, будет на самом деле не более, чем только проявлением зла, то значит, что само абсолютное зло будет чем-то другим. Таким образом, если порок есть некая помеха в душе, он, следовательно, хотя и творит зло в душе, но сам при этом не является предельным злом. Равно и добродетель не есть Благо, но лишь как бы его проводник; а раз добродетель не Благо, то и порок — не Зло.
Мы говорим, что добродетель не есть ни красота сама по себе, ни тем более Благо, поскольку они прежде добродетели и ей трансцендентны; сама же добродетель блага и прекрасна лишь в силу сопричастности к ним. Итак, восходя от добродетели, мы пришли к красоте самой по себе и к Благу; точно также, нисходя от порока, мы достигнем и самого зла; оттолкнувшись от порока, как от начального пункта падения, мы достигнем созерцания чистого зла, насколько такое созерцание возможно, и, тем самым причастившись его, сами станем злыми. И тогда мы вступим в область полнейшего неподобия и, утратив все божественные черты, погрузимся в мрак и грязь.
А потому, если душа совершенно уйдет в совершенный порок, то ее нельзя уже будет назвать просто порочной, ибо обычный человеческий порок еще несет в себе какой-то благий след, но следует сказать, что душа самую свою природу сменила на другую — злую, что душа уже мертва, насколько душа может умереть. Для души же есть два пути к смерти: пока она еще погружена в тело, смерть для нее — это утонуть в материи и наполниться ею; когда же она покинула плоть, смерть — это пребывать погребенной в материи до тех пор, пока не удастся ей каким-нибудь образом выбраться наверх и отвратить свой взор от грязи; и тогда она "приходит в Аид и засыпает там"*.
____________
* Платон. "Государство".
14. Нам могут возразить, что порок — это лишь немощь души.
Действительно, порочная душа неустойчива, постоянно предается то одним порокам, то другим, увлекается любыми желаниями и страстями, легко воспламеняется гневом, склонна к уступкам и ко всякого рода дурным фантазиям, столь слаба, сколь могут быть слабы слабейшие из созданий искусства и природы, уносимые первым же порывом ветра, сгорающие в первом же огне.
Стоит, пожалуй, подробнее рассмотреть, что такое немощь души и откуда она происходит.
Понятно, что немощь души, это совсем не то же самое, что немощь тела: лишь поскольку под понятием "немощь тела" мы понимаем неспособность к действию и пассивность, постольку и относительно души применяем слово "немощь"; впрочем, причина немощи в обоих случаях — все та же материя.
Следует, впрочем, внимательней присмотреться к причинам этой так называемой немощи души, которая, разумеется, не является результатом ни сгущения или разрежения, ни утолщения или утоньшения, ни какой-либо заразы, вроде лихорадки.
Эта немощь может иметь место либо в душах, отделенных от материи, либо в душах, соединенных с материей, либо и в тех, и в других.
Она не может возникнуть в душах, отделенных от материи, поскольку все они чисты и, как говорится, крылаты*; они совершенны и их деятельность не встречает преград; таким образом, немощь может быть лишь в душах падших, в не очистившихся и в нечистых; и немощь их — это не лишенность чего-либо, но присутствие чего-то чуждого, подобно присутствию в органах тела вредных для здоровья флегмы или желчи.
____________
* Платон. "Федр".
Если мы составим себе ясное представление о причине падения души, то сможем должным образом понять и причину ее немощи.
Итак, есть материя и есть душа, и место у них как бы одно. Действительно, нет отдельного места для материи и отдельного — для души, например, для материи — на земле, а для души — в воздухе: для души быть в "отдельном месте" означает просто не быть в материи, не соединиться с ней, не составить с ней нечто одно, не раствориться в материи.
У души много измерений: она имеет начало, середину и конец. Материя же, находясь рядом, как бы попрошайничает* и изводит душу надоедливыми жалобами: она хочет проникнуть внутрь души; но вся область души священна**, в ней нет ничего, что не было бы причастно Душе. Материя же, простершись под нею, озаряется ее светом, но не может достигнуть самого источника света, поскольку Душа не допускает к себе столь чуждую вещь, тем более, что зло делает ее невидимой. Но зато она сумела омрачить лучи, озаряющие ее, затемнить свет, струящийся из Души; смешавшись с этим светом, материя привнесла в него свою немощь; поселив в душах становление, она дала им повод обратиться к ней, что было бы невозможным, не будь она всегда рядом, как бы под рукой.
____________
* Платон. "Пир".
** Цитата из трагедии Софокла "Эдии в Колоне".
Вот здесь и начинается падение души: она спускается в материю и ослабевает, поскольку многие из ее сил и способностей завязают в ней, как в тине, и теряют способность действовать; и вот материя уже занимает место, принадлежавшее душе, и заставляет душу как бы сжиматься, а то, что она украла у души, она делает злым; и так до тех пор, пока душа не найдет в себе силы восстановить свои права.
Таким образом, именно материя — причина немощи души и ее зла.
Зло материи — источник немощи и порока, она — первое зло. И если душа бывает восприимчива к материи, если она, соединяясь с материей, становится злой, то это лишь потому, что рядом с ней, в течение всей ее земной жизни, всегда находится материя.
15. Если кто-нибудь усомнится в том, существует ли материя вообще, тому напомним, что необходимость существования этого начала была показана нами в трактате "О материи", в котором этот вопрос был рассмотрен достаточно подробно.
Если же кто-либо станет отрицать существование зла, то тому придется тогда заодно упразднить и Благо, как равно и вообще все, что можно желать; а тем самым придется упразднить и всякое стремление, и отвращение, и даже мышление; ибо желанным может быть только Благо, отвратительным — зло, а мышление, мудрость — это понимание того, что есть благо, а что — зло; причем и само мышление — благо.
Итак, должно существовать само Благо, т.е. чистое благо, затем — смешанное из блага и зла, причем если зла в нем будет больше, нежели блага, то оно будет устремлено к полному, абсолютному злу, а если меньше, то по мере уменьшения в нем злого, оно будет все более стремиться к Благу.
Чем же может быть зло для души?
Какое зло может быть в душе, которая не соприкасается с худшей природой? Разве могут возникнуть в ней желания, печали, ярость, страх? Страхи появляются у того, что составлено из разных частей: оно боится распада; страдания же и печаль сопровождают распад; желания возникают, когда что-то раздражает этот сложный состав или же обещает лекарство против подобного раздражения; дурные фантазии порождаются чем-то внешним и воспринимаются душой лишь потому, что она не проста, но имеет неразумную часть; ложные же мнения возникают в душе оттого, что душа, утрачивая чистоту, выходит за пределы истины.
И лишь одно желание, одно стремление души поистине прекрасно — это стремление к Духу: требует же оно полного сосредоточения и утверждения в Духе, отказа от какой бы то ни было склонности к низшему.
Зло же никогда не предстает перед нами как чистое зло. Благодаря добродетельной природе и мощи Блага, зло может являться нашему взору не иначе, как заключенное как бы в путы красоты, подобно пленнику в золотых оковах, скрывающих его, дабы его сущность не была видна богам и чтобы люди не были вынуждены вечно глядеть на зло, но чтобы даже тогда, когда оно возникает перед ними, в их памяти всплывали бы образы Блага и красоты.
Душа не покинет Вас, не захватив что-нибудь с собой. Покидая тело, душа сохраняет в себе еще что-то телесное, и ее уход — лишь переход на некое новое место*. И там душа ожидает тело, чтобы уже полностью порвать с ним; после этого больше не будет никаких перемещений — она просто окажется свободной.
____________
* Платон. "Федон"
Но как происходит это окончательное отделение? Отделение происходит, когда порываются все связи между телом и душой: телесная гармония, пленявшая душу своей добродетелью, разрушается, и уже ничего более не задерживает небесную гостью.
Но когда кто-либо сознательно убивает свое тело, когда он насильно порывает все связи — виновно ли его тело в том, что душа ускользнула?
Ведь ясно, что этим человеком двигала какая-либо страсть: или отвращение, или горе, или гнев — страсть, которой он бездумно потакал.
Но если человек утратил смысл своего существования? В это трудно поверить, но коль скоро это произошло, то следует предположить, что за этим стоит влияние чужой и чуждой воли. Освобождать душу с помощью подобных лекарств — странный способ обретения смысла.
И если судьбой каждому отпущен свой срок, не нужно предвосхищать час своего ухода, если, конечно, в том нет особой необходимости.
Возможно, что в ином мире мы еще долго будем пребывать в том состоянии, в котором покинули этот, а потому не следует торопить свой исход, пока имеется хоть проблеск надежды.
II.3 ЧТО ДЕЛАЮТ ЗВЕЗДЫ
1. Самое широкое распространение получило мнение, что по звездам можно предугадать определенные грядущие события, но при этом сами звезды не являются прямыми причинами этих событий. Были представлены некоторые (весьма незначительные) доказательства верности этой теории и, тем не менее, данный предмет требует более точного и более глубокого исследования, ибо нельзя поспешно соглашаться с какой бы то ни было идеей.
Некоторые люди убеждены, что движение звезд определяет не только то, будет ли человек богат или беден, здоров или болен, но даже и то, будет ли он красив или уродлив, и, что самое ужасное, будет ли он добродетелен или грешен, то есть движением звезд предопределены и деяния данного человека, ибо деяния свои он совершает в соответствии со своими добродетелями или пороками. Нам предлагается поверить в то, что звезды могут быть рассержены на людей — и на людские деяния. Но ведь своими деяниями люди, которых звезды сами сделали такими, какие они есть, никак не могут причинить вреда звездам.
Они будут раздавать свои дары не из доброты, а из-за того положительного или отрицательного влияния, которому они сами подвергаются на различных этапах своего пути: поэтому следует предположить, что они меняют свои планы в зависимости от того, где они в данный момент находятся — в зените или в низшей точке своей орбиты.
Выдвигаются еще более абсурдные предположения, что одни звезды относятся к человеку недоброжелательно, а другие, наоборот, ему помогают, но, тем не менее, в определенном положении "злые" звезды творят добро, а "добрые" — причиняют человеку вред; более того, их воздействие меняется в зависимости от того, находятся ли они в поле зрения друг друга или нет, то есть в итоге напрашивается вывод, что у них нет определенной природы, ибо их природа меняется в соответствии с изменением их углов конфигурации; звезда является "доброй", когда она находится в поле зрения одной своей спутницы, и становится "злой", когда попадает в поле зрения другой; более того, следует учитывать еще и то, как именно звезды видят друг друга, и, наконец, поскольку существует общее воздействие звезд, то это общее воздействие отличается от воздействия, оказываемого каждой отдельной звездой, подобно тому, как соединение различных жидкостей дает смесь не похожую ни на одну из ее составных частей.
Поскольку эта и подобные ей точки зрения получили широкое распространение, то будет разумно тщательно изучить их каждую в отдельности и начать это изучение с основного вопроса:
2. Есть ли у этих планет душа, или ее у них нет?
Для начала предположим, что Души у них нет. В этом случае они могут излучать только тепло или холод — если можно только себе представить, что звезды излучают холод — то есть, любое их послание будет воздействовать только на нашу телесную природу, ибо все их послания будут чисто материальными. Это означает, что в телах, подвергшихся воздействию звезд, не может произойти никаких значительных изменений, ибо чисто материальные излучения звезд не могут сильно отличаться друг от друга, и, более того, на земле они должны сливаться в одно общее излучение; в большинстве своем различия будут возникать из-за месторасположения объекта, от его близости или удаленности от центра излучения. Конечно, подобные умозаключения имеют смысл только в том случае, если существует как теплое, так и холодное излучение.
Хорошо, ну а какое отношение может иметь такое материальное воздействие к тому, что существуют различные классы и виды людей, существуют люди образованные и люди безграмотные, существуют ученые, презирающие демагогов, и музыканты, презирающие представителей всех других профессий? Может ли чисто физическая сила сделать человека богатым или бедным? Может ли она создать условия, которые никак не зависят от взаимодействия материальных элементов? Например, может ли она подарить человеку именно такого брата, отца, сына или жену, или послать ему удачу в какой-то определенный момент, или сделать его главнокомандующим или королем?
Теперь, давайте предположим, что у звезд есть жизнь, есть разум и действуют они целенаправленно.
Тогда, что такого плохого мы могли им сделать, чтобы они вполне умышленно заставляли нас страдать: они, которые находятся в божественном месте и сами являются божественными? В их природе нет ничего, что могло бы сделать человека низменным, а от наших благоденствий или бед им нет никакой пользы и никакого вреда.
3. Но может быть их действия зависят не от их воли, а от того положения, в котором они в данный момент находятся и от той фигуры, составной частью которой они в данный момент являются? Но если их действие определяется их положением или фигурой, частью которой они являются, то тогда результаты действия нескольких разных звезд будут совершенно идентичны, когда каждая из них будет находиться в определенном месте или в данной фигуре.
И тогда возникает вопрос, какое хорошее или плохое влияние может испытывать любая из звезд, по мере своего прохождения по данной параллели или данной части Зодиакального круга — ибо звезды не входят в саму Зодиакальную фигуру, а находятся значительно ниже ее — в особенности если принять во внимание, что в какой бы точке звезда не находилась, она всегда остается на небесах.
Абсурдно думать, что какая-то конкретная группа, под которой в данный момент проходит звезда, может изменить характер звезды или ее воздействие на землю. И можно ли себе представить, что ее характер и результаты ее воздействия меняются в зависимости от того, находится ли она в высшей или низшей точке своей орбиты? Если звезда находится в высшей точке, то ее воздействие очень сильно; если в низшей — то оно ослабевает или вообще прекращается; в высшей точке — звезда является "злой", а по мере нисхождения она "добреет"; ну разве может такое быть?
Мы не должны забывать, что любая звезда без исключения, как таковая, в высшей точке принадлежит к одной группе, а в низшей — к другой, и наоборот; и уж конечно она не может быть одновременно и счастливой и печальной, злой и доброй. Не существует никакого логического объяснения тому, почему звезда в низшей точке своей орбиты должна быть счастливой, а в высшей — печальной: получается, что она счастлива и несчастлива одновременно.
Далее, почему беспокойство, испытываемое какой-либо звездой, должно причинять нам какой-либо вред?
Нет: мы не можем думать, что звезды в один момент могут печалиться, а в другой — веселиться; они всё время должны быть безмятежно-спокойны, счастливы от того добра, которым они наслаждаются, и того Зрелища, которое предстает перед ними. Каждая звезда живет своей собственной свободной жизнью; каждая находит свое Добро в своем же Деянии; и это Деяние к нам отношения не имеет.
Подобно птицам прорицателя, живые существа небес, никак с нами не связанные, могут, время от времени, помочь в предсказании будущего, но предопределить наше будущее они никоим образом не могут.
4. А разве не противоречит логике предположение, что какая-то конкретная звезда может радоваться при виде одной звезды и приходить в расстройство при виде другой; что за неприязнь может быть между подобными существами? и что может быть причиной такой неприязни?
И какая ей разница, что она образует с этими звездами треугольник или квадрат, или прямую линию?
Опять же, почему она должна видеть свою спутницу только из какого-то определенного положения, и не видеть ее в следующей Зодиакальной фигуре, хотя на самом деле они стали ближе друг другу?
И еще один существенный вопрос: каким образом звезды могут оказывать то воздействие, которое им приписывается? Как можно объяснить отдельно взятое воздействие какой-то конкретной звезды и еще более непостижимое общее воздействие всех звезд вместе взятых?
Мы не можем думать, что они договариваются друг с другом, идут на компромиссы, отказываются от своих намерений и что их общее воздействие является результатом какого-то согласованного плана.
Никакая звезда не будет подавлять устремления другой звезды, и никакая звезда не поддастся уговорам и не откажется от своих намерений.
Что же касается предположения, что одна звезда, войдя в область воздействия другой звезды, может испытывать наслаждение, а эта другая звезда, заняв место первой, может приходить в крайнее раздражение, то оно равносильно предположению, что могут существовать дружеские отношения между двумя людьми, один из которых обожает другого, а другой ненавидит первого.
5. Когда нам говорят, что некая холодная звезда тем более благоприятнее для нас, чем дальше она от нас находится, то этим ясно дается понять, что её вредное влияние проистекает из холодности ее природы; и в то же время (если размышлять подобным образом) она должна помогать нам, когда она находится в противоположных Зодиакальных фигурах.
Нам говорят, что когда холодная планета находится напротив горячей, то они обе становятся опасными: но их воздействие на нас может быть результатом компромисса между ними.
И нам предлагают поверить, что одна из звезд счастлива днем и "добреет" в теплой атмосфере, в то время, как другая, огненная звезда, наибольшее удовольствие испытывает ночью — словно эти звезды не живут в вечном дне, при вечном свете, и словно первая из них может потемнеть, находясь на таком большом расстоянии от земной тени.
Бытует также мнение, что луна, в соединении с определенной звездой, в момент полнолуния "смягчается", но пребывая в ущербе, она же пребывая в соединении все стой же звездой, становится зловеще-опасной; если согласиться с существованием такого явления, то следует согласиться и с существованием его противоположности. Ибо в тот момент, когда с нашей точки зрения, луна является полной, то ее другое полушарие затемнено, то есть с точки зрения звезды, находящейся над ней, луна пребывает в ущербе; а когда, с нашей точки зрения, луна пребывает в ущербе, то с точки зрения той звезды наступает полнолуние, и тогда результаты воздействия луны должны быть диаметрально противоположными. В сущности, для самой луны не имеет никакого значения, в какой конфигурации она находится, ибо какое-нибудь из ее полушарий (либо верхнее, либо нижнее) всегда будет освещено; для другой звезды тепло луны, о котором нам говорят, может иметь значение; но это тепло будет достигать ее именно тогда, когда нам луна светить не будет; мы будем видеть исключительно ее темную сторону, а с точки зрения другой звезды луна будет полной, и стало быть (по идее) благоприятной. Если мы видим темную сторону луны, то значит она плохо воздействует на землю, но в то же время не причиняет никаких неприятностей планете, стоящей над ней. Утверждается, что эта планета ничем не может помочь земле из-за своей удаленности и стало быть расположена к ней не особо дружелюбно; но когда луна повернута к земле своей светлой стороной, то этого вполне достаточно, и поэтому та другая планета не имеет для земли никакого значения. Когда же луна повернута к нам своей темной стороной, но при этом находится в конфигурации с Огненной Звездой, то она оказывает на землю благотворное влияние: это утверждение основывается на убеждении, что силы Марса хватает на всех, ибо эта звезда содержит больше огня, чем ей нужно.
Истина же заключается в том, что хотя материальные излучения живых существ небесной системы и обладают различной тепловой интенсивностью этим планеты и отличаются друг от друга — ни одна из планет не излучает холод; доказательством тому служит природа пространства, в котором они обитают.
Звезда, известная под названием Юпитер, обладает положенным ей количеством огня (и тепла), напоминает в этом смысле звезду Венера, и, стало быть, находится с ней в союзе. В конфигурации со звездой, известной под названием Огненная (Марс), Юпитер является благоприятной планетой, поскольку его воздействие смешивается с воздействием Марса; в конфигурации с Сатурном он неблагоприятен для Земли ввиду расстояния, на котором он от нее находится. Меркурию, похоже, все равно, в какой конфигурации находиться: он перенимает характер любой планеты.
Но истинно и то, что все звезды являются слугами Вселенной, и потому относятся друг к Другу так, как того требует их долг перед Вселенной, то есть они состоят в тех гармоничных отношениях, какие можно наблюдать у представителей любой из животных групп. Звезды существуют исключительно во имя Вселенной, точно так же, как желчный пузырь существует во имя всего тела в целом, а не только для того, чтобы исполнять свои непосредственные функции; он может быть возбудителем животных чувств, но не может заставить взбунтоваться ни весь организм, ни ту область, в которой он находится. Подобный баланс должен обязательно сохраниться и в Целом — рядом с горечью должна быть и сладость. Конечно, должно быть разграничение обязанностей например, глаза должны заниматься своим делом, и так далее — но все члены будут с любовью относиться к единой животной оболочке, к которой они принадлежат. Только при соблюдении этого условия могут иметь место единство и полная гармония.
По аналогии с этой гармонией можно определить каждую часть Знака.
6. Ну разве не лишена какой бы то ни было логики теория, что Марс или Венера, в определенных конфигурациях, могут вызывать супружескую неверность, — словно они могут, используя этот фактор непостоянства человеческих чувств, удовлетворять свои собственные взаимные желания? И кто может согласиться с утверждением, что его счастье зависит от того, что он видит своего партнера под тем или иным углом, даже если при этом с ним ничего не происходит?
Опять же: мириады живых существ рождаются и существуют; заниматься каждым из них в отдельности, делать их знаменитыми, богатыми, бедными, сладострастными, определять жизненный путь каждого из них — да во что бы тогда превратилась жизнь звезд, как они смогли бы справиться с такой сложнейшей задачей?
Мы должны предположить, что они следят за восходом каждого из нескольких созвездий, ибо для них это является сигналом к действию; вот это, видят они, поднялось на такое-то количество градусов, представляющее такое-то количество отрезков его пути наверх; они высчитывают на пальцах, в какой именно момент они должны предпринять такое-то действие, ибо, если они его совершат преждевременно, то это нарушит установленный порядок; и получается, что нет никакого Существа, контролирующего всю схему в целом; получается, что каждая звезда действует по отдельности, словно и не существует Высшего Единства, которое является источником всех форм Бытия, зависящих от него и неразрывно с ним связанных, и которое указывает каждому отдельному Виду, какую задачу ему следует выполнить, а также приказывает ему привести в действие скрытые в нем возможности.
Подобная теория может показаться логичной только людям, ничего не знающим о природе Вселенной, в которой есть руководящий принцип и первопричина, действующие сверху вниз и обязательные для каждого ее члена.
7. Но если звезды предвещают будущее — а мы уверены, что это делают также и многие другие вещи — то какое объяснение мы можем предложить? Чем объяснить это явно не случайное явление? Ясно, что если частности не объединены каким-то общим принципом в единое целое, то такого объяснения быть не может.
Мы можем думать о звездах, как о буквах, которыми кто-то все время пишет по небесам или которые были однажды начертаны раз и навсегда, но при этом продолжают двигаться, потому что им надо выполнять и другие поставленные перед ними задачи; за этими основными задачами следует способность к предсказанию будущего, сходная с тем принципом, по которому мы можем познать любое живое соединение, изучая его отдельные члены: например, мы можем представить себе характер человека, или даже подстерегающие его опасности и ожидающие его успехи, по его глазам или какой-нибудь другой части тела. Каковы наши отдельные члены, таковы и мы в целом: закон может действовать по разному, но этот закон — един.
Все наполнено символами;* мудрый человек — это человек, который в одной вещи может увидеть другую: с этим явлением каждый из нас сталкивается ежедневно.
____________
* Тимей 30d-31а
Но в чем заключается всеобъемлющий принцип взаимодействия? Если его определить, то можно получить подходящую основу для предсказания будущего и не только по звездам, но и по птицам и животным, из поведения которых мы часто черпаем информацию по различным волнующим нас вопросам.
Все вещи должны быть взаимосвязаны; гармония и соответствие, которые можно обнаружить в любом слаженном организме, должны в более ярко выраженной форме существовать в Целом. Должен существовать один принцип, образующий это единство различных форм жизни и объединяющий воедино его части, хотя, в то же самое время, подобно тому, как в любой, состоящей из нескольких частей, вещи, каждая часть несет свою определенную нагрузку, так и в Целом (высшем Целом) каждые несколько членов могут выполнять свои собственные задачи — но делать это более заметно, так что в этом случае части будут не просто членами Целого, а сами будут являться Целым, членом более могучего Вида.
Таким образом, каждое существо порождено единым принципом и, хотя и выполняет свою собственную задачу, но взаимодействует с каждым из членов данного Целого, вне которого оно никак свою задачу выполнить не может; каждое существо свершает свое деяние, получает что-либо от остальных, в положенный ему момент вносит свою лепту сладости или горечи. И во всем этом процессе нет ничего непродуманного, ничего случайного: все является единой схемой подразделений, в которой Изначальные порождают бесконечную цепочку Видов.
8. Душа также сосредоточена на выполнении своей собственной задачи; во всем, что она делает, она является независимым источником движения: оно может иметь четкую направленность или быть хаотичным, но во Вселенной любое действие подчиняется Закону Правосудия, без которого Вселенная бы развалилась; Вселенная вечна именно потому, что вся ее ткань удерживается не только порядком, но и мощью контролирующей силы. И в этом порядке, звезды, будучи далеко не самыми малозначительными членами небесной системы, являются сподвижниками, вносящими свой вклад и в ее спокойную красоту, и в ее символическое качество. Их символической силе подчиняется все царство чувств, и они могут делать только то, что им дозволено.
Наша часть природы привязывает нас к работе Души до тех пор, пока мы не будем сокрушены многообразием Вселенной; опустившись, мы отбываем наказание, которое состоит и в самом падении, и в пребывании в низшем ранге: богатство и бедность порождаются не звездами, а комбинациями внешних факторов.
А что сказать о добродетели и пороке?
Этот вопрос обсуждался уже неоднократно; короче говоря, наша добродетель — это древний продукт Души; грех — это продукт общения Души с внешним миром.
9. Вышесказанное приводит нас к Веретену Судьбы, которым, по мнению древних, вертит Рок. Для Платона* Веретено представляет собой взаимодействие движущихся и неподвижных элементов космической системы: Рока с Необходимостью, Матерью всех Судеб, которая с рождением каждого существа начинает плести новую нить, так что все появляется на свет благодаря Необходимости.
____________
* Государство X, 616с
По "Тимею",* творящий Бог вселяет в нас саму суть Души, а вот блуждающие в космосе божества (звезды) вдыхают в нас сообщенные им Необходимостью необузданные страсти (порыв, жгучее желание, ощущение удовольствия и боли) и ту низшую фазу Души, из которой рождается опыт. Из этого следует, что наша личность привязана к звездам, где наша Душа (как сумма Принципа и страстей) обретает форму; и с момента нашего появления в мире нас ведет Необходимость; наш темперамент будет предопределен звездами и, стало быть, ими будут предопределены и наши деяния, поскольку они проистекают из нашего темперамента, а также весь наш опыт, полученный в ходе общения с природой.
____________
* Тимей 69 cd
После всего этого, что же такое есть "Мы"?
"Мы" — это равнодействующая сила Бытия, чьей природе свойственна не только определенная уязвимость, но и способность справиться с нею. Как бы мы не были, природой нашего тела отделены от Бога, Он все же дал нам, среди всего этого зла, "возможность быть добродетельными",* совершенно бесполезную в царстве полной безопасности, но абсолютно необходимую там, где ее отсутствие грозит падением.
____________
* Государство X, 617е
Значит, наша задача состоит в том, чтобы добиться освобождения от этой сферы, разрубив все сковывающие нас путы;* полный человек должен быть чем-то лучшим, чем просто одушевленным телом. Есть другая, свободная жизнь, качеством которой является продвижение к высшему царству, к добру и божественности, к тому Принципу, которым никто не обладает, но который каждый может обрести, становясь, каждый по-своему, более высоким, более красивым, Богоподобным, и отстраненно существуя в Нем и посредством Его, — если только человек не изберет путь отчуждения от высшей Души и, стало быть, путь жизни по воле рока, не используя на свое благо продуманность звездной системы, но просто становясь одной из ее многочисленных частиц, увлекаемых общим потоком.
____________
* Федон 67с, Теэтет 176аb
Ибо характер каждого человеческого Существа слагается из двух частей; есть сумма компромиссов и есть Подлинный Человек; то же самое относится и к Космосу в целом; в одной фазе он является соединением тела с определенной формой Души, привязанной к этому телу; в другой фазе он является Вселенской Душой, которая сама не воплощена, но посылает свои лучи воплощенной Душе; такая же двойственность присутствует и в Солнце, и в других телах солнечной системы.
Более отстраненной, чистой Душе, Солнце и звезды не могут внушить никакой низости. Они оказывают воздействие на материальное Целое только как его части, как существующие в нем одушевленные тела; и они воздействуют только на то, что неполно; тело — это фактор и в то же время оно становится средством передачи звездной воли и той подлинной Души в ней, которая неуклонно занята созерцанием высшего.
Но (с любой поправкой на низшие силы) все следует либо за этим Высшим или, вернее, за Существами вокруг Него — мы можем думать о Божестве, как об огне, чье растекающееся тепло пронизывает всю Вселенную — либо за тем, что передается одной Душой (божественной первой Душой) другой, родственной ей Душе (Душе любого конкретного существа). Любая смесь — некрасива. Ибо Вселенная — это в сущности смесь,* и если мы отделим от нее эту отъемлемую Душу, то от Вселенной мало что останется. Целое есть Бог, когда в нем есть божественная Душа; остальное, читаем мы,** есть "великий гений", и он подчинен божеству.
____________
* Тимей 47е
** Пир 202 de
10. Если все это правда, то мы сразу должны признать значение звезд, но с признанием их влияния нам не следует торопиться, за исключением тех случаев, когда речь идет о материальном Целом или об их конкретных функциях.
Мы должны признать, что Душа, входя в рождающееся тело, приносит в него что-то свое, ибо она ни за что не приблизилась бы к телу, неспособному подчиняться; мы должны признать, что в самом ее вхождении в тело присутствует некий элемент случайности, поскольку момент вхождения и его условия определены космической системой; и мы должны признать наличие в самой этой системе некой эффективной силы; эта сила взаимодействует с другими силами и выполняет свою собственную задачу, поставленную перед ней Целым, которое упорядочивает и наделяет функциями все, что имеется в космической системе.
11. И мы должны помнить: то, что исходит от божеств (звезд) не доходит до получателя в своем первоначальном виде; огонь, например, будет более тусклым; любовный инстинкт выродится в уродливые формы страсти; жизненная энергия утратит уравновешенность, присущую истинно мужской отваге, и превратится либо в свирепость, либо в малодушие; честолюбие, замешанное на страстном желании во что бы то ни стало достичь цели, погонится за иллюзорными ценностями: интеллект в самом низменном своем проявлении породит крайнюю греховность, ибо греховность — это неверный путь к Разуму (к высшему принципу в человеке).
Любое из подобных качеств, сотворенное как нельзя лучше высшей формой, попав к нам портится: любые вещи, приходящие к нам сверху, меняются уже потому, что они покинули место своего рождения, и продолжают меняться из-за слияния с телами, с Материей, друг с другом.
12. Все, что таким образом исходит от божеств, образует единство (в данном конкретном объекте), и каждое существо впитывает в себя какую-то часть этой смеси, так что в результате появляется сама вещь плюс некое качество. Излучение не создает лошадь, оно просто чем-либо эту лошадь наделяет: ибо лошадь создается лошадью, а человек — человеком: конечно, Солнце играет какую-то роль в придании ему определенной формы, но сам человек порожден Человеческим Принципом. Внешние вещи оказывают свое влияние, которое иногда может быть вредным, а иногда — полезным: подобно отцу, они зачастую несут добро, но иногда могут причинить и вред; но они не разрушают основы природы человека; если же бывает, что Материя доминирует, а человеческий принцип отодвинут на второй план, то это означает, что произошла неудачная попытка достичь совершенства; Идеал был превратно истолкован.
13. Что касается феноменов нашей сферы, то одни из них порождены космической системой, а другие — нет; мы должны изучить их по отдельности и понять их происхождение.
Суть состоит в понимании того, что Душа руководит этим Целым* по плану, содержащемуся в Принципе Разума и играет в Целом роль того самого принципа, который в любой живой вещи создает члены организма и гармонично соединяет их воедино; в Целом представлена вся сила Души, но в его частях Душа представлена только пропорционально тому уровню основной реальности, который присутствует в каждой из этих составных частей. Любое существо окружено другими существами, которые могут относится к нему враждебно или дружелюбно, в зависимости от задач, поставленных перед ними природой; но для Целого во всем его объеме, каждое существо является его хорошо подогнанной частью, имеющей свой характер, и тем не менее, хоть и по-своему, но вносящей свой вклад во всю историю жизни Вселенной.
____________
* Федр 24cf
Неодушевленные части Целого — это просто инструменты; все свои деяния они совершают при помощи, так сказать, посторонних сил.
Одушевленные части подразделяются на два класса. К одному классу относятся части способные к самостоятельному движению, но мчащиеся наугад, подобно необузданным лошадям: их следует привести в чувство кнутом.* В Разумном Живом Существе принцип природы берет на себя функции возничего; если возничий умен, то в большинстве случаев его повозка кратчайшим путем несется к заранее намеченной цели Но оба класса являются членами Целого и взаимодействуют во имя достижения общей цели.
____________
* Критий 109с
Самые великие и ценные из них обладают большой самостоятельностью и широкими возможностями; они вносят свой вклад в жизнь Целого действуя сами, а не являясь объектом воздействия других; другие, слишком слабые, чтобы действовать, почти все время пассивны; существует и промежуточный тип, в представителях которого присутствует принцип продуктивности и активности и они эффективно действуют в различных сферах, но в то же время вносят свой вклад в жизнь Целого и своей пассивностью.
Таким образом Целое представляет собой абсолютно полноценный Живой Организм, каждый член которого порождает все, что высоко и благородно в той степени, в какой в нем содержится Высшее; и вся эта схема должна быть послушна Повелителю, подобно тому, как армия послушна полководцу, должна, как говорится,* "следовать за Зевсом", когда он движется к Определенному Виду.
____________
* Федр 246е
Вторичным в Целом являются его части с менее возвышенной природой, сходные с теми органами нашего тела, которые стоят рангом ниже Души; вообще, есть общая аналогия между вещами в Целом и нашими собственными членами — хотя масштаб несколько иной.
Тогда все живые существа — как на небесах, так и повсюду — подчиняются общему Принципу Разума Целого — они стали частями, чтобы служить целому; ни одна из этих частей, какой бы возвышенной она не была, не обладает силой, достаточной для того, чтобы изменить эти Принципы Разума или вещи, сформированные ими и для них; одна часть может отчасти изменить (в худшую или в лучшую сторону) другую часть: но не существует силы, которая могла бы выбросить что-либо за пределы присущей ему природы.
Часть, которая вызывает изменения в худшую сторону, может действовать несколькими способами.
Она может в определенной степени ослабить материальную оболочку. Или она может заразить слабостью дружелюбно к ней относящуюся Душу, которая, посредством материальной оболочки, станет источником низости, будучи низвергнутой, хотя и не в самой своей сути, в низший порядок бытия. Или, в том случае, если материальная оболочка плохо организована, она может мешать тому воздействию Души на материальную оболочку, которое требует определенного сотрудничества со стороны части, на которую оказывается воздействие: скажем, лира с плохо натянутыми струнами неспособна звучать должным образом.
14. Что можно сказать о бедности и богатстве, о славе и власти?
Если состояние достается по наследству, то звезды просто возвещают о рождении богатого человека, подобно тому, как они обещают высокое социальное положение ребенку, родившемуся в знатной семье.
Богатство может возникнуть в результате самостоятельной деятельности человека: если богатство является результатом деятельности тела, то этот результат был достигнут отчасти благодаря физическим силам, прежде всего родителям, и отчасти, если для достижения богатства имело значение местопребывание человека, благодаря небу и земле; если же тело не имело отношения к достижению успеха, то человек всецело обязан им своей добродетели. Если состояние оказалось подарком хорошего человека, тогда источником богатства снова является добродетель; если же оно было подарено плохим человеком, но получателем подарка оказался человек достойный, тогда его можно отнести на счет лучших черт этих людей; если же получателем богатства оказался человек беспринципный, то тогда его состояние является результатом самой его греховности, хотя даритель несет равную долю ответственности за неправедное деяние.
Если богатство возникло в результате трудовой деятельности, например, земледелие, тогда его источником являются земледелец и окружающая его среда. Если человек нашел клад, значит в происходящие события вмешалось нечто из Целого; и если это так, значит это событие можно было предвидеть, ибо все события связаны друг с другом. Человек лишился денег: если в результате грабежа, то винить следует грабителя и побуждающий его к действию природный принцип; если в результате кораблекрушения, тогда причиной тому является цепь событий. Что касается доброй молвы, то она либо заслужена, то есть порождена добрыми деяниями человека и благодарностью людей, восхваляющих эти деяния, либо незаслуженна, то есть причиной ее являются неверное представление людей о том человеке, которого они хвалят. То же относится и к власти — ибо она также может находиться в руках достойного или недостойного человека — что зависит либо от мудрости тех, кто вручил ему эту власть, либо от самого человека, который добился своей цели, например, организовав себе поддержку, или каким-либо иным способом. И браки заключаются либо в результате осмысленного выбора, либо в результате стечения обстоятельств. А рождение определяется браками: если все хорошо, то ребенок четко соответствует своему типу; в противном случае он внутренне ущербен, что зависит либо от матери, либо от неблагоприятной для данного зачатия окружающей среды.
15. По мнению Платона,* жребий и выбор вносят свой вклад в определение судьбы человека еще до того, как начинает вращаться Веретено Необходимости; только после того, как они скажут свое слово, Веретено может начать плести нить: оно делает выбранные условия неизменными, поскольку определенный дух-хранитель начинает помогать их соблюдению.
____________
* Государство 617de
Но каково тогда значение Жребия?
Под Жребием (случайным элементом) мы должны понимать рождение в условиях, существующих в Целом в данный конкретный момент вхождения в тело, рождение в данной конкретной физической оболочке, отданных конкретных родителей, в данном конкретном месте, и вообще все то, что мы называем Внешними Факторами.
По Платону, есть три вида Судьбы: Клото (Прялка), обеспечивающая единство, ибо она переплетает между собой все, что существует; Лахесис (Распределительница), занимающаяся Жребием; Атропос (Неумолимая), которая руководит ходом мирских событий.
Что касается людей, то некоторые из них вступают в жизнь, как фрагменты Целого, привязанные к тому, что им кажется внешним; они — жертвы определенного заблуждения и вряд ли являются самими собой; но другие справляются с этим, изо всех сил, так сказать, тянутся к Высшему, к тому, что находится даже за пределами Души, и сохраняют благородство и древнюю привилегию истинно Духовного бытия.
Ибо мы никоим образом не можем думать о Душе, как о вещи, чья природа всего лишь суммой впечатлений, вынесенных из внешнего мира, — как будто она одна, из всего, что существует, не имеет природного характера.
Нет: более, чем что-либо иное, Душа, Принцип в самой своей сути, должна от природы обладать многими возможностями служения своему Виду. Она — это Истинное Бытие, и этому Бытию должны сопутствовать желание некого добра, стремление к добру и движение к добру.
Когда тело и душа сливаются в единое целое, возникает общая природа, конкретное существо с конкретными функциями и задачами: но как только любая душа отделяется от тела, у нее появляются свои собственные задачи; ее перестают заботить проблемы тела: сейчас у нее есть видение: дороги тела и души расходятся,
16. Возникает вопрос: какая фаза Души соединяется с телом, а какая нет; какая фаза отделима, а какая — нет; и, вообще, что такое Живое Существо.
На этот счет существуют различные, противоречащие друг другу теории; мы обязательно вернемся к этой проблеме позднее, и из иных соображений.* А в данный момент давайте объясним смысл нашего утверждения, что "Душа управляет Целым по плану, содержащемуся в Принципе Разума".
____________
* Федр 248а
Одна теория утверждает, что Душа создает конкретные существа в порядке очередности: человек был создан вслед за лошадью и другими дикими и домашними животными; впрочем, прежде всего, были созданы огонь и земля; Душа следит за тем, как эти творения помогают или вредят друг другу, она наблюдает, и не более того, за сложной паутиной, образованной этими бесконечными нитями; ее волнует лишь воспроизводство первичных живых существ, а далее она предоставляет им возможность самостоятельно воздействовать друг на друга в соответствии с их природой.
Есть и другая точка зрения: Душа ответственна за все, ибо это ее творения создали цепь событий.
Несомненно, Принцип Разума (реализуемый Душой) присутствует во всех действиях и во всем опыте нашего мира; даже в нашем мире ничего не происходит по чистой случайности; есть порядок и он неукоснительно соблюдается.
Что же, тогда все следует отнести к действию Принципов Разума? К их существованию, вне всякого сомнения, да, но не к их непосредственному действию: они существуют и они знают; а если точнее, Душа, которая содержит творящий Принцип Разума, знает результаты всего, что произошло по ее инициативе. Ибо всякий раз, когда одни и те же факторы совпадают и взаимодействуют друг с другом, результат будет одинаков; Душа принимает или заранее планирует данные условия и добивается требуемого результата и присоединяет его к общей цепи.
Тогда все является одновременно и предпосылкой и результатом, то есть результат, заняв свое место среди вещей, сразу же становится предпосылкой. И возможно в этом и кроется причина прогрессирующего ухудшения: люди, например, уже не те, какими они были в давние времена; под воздействием времени и неумолимого закона, составляющие человека Принципы Разума отчасти поддались влиянию Материи,
Но: Душа наблюдает за беспрерывно меняющейся Вселенной и следит за судьбой всего, над чем она трудится; в этом ее жизнь, и она не знает ни минуты отдыха от трудов своих, но вечно добивается совершенства, желая привести все в идеальное состояние — подобно крестьянину, который сначала засевает зерно, потом заботится о всходах и постоянно борется с последствиями ливней, морозов и бурь.
Если такая концепция Души будет названа несостоятельной, то мы будем вынуждены думать, что Принципы Разума сами предвидят или даже содержат в себе все катастрофы и их последствия.
Но тогда мы должны будем приписать Принципам Разума творения зла, хотя принять подобную точку зрения нам помешает сознание того, что, например, искусство и его ведущие принципы не предусматривают создание нехудожественных и некрасивых произведений и не предполагают уничтожение произведений искусства.
И здесь можно возразить, что в Целом нет ничего противоречащего природе, ничего злого.
И все же, рядом с лучшим всегда существует нечто худшее. Однако, возможно даже это менее хорошее имеет свою ценность для Целого. Возможно, нет нужды в том, чтобы все было хорошо. Противоположности могут взаимодействовать; и без противоположностей не было бы упорядоченной Вселенной; все живые существа неполного мира содержат в себе противоположности. Лучшие элементы появляются на свет и обретают свои функции в результате непосредственного действия Принципа Разума; менее хорошие элементы потенциально присутствуют в принципах Разума; собственно. они присутствуют в самих феноменах; сила Души исчерпала себя и не смогла полностью реализовать Принципы Разума, поскольку пока те первоначальные Принципы боролись друг с другом, Материя своими силами сумела создать менее хорошие элементы.
Но, при всем при этом, Материя постоянно совершенствуется в; так что из общей суммы всех вещей — созданных Душой с одной, стороны и Материей — с другой, но не достигших уровня Принципов Разума — в конце концов, возникает Единство.
17. Но эти содержащиеся в Душе Принципы Разума, являются ли они Мыслями?
И если это так, то каким образом Душа творит в соответствии с этими Мыслями?
Это Материя подвергается действию Разума; и это действие физически является не видением или интеллектуальной деятельностью, но силой, формирующей материю, просто действующей и даже не осознающей своего действия: иными словами, Принцип Разума действует подобно силе, образующей круги на воде, когда появление кругов обусловлено чем-то, что отлично от самой силы.
Если это так, то основная сила Души (та, которая реализует Принципы Разума) должна действовать не прямо, а посредством манипуляций с другой Душой, той, которая объединена с Материей и обладает воспроизводящей функцией.
Но просчитаны ли эти манипуляции заранее?
Расчет предполагает наличие исходных данных. Тогда, где находятся эти исходные данные: внутри Души или вне ее? Если внутри Души, тогда нет нужды в процессе мышления, ибо мышление само по себе не может провести акт творения: творение — это действие той фазы Души, которая содержит Принципы-Идеалы; ибо в этой творящей части и кроется ее основная сила.
Тогда Душа творит по наброскам Идеи; ибо то, что она получила от Принципа Мышления, она в свою очередь, должна передать дальше.
В общем, Мыслящая Первопричина дает указание Душе Целого, которая немедленно этому указанию следует; она дает толчок следующей Душе, созданной по ее подобию и освещенной ею; и эта вторичная Душа, получив приказ, сразу начинает творить, в одном случае безудержно, а в другом с опаской, получив отпор от Материи.
Она обладает производящей творящей силой; эта сила заложена в Принципах Разума, которые не являются изначальными; таким образом, Душа творит, но не в полном соответствии с теми Принципами, которые наделили ее этой силой; в процесс творения она привносит что-то свое и, естественно, ее вклад — более низкого качества. Да, результатом творения является нечто живое; но это нечто — несовершенное, недовольное своей собственной жизнью, очень несчастное, безынициативное и грубое, созданное из Материи, которая является лишь осадком Высшего Порядка, страдающим и причиняющим страдания. Таков вклад Души в Целое.
18. Является ли зло во Вселенной неизбежностью потому, что оно родилось позже, чем Высшая Сфера?
Оно неизбежно потому, что без него Целое было бы неполным. Ибо большинство, или даже все формы зла, Вселенная использует себе во благо примерно также, как мы используем змеиный яд — хотя в большинстве случаев функции зла неизвестны. Сам по себе грех приносит немало пользы: он порождает не меньше красивых вещей (например, произведений искусства),* чем добродетель, и он заставляет нас задуматься над нашей жизнью, не позволяя нам пребывать в беспечной дремоте.
____________
* Государство, II
Если все это так, тогда (и секрет творения заключатся в этом) Душа Целого постоянно созерцает Высшее и Лучшее, беспрерывно стремясь к Определенному Виду и Богу: но, будучи переполненной, она как бы, переусердствует и ее последнее обращение к низшему становится творящей силой.
Тогда, Душа является непосредственным Создателем, вторичным по отношению к тому аспекту Души, который порожден Божественным Разумом. Но высшим Творцом является Мыслящая Первопричина, источник тех получаемых Душою даров, следы которых можно обнаружить в Третьем Виде.
Стало быть, Космос верно определяется как образ, постоянно воспроизводящий сам себя, Первый и Второй Принципы которого неизменны, а Третий Принцип тоже неизменен по сути своей, но, случайно и в Материи, имеющей движение. Ибо до тех пор, пока существуют божественные Разум и Душа, божественные Мысли-Формы будут изливаться в эту фазу Души: до тех пор, пока существует Солнце, все его лучи будут определенной формой Света.
1. Все исследователи, выработавшие общее представление о так называемой материи, согласны в том, что она является субстратом и местом пребывания единичных форм. До этого пункта они идут одной дорогой. Но лишь только они приступают к дальнейшему исследованию вопроса о природе как самого субстрата, так и тех форм, которые он в состоянии включить, мнения их расходятся.
Одни из них, для которых как бытие, так и его предмет, обладают телесной природой, допускают существование только одного вида материи. Эту материю они считают субстратом всех элементов и единственной носительницей бытия. Все другие вещи для них — только формы проявления материального начала; элементы суть тоже не что иное, как материя, одаренная известными свойствами. Эти мыслители не останавливаются даже перед тем, чтобы распространить царство материи и на сферу божества; они утверждают, наконец, что самое божество обладает материальной природой. Они приписывают материи телесность и называют ее бескачественным телом. Кроме того, они наделяют материю величиной.
Другие мыслители, наоборот, признают материю бестелесным началом, и при этом некоторые из них считают такого рода материю не единственным принципом. Признавая существование той материи, о которой говорят вышеприведенные мыслители, и считая ее субстратом телесного мира, они, вместе с тем, полагают, однако, что существует еще и другая материя высшего порядка в умопостигаемом мире, которая лежит, как субстрат, в основе формы бестелесных сущностей мира ноуменального.
2. Это заставляет нас прежде всего исследовать, существует ли материя вообще, что она собой представляет и каковы ее свойства.
Если материя по необходимости представляет нечто неопределенное и бесформенное, то она не может принадлежать к умопостигаемому миру именно потому, что в этом мире, где царит совершенство, не может существовать ничего бесформенного и неопределенного. И коль скоро в умопостигаемом мире всякая субстанция есть нечто простое, то в материи, как в элементе возникновения сложных явлений, не представляется никакой необходимости.
Материя нужна только там, где происходит процесс становления, где из одного явления возникает другое — именно этот процесс и подал повод к образованию понятия материи, опирающемуся на существование предметов чувственно воспринимаемого мира. Все, что пребывает неизменным, не нуждается в материи.
Теперь необходимо ответить на вопрос, откуда взялась материя, что породило ее? Ибо, если материя возникла, то она возникла под действием некоторого начала; если же она вечна, то тогда, следовательно, существует несколько основных начал, и наше Первоначало не абсолютно. В этом случае из сочетания эйдоса с основным началом возникало бы тело; следовательно, тело существовало бы в умопостигаемом мире.
3. Переходя к исследованию вопроса о возникновении материи, нужно прежде всего заметить, что огульное осуждение всего, что имеет неопределенный характер, было бы несправедливо.
Нельзя также относиться с презрением к тому, что лишено формы по своей природе, если только оно целиком подчиняется более возвышенному и совершенному началу. Таково отношение души к духу и к понятиям логики: эти два начала дают душе ее организацию и совершенствуют ее эйдос.
Нужно заметить, далее, что сложная субстанция существует и в умопостигаемом мире, но только в ином смысле, чем в мире телесном. Ведь нам знакомо существование сложных понятий, которые, выступая в качестве формообразующих сил, дают начало сложным субстанциям.
Если нечто, лишенное определенности и формы, вступает в отношения с другими явлениями того же порядка, то его зависимость от высшего начала возрастает еще более. Но материя в предметах, находящихся в процессе развития, постоянно изменяет свою форму, тогда как материя явлений вечного порядка всегда одна и та же, а форма ее пребывает неизменной.
Возможно даже, что материя нашего мира является прямой противоположностью материи, существующей в мире умопостигаемом. Ибо в нашем мире она, выступая в индивидуальных формах, только отчасти соединяет в себе общее с единичным. Поэтому-то здесь все формы являются неустойчивыми, так как одно явление вытесняет другое и материя постоянно изменяется. В ноуменальном мире материя соединяет в себе индивидуальность с общностью. Поэтому там материя не может превращаться во что-либо другое, ибо она уже объединяет в себе все.
Отсюда следует, что в умопостигаемом мире материя никогда не бывает бесформенной. Правда, и в нашем мире материя всегда соединена с формой, но соединение это носит иной характер, чем в мире ноуменальном. На вопрос о том, вечна ли материя или же сотворена, мы получим ясный ответ, когда исследуем, что такое материя по своей сущности.
4. В своем исследовании мы исходим из предположения, что формообразующие эйдосы действительно существуют — это было уже доказано нами в другом месте. Допуская множественность эйдосов, мы должны допустить также существование между ними известного сродства, но в то же время и определенного различия, благодаря которому один эйдос отличается от другого.
Это определенное отличие, отделяющее один эйдос от другого, есть, очевидно, собственная форма, образ эйдоса. Если же существуют формы, то должно существовать и оформляемое — материал, в котором воплощаются их отличительные черты. Следовательно, существует и материя, принимающая ту или иную форму и являющаяся их постоянным субстратом.
Далее, допуская существование ноуменального мира, подражанием которому является наш телесный мир сложных субстанций, мы должны допустить также и существование материи в том, умопостигаемом мире. Ведь разве можно говорить о мире, не принимая в расчет его эйдоса? А, с другой стороны, разве можно признавать существование формы, не допуская наличности ее субстрата?
Нужно помнить, что, если в общем, умопостигаемое начало безусловно неделимо, то в известном отношении его можно рассматривать и как обладающее частями. Когда части получают раздельное существование, то разделение это затрагивает непосредственно материю, ибо она есть его субстрат. Когда же умопостигаемый мир, в качестве множества, существует как нераздельное целое, то это многое, объединенное высшим единством, воплощается в материи, причем самое единство его создает для себя образы. Нужно только единство это мыслить как единство в разнообразии и многообразии.
Отсюда следует, что единое, прежде чем оно не сделалось многообразным, было лишено формы; ибо если мы мысленно удалим из области Духа многообразие и формы, понятия и категории, то субстрат, в котором они воплощались, потеряет всякую определенность и будет лишен всех присущих ему качеств и свойств.
5. Если же мы, опираясь на то, что умопостигаемый мир всегда обладает многообразием, а следовательно, форма и содержание сливаются в нем воедино, станем отрицать в нем наличность материи, то нам придется отрицать существование материи и в нашем телесном мире.
Ибо и здесь материя всегда воплощается в каком-либо образе; она всегда представляет собою цельное тело, хотя бы состоящее из многих частей. Эта двойственность обнаруживается путем логического анализа. Этот анализ не останавливается до тех пор, пока он не находит нечто абсолютно простое, недоступное дальнейшему разложению. Пока же деление возможно, разум продолжает искать первичную основу.
Первичной же основой всякого индивидуального существа служит материя. Поэтому-то она совершенно темна, ибо свет есть понятие, точно так же, как и разум. Когда разум созерцает понятие, присущее каждому предмету, то все, что скрывается за понятием, он считает темным, так как оно недоступно свету. Точно так же и глаз, приспособленный к восприятию света, созерцая свет и цвета, порожденные им, считает все, скрывающееся под светлой оболочкой, темным и принадлежащим к материальному миру.
Конечно, темное в ноуменальном мире отличается от тьмы в мире чувственного восприятия, и в соответствии с различием воплощенных в материи форм и самая материя умопостигаемого мира отличается от материи в мире чувственном. Ибо божественная материя, приобретающая определенность, сама есть живое и мыслящее существо, тогда как материя дольнего мира, хотя и получает определенный характер, но сама по себе не становится одушевленным и мыслящим существом, а скорее напоминает собою разукрашенный труп.
Специфическая форма есть образ, следовательно, и субстрат ее есть также образ; а так как в ноуменальном мире образ есть нечто, причастное истине, то этим же характером обладает и субстрат. Поэтому следует согласиться с теми, кто считает материю сущностью, если речь идет о материи ноуменального мира. Ибо, несомненно, субстрат умопостигаемого мира есть сущность, или, если мы будем мыслить его в целостной связи со свойствами, которыми он одарен, то его следует назвать просветленной сущностью.
Что же касается вопроса о вечности умопостигаемой материи, то он должен быть подвергнут исследованию, аналогичному с исследованием вопроса о вечности эйдосов. Ибо мы можем говорить о возникновении эйдосов лишь постольку, поскольку каждый из них имеет свое начало. Но, так как начало это не лежит во времени, а эйдосы логически возникают в недрах Духа, так как они рождаются не в процессе непрерывного становления, присущего чувственному миру, а в порядке вневременного бытия мира сверхчувственного, то эйдосы нужно признать вечными.
Вечна также и разнородность, присущая умопостигаемому миру и являющаяся источником материи. В ней, как в первом акте движения, скрыто начало материи. Поэтому-то материю называют также принципом различия, ибо различие и движение имеют общее начало. Но движение и разнородность, исходящая от Первоначала, лишены определенности; они нуждаются в содействии этого высшего начала, чтобы приобрести определенный характер. Обращаясь к нему, они становятся определенными.
До обращения к высшему началу, материя и ее формы лишены определенности и непричастны добру; они еще не просветлены. Ибо, если источником света является высшее начало, то все, что озаряется этим светом, не всегда обладает собственным светом до того, как оно было озарено. В этом случае свет является для воспринимающей субстанции чем-то новым, приходящим извне. На этом мы можем считать вполне законченным наше исследование о материи в ноуменальном мире.
6. Переходим теперь к исследованию материи, как субстанции мира телесного.
О необходимости существования самостоятельного субстрата наряду с телесным миром говорит взаимное превращение элементов. Ничто, находящееся в процессе изменения, не уничтожается бесследно, ибо, в противном случае, бытие, перейдя в небытие, погибло бы безвозвратно. Точно так же и все, вновь возникающее, не возникает из ничего, — всюду совершается только переход одной формы в другую. При этом продолжает существовать та субстанция, которая приняла форму вновь возникающего тела и потеряла свою прежнюю форму. Всякое уничтожение, вообще, является тем же самым, ибо уничтожается всегда нечто сложное. Если же сложные субстанции состоят из материи и формы, то, следовательно, материя и форма свойственны всем предметам телесного мира.
К тем же выводам приходим мы и путем индукции. Индукция, как и анализ, показывает нам, что все, подвергающееся уничтожению, обладает сложной природой. Если, например, мы превращаем чашу в золото, а золото растворяем в воде, то, по аналогии, мы должны допустить, что вода также разложима.
Итак, первичные элементы должны состоять или из чистой формы, или из чистой материи, или же, наконец, из соединения того и другого. Они не могут быть чистой формой, ибо откуда получат они без материи меру и величину? Они не могут быть также и первичной материей, ибо, как мы знаем, они подвержены уничтожению. Следовательно, они состоят из матери и формы, причем формальными определениями являются их качественные и пространственные признаки, а материальная природа их проявляется в субстрате, не имеющем определений, так как он не есть форма.
7. Мнение Эмпедокла, который относит элементы к материи, опровергается указанием на их уничтожаемость. Анаксагор, который считает материей смесь элементов и определяет материю не как способность к безграничному изменению, а как действительную совокупность сущего, тем самым снова упраздняет Дух, который он вводит в свою систему. Дело в том, что он не считает Дух творцом форм и образов и предполагает, что он существует не прежде материи, а вместе с ней. Однако это "вместе" — вещь невозможная. Ибо, если смесь эта только причастна бытию, то сущее предшествует материи. Если же смесь есть тоже сущее, то нужно допустить, что наряду с материей и Духом существует третье, высшее начало. Итак, если творческое мировое начало необходимо предшествует материи, то какой смысл допускать существование в материи зачаточных форм, среди которых Духу пришлось бы производить в высшей степени затруднительный выбор, тогда как он, при наличности бескачественной материи, может сделать всю ее сразу объектом своей формирующей и определяющей деятельности?
Невозможно также допустить, что целое материального мира исчерпывает собой все сущее. Если для подкрепления этого утверждения ссылаются на бесконечность материального мира, то нужно прежде всего определить, что такое эта бесконечность. Если под бесконечностью понимается нечто, превосходящее всякую меру, то ясно, что в сфере бытия это нечто не существует ни как бесконечное в себе, ни как бесконечное в виде телесной акциденции какой-либо другой субстанции. Первое невозможно потому, что каждая часть такой бесконечности была бы также бесконечной; второе — потому, что та субстанция, акциденцией которой должна была бы быть бесконечность, не может быть бесконечной сама в себе, не может быть простой субстанцией и, наконец, не может быть материей.
Не могут считаться материей и неделимые атомы, так как они, как таковые, вообще не существуют, ибо каждое тело делимо по всем направлениям. Далее, следует указать на непрерывность каждого тела, на существование жидкостей и, наконец, на то обстоятельство, что нельзя допустить существование единичного существа, лишенного духа и души, которая, со своей стороны, не может состоять из атомов. А разве можно предположить, что какое-либо другое, наряду с атомами, существующее начало окажется в состоянии создать нечто из атомов, когда даже сам творец вряд ли сумел бы сотворить что-либо из бессвязной материи? Можно, прямо-таки, до бесконечности умножать число доводов, направленных против этой гипотезы, но эти доводы уже не раз приводились. Поэтому не имеет смысла дальше останавливаться на ней.
8. Что же такое эта материя, обозначенная нами как нечто связное и бескачественное? Ясно, что вследствие своей бескачественности она не может быть телом, ибо всякое тело необходимо обладает некоторыми свойствами. С другой стороны, если мы говорим, что это нечто есть материя всего чувственно воспринимаемого мира, а не только его отдельных частей, как, например, глина, которая является материей только для горшечника, а не материей вообще, если мы далее утверждаем, что эта материя никогда не выступает в качестве формы, а всегда и исключительно только как материя, то ясно, что мы не имеем права приписывать ей никаких свойств, присущих предметам чувственно воспринимаемого мира.
Следовательно, мы не только не можем наделить ее световыми или температурными свойствами, но также и весом, плотностью, вообще какой бы то ни было формой, а, значит, и величиной. Ибо одно дело обладать величиной по своей природе, а другое — получить это свойство извне; то же самое верно и относительно формы.
Далее, материя не может состоять из частей, а должна обладать абсолютной простотой и единством — только в таком случае она может быть совершенно свободна от каких бы то ни было свойств. Поэтому сила, дающая ей форму и свойства величины, привносит в нее нечто новое, как бы заимствованное из мира бытия. Ибо, если бы это было иначе, то творческая сила была бы не в состоянии придать материи такую величину, какая ей желательна, но лишь такую, какая желательна материи. Допустить же, что существует заранее установленная гармония между творческой силой и материей, — значит прибегнуть к нелепому представлению.
Итак, если творческая сила предшествует материи, то материя приобретает те свойства, какие сообщает ей творческая сила; она будет пассивно воспринимать все, следовательно, — и свойства величины. Получив эти свойства, материя будет нуждаться и в определенной форме, что должно сделать ее еще более неподатливой. Таким образом, с материей соединяется форма, сообщая ей при этом соответствующие свойства.
В форме заключено все — как величина, так и все свойства, создаваемые и объемлемые понятием. Поэтому каждый разряд предметов, обладающих определенной формой, обладает также и определенными количественными свойствами. Так, например, количественные свойства человека не те, что свойства птицы, а свойства птицы вообще — иные, чем свойства данной конкретной птицы. То обстоятельство, что некоторая сила извне привносит в материю количественные определения, не менее удивительно, чем то, что она сообщает ей качественные отличия, тем более, что качество — это понятие, тогда как количество в таких своих проявлениях, как мера и число, не есть еще форма.
9. Но как можно представить себе нечто сущее, не обладающее величиной? Мне думается, как нечто нетождественное с количественным. Ведь, никто не вздумает утверждать, что сущее и количественное бытие — одно и то же. Существует еще многое другое, что не поддается количественному определению. Вообще говоря, нужно считать не причастной количественным определениям всю бестелесную природу, а материя, как мы знаем, также относится к бестелесному миру.
Кроме того, количество, как таковое, не обладает количественными определениями; их имеет только то, что причастно количеству. Следовательно, и отсюда ясно, что количество в себе есть форма. И, подобно тому, как предмет приобретает белый цвет благодаря своей причастности соответствующему началу, а само это начало, вызвавшее к жизни белый и все другие, пестрые цвета, не есть нечто пестрое по своей природе и может быть названо, если угодно, пестрым понятием, так и то начало, которое создает величину определенных размеров, само, как таковое, не есть определенная величина, но есть величина в себе или понятие о величине.
Теперь возникает вопрос: не состоит ли роль этого понятия в том, чтобы, приближаясь к материи, давать определенность тем отношениям величины, которые в ней уже скрываются? Ни в коем случае. Ибо отношения величины, как зародышевые формы малых размеров, не существуют вовсе. Понятие величины создает заново отношения величины и количества, которые до того вовсе не существовали.
Как же следует мыслить материю, лишенную определений величины? А как мы мыслим что-либо, лишенное того или другого качества? И какое представление является исходным пунктом для мышления? Нетрудно видеть, что это есть представление неопределенности. Ибо, если подобное познается подобным, то неопределенное должно познаваться через неопределенное.
Нужно, правда, признать, что само понятие неопределенности может приобрести определенный характер, но исходный пункт, от которого мы должны отправляться, чтобы достичь этой определенности, остается тем не менее неопределенным. И так как все познается с помощью понятия и мышления, а в нашем случае понятие устанавливает только общий признак неопределенности, мышление же остается лишенным всякого содержания, являясь по существу как бы полным отсутствием мысли, то представление неопредленности есть не настоящее представление, ибо к нему примешивается момент иного, неистинного бытия с отражающим это бытие понятием. И, возможно, что Платон имел в виду именно это, когда утверждал, что неопределенность может быть понята только своего рода ублюдочным разумом.
10. Что же такое неопределенность души? Есть ли это полное незнание, совершенное отсутствие всякого содержания? Нет, неопределенность заключает в себе некоторого рода положительное указание и, подобно тому, как для глаза темнота является материей всякого невидимого цвета, так и душа, впитывая в себя все, что в чувственно воспринимаемых предметах является как бы светлым началом, не имея затем перед собой ничего, что могло бы быть объектом ее определяющей деятельности, становится подобной зрению, которое в темноте как бы сливается с тем, что служит его объектом. Но что же имеет перед собой зрение в темноте? Нечто бесформенное и бесцветное, напоминающее неосвещенный предмет без определенных очертаний — в противном случае зрение само начнет создавать образы. Иначе обстоит дело с душой, которая мыслит ничто.
В этом случае душа ничего не высказывает или, точней говоря, она не испытывает никаких воздействий. Но когда она мыслит материю, то она испытывает своего рода воздействие, как бы впечатление от чего-то бесформенного. Дело в том, что, когда душа мыслит какой-либо предмет с определенными очертаниями и определенной величины, то она мыслит его как нечто сложное, обладающее известным цветом, вообще известными качествами. Итак, объектом предметного мышления является всегда нечто целое, состоящее из гомогенных частей. Качества этого целого всегда выступают в мышлении ясно и резко, тогда как свойства бесформенного субстрата неясны и неопределенны именно потому, что этот субстрат не есть форма.
Отделив все, что доступно мысли в сложных предматах со всеми их качествами, душа имеет перед собою то, что остается после логической обработки, и этот остаток она мыслит темно и неясно, как нечто темное и неясное. Можно сказать даже, что душа мыслит это вне обычного акта мышления. Но так как сама материя не пребывает в состоянии неопределенности, а формируется в отдельные предметы, то и душа придает материи немедленно же предметную форму, ибо неопределенность причиняет ей страдания. Душа как бы боится остаться вне бытия, она не в состоянии долго находиться в мире не-бытия.
11. Теперь нам нужно ответить на вопрос, почему для возникновения предметного мира требуется еще наличность другого начала, помимо количественных и качественных определений.
Дело в том, что все эти определения должны быть прикреплены к некоторому субстрату. Субстрат этот, следовательно, должен включать в себя массу и поэтому обладать величиной, ибо в противном случае он не мог бы служить объемлющим началом телесного мира. Да и кроме того: если бы он был лишен определений величины, то он, не охватывая ни формы, ни качества, с одной стороны, ни протяжения, ни величины — с другой, не имел бы никакого значения. Ведь там, где мы в телесном мире встречаем определения величины, источник их, как нам кажется, лежит в материи.
И, подобно тому, как, вообще, все действия, влияния, все промежутки времени встречаются в сфере бытия, не будучи прикрепленными к какому бы то ни было материальному субстрату, так и отдельные элементарные тела не нуждаются в материи, а каждое из этих тел, как самодовлеющее целое, остается самим собой во всем своем многообразии, являясь продуктом совместного действия нескольких форм.
Итак, материя без определений величины есть слово, лишенное содержания. Заметим теперь, что воспринимающее начало, чем бы оно ни было по своей природе, вовсе не должно само обладать массой, если только ему не присущи уже определения величины. Так, например, душа, все воспринимающая по своей природе, включает в себя все одновременно, тогда как, если бы ее акциденцией была величина, она воспринимала бы все с точки зрения величины. Что же касается материи, то она воспринимает все, как нечто протяженное, именно потому, что она по природе своей одарена соответствующей способностью.
Нечто подобное преставляют животные и растения, которые по мере роста не только увеличиваются в размерах, но в соответствующей пропорции совершенствуются и качественно. Однако, если мы, опираясь на эту аналогию и исходя из того, что растения и животные уже наперед обладают некоторой величиной, играющей роль субстрата по отношению к качественно формирующему началу, сделаем вывод, что и материя должна обладать определенными величинами, то вывод этот будет ошибочным. Ибо материя животных и растений не есть материя вообще, а именно материя этих единичных предметов; материя же вообще должна получить свои определения величины из иного источника.
Итак, субстрат, воспринимающий форму, не должен по природе своей быть массой, но вместе с тем нужно, чтобы он, при самом своем возникновении, заключал в потенции как массу, так и остальные качественные определения, обладал бы отражением массы, своего рода предрасположенностью к тому, чтобы сделаться массой, иначе говоря, это должна быть пустая форма.
Вот почему некоторые философы считали материю началом, тождественным с пустотой. Я же говорю, что материя — это призрак массы, потому что и душа, когда она, приходя в соприкосновение с материей, не имеет объекта для своей формирующей деятельности, сначала как бы теряется в неопределенности, оказывается не в состоянии установить границы и дать обозначения тому, что она перед собою имеет. И только после этого она начинает выполнять свою формирующую работу.
Поэтому мы не имеем права приписывать материи какие бы то ни было размеры, считать ее малой или, наоборот, большой по величине, а должны одновременно признавать за ней как малые, так и большие размеры, равно как, с другой стороны, и в том же самом смысле ее нужно одновременно считать и массой, и началом, лишенным всяких определений величины.
Дело в том, что это есть материя массы и, переходя от больших размеров к малым или наоборот, она совершает эти переходы как бы в пределах массы. И именно благодаря неопределенному характеру присущих ей свойств массы, материя и оказывается способной к восприятию определенной величины.
В нашем представлении она может, конечно, выступать как настоящая масса. Ибо все остальные вещи, лишенные определенной величины, обладают единичными формами, качественно определенными, и таким образом они не могут служить источником представления о массе. Материя же, обладающая неопределенным характером, неспособная к самостоятельному существованию, устремляется то в одном, то в другом направлении навстречу каждой новой форме. При своей всесторонней податливости она приобретает качественное многообразие и в процессе становления приобретает природу массы.
12. Итак, определения величины способствуют возникновению телесного мира, ибо качественные формы тела причастны величине. Но мы встречаем их не в самой величине, а в том, что обладает определениями величины. Ибо, если бы они были свойственны величине, как таковой, то мы не встречали бы их в материи, и они, подобно самой материи, были бы лишены определений величины и не были бы способны к существованию. Это были бы чистые понятия, которые существуют только в душе, и в таком случае вовсе не существовало бы телесного мира.
Итак, здесь многое должно быть охвачено высшим единством, и это единство, причастное величине, не есть в то же время величина, как таковая. Поэтому всякое смешение качественно различных субстанций возможно благодаря наличности материи, и, так как каждая субстанция привносит свою собственную материю, то все смешение не нуждается в дальнейшем носителе.
Тем не менее, требуется нечто, что было бы в состоянии охватить собою это смешение, будь это нечто своего рода сосудом или определенным местом пространства. Однако материя предшествует пространству, и, следовательно, тела, как таковые, нуждаются прежде всего в материи. Ведь не нужно думать, что если акты действия и влияния обладают нематериальной природой, то поэтому и тела должны быть также нематериальными.
Дело в том, что тела суть нечто сложное, акты же — нет. Ибо всякое действующее начало пользуется для проявления своей деятельности материей, как субстратом, который пребывает в действующем начале. В самом процессе действия материя не выступает активно, да действующее начало и не требует этого. Точно так же ни одно действие не превращается в другое, ибо в этом случае они были бы прикреплены к материи, а само действующее начало переходит от одного акта к другому и, таким образом, является материей по отношению к актам своего проявления.
Итак, материя необходима для проявления как качественных определений, так и определений величины, а, следовательно, необходима для телесного мира. Таким образом, это не пустое слово: субстрат телесного мира существует, хотя он невидим для нас и не имеет величины.
Если бы мы захотели отрицать его, то с таким же точно правом можно было бы отрицать существование различных свойств и самой величины, так как все это, взятое само по себе, не существует. Если же все это действительно существует, хотя взятое в отдельности и в неясном виде, то тем более должна существовать материя, хотя ее существование носит неопределенный характер и она недоступна для наших чувств.
Мы не видим ее, ибо она бесцветна; мы не слышим ее, ибо она не производит никакого шума; она не обладает ни вкусом, ни запахом, а потому ни язык наш, ни нос не воспринимает ее. Но, может быть, мы воспринимаем ее осязаемость? Этого также не может быть, ибо она не есть тело. Для осязания нужен телесный предмет, ибо с его помощью мы воспринимаем нечто плотное или разряженное, мягкое или твердое, влажное или сухое. Материя не обладает ни одним из этих свойств и может быть постигнута только представлением. Однако представление это не исходит от духа, но лишено всякого содержания. Поэтому-то такое представление есть, по выражению Платона, представление ублюдочное. В нем не содержится даже общего представления о телесности. Ибо, если телесность является понятием, то этим самым оно отлично от материи и есть нечто иное; если же понятие телесности уже воплотилось в определенном образе и как бы смешалось с материей, то ясно, что этот продукт есть уже не только материя, но и тело.
13. Обратимся теперь к другой стороне вопроса. Если допустить, что субстрат обладает качественной природой, то нужно прежде всего определить, что такое эта природа. Затем нужно ответить на вопрос, каким образом качество может вообще играть роль субстрата. Каким образом нечто, лишенное определений величины, может обладать качественной природой, которая, со своей стороны, не связана ни с материей, ни с величиной? Если же эта природа есть нечто определенное, то каким образом она может быть материей? И, наоборот, если она есть нечто неопределенное, то в таком случае она уже не качественная природа, а субстрат и искомая материя.
Однако ничто, по-видимому, не препятствует тому, чтобы материя, именно благодаря своей непричастности к какому бы то ни было качественному определению, обладала, несмотря на свою бескачественность, некоторым характерным строением, представляющим ее существенное отличие от других предметов и являющимся как бы отрицанием их положительных свойств. Ведь слепой, например, лишенный определенного положительного зрительного свойства, тем не менее обладает известным отличительным признаком. Если, таким образом, материя лишена подобных частных свойств, то как можно сказать, что она не имеет никаких отличительных признаков? Если же она, вообще, есть полное отрицание всех частных свойств, то, признавая, что отсутствие положительного свойства является также своего рода признаком, мы тем более должны считать такую материю обладающей качественной природой.
Однако тот, кто признает это, в сущности говоря, превращает решительно все в качественно определенные являения и в известные отличительные признаки, так что, например, и количество, и сущность являются с этой точки зрения качествами. Следовательно, все обладает определенной природой, а тем самым причастно качеству.
Следует тем не менее сказать, что стремление превратить нечто, не имеющее положительных свойств, в качественно определенное явление на основании только его отличия от другого, действительно качественно определенного явления, является смешной затеей. А именно, если мы скажем, что само отличие, как таковое, является источником определенной природы этого нечто, то такое заявление будет неверно, ибо ведь и качество, как таковое, не имеет определенной природы. Если же мы будем полагать это нечто определенным просто в силу его отличия, то нужно помнить, что отдельное явление не может быть отличным или тождественным само по себе, но лишь в силу отличия или тождества по отношению к другому.
Поэтому-то отсутствие некоторого свойства не является само по себе свойством или признаком качественного порядка, а только отрицанием качества или какого-либо иного факта, как, например, бесшумность выражает только отсутствие шума или какого-нибудь другого явления.
Отсутствие есть отрицание, тогда как качество есть соотношение. Материя же не имеет образа, и это является ее особенностью, ибо ей свойственно отсутствие формы и качества. Поэтому не имеет смысла называть материю качественным началом, тогда как она не есть качество, точно так же, как неправильно утверждение, что материя именно потому есть начало величины, что она сама не обладает величиной.
Итак, особенность материи не есть отличное от нее самой как бы свойство, привходящее извне. Особенность эта определяется свойственной материи ролью быть всегда чем-либо иным, чем это данное. И это иное, взятое, как единичное явление, не есть просто иное, а всегда обладает определенной формой, так что его следует правильнее называть "нечто иное". Для того же, чтобы указать неопределенный характер инобытия материи, нужно определять ее не как "нечто", а употреблять по отношению к ней только термин "иное".
14. Теперь нам нужно исследовать, является ли отрицанием в смысле отсутствия признаков сама материя, как таковая, или же отрицание есть нечто, только присущее материи.
Сторонники мнения, по которому материя и отрицание суть два логически различных проявления одного и того же субстрата, должны были бы прежде всего показать, в чем состоит логически различное содержание этих двух понятий, т.е. дать понятие материи, не заключающее в себе понятия отрицания, и, наоборот, понятие отрицания, не имеющее ничего общего с понятием материи. Ведь между этими двумя понятиями может, вообще говоря, существовать троякого рода соотношение. Оба понятия могут или вовсе не входить одно в другое, или же первое может так же содержаться во втором, как второе в первом, или же, наконец, только одно из этих двух понятий — безразлично какое — может содержаться в другом.
В первом случае, когда каждое понятие существует само по себе, не касаясь другого, эти понятия представляют две самостоятельных единицы, и материя есть нечто иное, чем отрицание, даже если отрицание является акциденцией. При этом одно понятие не должно содержаться в другом даже потенциально. Во втором случае, если понятия относятся друг к другу, например, так, как понятие "вздернутый" к понятию "вздернутый нос", мы имеем все-таки два самостоятельных понятия. И, наконец, если они относятся друг к другу так, как понятие огня к понятию теплоты, т.е. так, что первое понятие охватывает второе, но не наоборот, причем материя является в такой же мере отрицанием, в какой мере огню присуща теплота, то она и в этом случае не суть нечто иное. Ибо теплота здесь по природе своей уподобляется огню, тогда как субстрат, а этим субстратом должна быть материя, есть "иное".
Но, быть может, материя и отрицание являются логически различными проявлениями одного и того же начала таким образом, что отрицание вовсе не указывает на существование чего-либо иного, отличного от отрицаемого, и, следовательно, отрицание бытия есть как бы его уничтожение. Ведь отрицание не прибавляет никаких новых признаков, а указывает, что нечто не существует.
Итак, действительно ли отрицание равнозначно с не-бытием? Допуская, что отрицание, в смысле отсутствия признаков, не существует самостоятельно, так как оно относится не к бытию, а к чему-то иному, мы имеем перед собой снова два понятия, из которых одно целиком подходит к субстрату, а другое указывает на отношение отсутствия признаков к "иному". Или, точней говоря, одно понятие есть понятие материи в ее отношении к иному или понятие субстрата в его отношении к иному, понятие же отрицания соответствует этим отношениям, поскольку оно указывает на их неопределенный характер.
Вообще же, как в том, так и в другом случае, понятия эти едины в своем субстрате, различны — в своем логическом выражении. Но здесь возникает вопрос: каким образом отрицание, являющееся, благодаря своей неопределенности, безграничности и бескачественности началом, тождественным с материей, тем не менее, обладает отличным от нее логическим выражением?
15. Это возвращает нас к исследованию вопроса, является ли безграничность и неопределенность акциденцией какого-либо иного начала, и, если да, то как это возможно. Вместе с тем нам нужно ответить на вопрос, является ли акциденцией отрицание, как отсутствие всяких определенных признаков.
Если все, что относится к категории чисел и понятий, находится вне безграничности, то все то, что является объектом формирующих и движущих сил, и есть по необходимости безграничное. Ведь все границы, нормы, все вообще оформленное, встречающееся в других вещах, коренится в числах и понятиях, но при этом формирующей силой служит не то, что уже оформлено, и не сам порядок, уже воплощенный в вещах, а граница, норма, понятие. Нужно иметь в виду, что формирующая сила есть совершенно не то, что служит ее объектом. Таким объектом является материя, а также все, что так или иначе причастно материи или ее понятию. Таким образом, материя и есть по необходимости безграничное, но при этом так, что безграничность не является акциденцией материи, как бы привходящей извне.
Дело в том, что все, привходящее извне как акциденция, должно быть сначала понятием, а безграничное не есть понятие. Далее: что именно в мире бытия должно было бы получить безграничность в качестве акциденции? Граница и все, что ею ограничено. Но материя не является ни тем, ни другим. А, кроме того, безграничность, привходя к тому, что ограничено, должна была бы уничтожить его природу.
Следовательно, безграничное не есть акциденция материи, но сама материя, как таковая, есть безграничное. Ведь и материя умопостигаемого мира есть тоже безграничное, порождаемое безграничностью Единого или, вернее говоря, безграничностью его могущества и вечностью его бытия, ибо безграничность, как таковая, не содержится в Едином, а является продуктом его творчества.
Здесь возникает ряд вопросов. Каким образом безграничное может существовать и в умопостигаемом мире, и в мире чувственного бытия? На это следует ответить, что безграничное двойственно по своей природе. Чем же отличается одно безграничное от другого? Они отличаются друг от друга, как прообраз от копии. Следует ли заключить отсюда, что безграничное чувственного мира менее безгранично, чем безграничность мира умопостигаемого? Как раз наоборот, ибо поскольку оно, как копия, дальше отстоит от истинного бытия, постольку оно обладает еще более высокой степенью безграничности. Ибо большая степень неопределенности свойственна именно тому, что менее определено, подобно тому, как меньшая степень добра означает большую степень зла.
Итак, безграничное умопостигаемого мира обладает большей полнотой бытия, является формой или понятием безграничного, тогда как безграничное чувственного мира менее причастно бытию именно постольку, поскольку оно удалилось от истинного бытия, погрузилось в призрачное существование и обладает в действительности более высокой степенью безграничности.
Теперь возникает новый вопрос: все ли равно быть безграничным, как таковым, или только обладать безграничностью? Там, где понятие и материя существуют раздельно, это не одно и то же; там же, где мы имеем дело только с материей, одно можно считать вполне тождественным с другим или, что еще лучше, можно сказать, что безграничность вообще не свойственна материи, ибо безграничность есть понятие, а понятие не может находиться в безграничном, не разрушая его природы. Поэтому-то материю следует считать, в противоположность понятию, безграничной по природе. Ибо, подобно тому, как понятие, поскольку оно не воплощается в чем-либо другом, остается абсолютно чистым понятием, так и материя, в полную противоположность этому чистому понятию, остается по отношению к безграничности чистой материей, т.е., безграничным.
16. Теперь еще вопрос: тождественна ли материя с инобытием?
Нет, только с той частью инобытия, которая составляет противоположность истинному бытию, а именно понятиям, следовательно, в этом смысле существует и не-бытие, как отрицание всяких признаков, если только отрицание это образует противоположность с бытием, в смысле логических понятий.
Но разве отрицание это не будет уничтожено, если к нему присоединится то, что составляет предмет отрицания? Ни в коем случае, ибо основой всякого явления служит не мир явлений, а то, что является отрицанием, отсутствием всяких свойств. Точно также средой, где воплощается принцип ограниченности, является не то, что уже ограничено, и не сама граница, но безграничное, поскольку оно еще не подвергалось ограничению.
Но каким же образом принцип ограничения, соединяясь с безграничным, не уничтожает природу этого последнего, тем более, что безграничность не является акцидентальным признаком? Если бы безграничное было количественно безграничным, то, конечно, его природа была бы уничтожена, но именно потому, что это не так, природа безграничного продолжает жить и в мире бытия. Здесь становится действительностью и получает печать совершенства все, чем безграничное обладает по своей природе, подобно тому, как необработанная почва только после обработки развертывает все таящиеся в ней свойства. Женщина, оплодотворенная мужчиной, не теряет от этого своей женственности, а, наоборот, становится еще женственнее, т.е., становится в еще более высокой степени тем, чем она была.
Теперь еще вопрос: сохраняет ли материя характер злого начала даже после того, как она становится причастной добру?
Несомненно, и это потому, что материя нуждается в добре, так как она по своей природе чужда ему. Ибо все, что, с одной стороны, обладает некоторыми данными, с другой же — нуждается во многом, занимает в некотором смысле среднее положение между добром и злом, так как оно причастно и к тому, и к другому. Но то, что не обладает решительно ничем, что прозябает в нужде или, вернее, есть само воплощенная нужда, то неизбежно относится к категории зла. Ибо здесь мы имеем не только недостаток богатства или отсутствие силы, — здесь не хватает всего: духа, разума, добродетели, красоты, образа, формы, качества. Как при таких условиях материя может не быть крайним злом, безобразием, мерзостью?
Что же касается материи в умопостигаемом мире, то она относится к категории бытия, ибо то, что стоит выше ее, само выходит за пределы бытия. Но в чувственном мире то, что предшествует материи, уже само принадлежит к категории бытия. И поэтому здесь материя, как нечто не-сущее, является инобытием по отношению к красоте бытия.
1. О некоторых вещах мы говорим, что они существуют "в возможности", о других же — что они существуют "в действительности". Наконец, мы называем "действительностью" некоторую часть мира бытия. Нужно, поэтому, исследовать значение понятий "в возможности" и "в действительности". На самом ли деле действительность родственна с тем, что существует в действительности, и все, что относится к сфере действительности, тем самым и существует в действительности? Или, быть может, эти два понятия различны, и то, что существует в действительности, вовсе не должно необходимо относиться к сфере действительности.
По отношению к чувственному миру ясно, что существующее в действительности проявляется здесь под категорией возможности, и возникает лишь вопрос, верно ли это и по отношению к умопостигаемому миру, или там все действительное выступает исключительно в действительности. А затем нужно исследовать, всегда ли действительно существующее проявляется в чувственном мире как возможное, и если всегда, то не может ли оно когда-либо неизбежно проявиться в действительности, ибо действительное не совершенствуется с течением времени.
Но прежде всего нужно ответить на вопрос, что значит существовать "в возможности", ибо ведь ясно, что мы не имеем права говорить, что нечто существует исключительно в возможности. С другой стороны, имея перед собой ничто, мы не можем применить к нему понятие "в возможности". Так, например, металлическая руда есть в возможности статуя. Но если из нее не будет ничего изготовлено и она решительно ни в чем не изменится по сравнению с тем, как она существует сейчас, то она и остается той же самой рудой. Однако этот модус существования свойственен руде уже в настоящем, а не в будущем; каким же образом руде можно приписать стремление стать чем-то иным по сравнению с тем, как она существует сейчас? Поэтому нельзя сказать, что руда существует "в возможности".
Следовательно, все то, что существует в возможности, как нечто иное, должно быть обозначено, как нечто, "могущее вызвать к жизни что-либо иное по сравнению с самим собой". При этом явление, порождающее это иное, может само или продолжать свое существование, или же погибнуть, как бы принося себя в жертву вновь возникающему. Ведь далеко не одно и то же руда, существующая в возможности, как статуя, или вода, существующая в возможности, как руда, или, наконец, воздух, существующий в возможности, как огонь.
Нужно ли из определившейся таким образом природы бытия "в возможности" сделать тот вывод, что это бытие является творческой способностью по отношению к тому, что возникает в будущем, так что, следовательно, руда является творческой силой по отношению к статуе? Нет, поскольку в понятии "творческая сила" заключен элемент активного воздействия, активная творческая сила не может быть названа существующей в возможности. Если же мы понятие "в возможности" будем рассматривать не только как понятие, противоположное понятию "в действительности", но будем видеть в нем проявление начала, противоположного самой действительности, как таковой, то тогда мы сможем говорить о бытии в возможности или, что будет лучше и яснее, мы скажем, что понятие "в возможности" противоположно понятию "в действительности", а понятие "возможно" — понятию действительного бытия.
Поэтому все, что "существует в возможности", является своего рода субстратом всех тех сил, форм и эйдосов, которые оно стремится воспринять и к восприятию которых оно пригодно. При этом, каждый данный акт подобного восприятия может означать либо ухудшение, либо улучшение формы, которая в действительности всегда носит иной характер.
2. Относительно же материи нам необходимо исследовать, является ли она в возможности тем, во что она потом превращается, тогда как она в действительности есть нечто иное, или же она в действительности есть ничто, и, таким образом, все, что мы называем существующим в возможности, превращается в действительность благодаря тому, что оно воспринимает эйдос пребывающего бытия. Или, иначе говоря, имеем ли мы право называть статую существующей "в действительности", противопоставляя при этом статую в действительности статуе в возможности, а не относя выражение "в действительности" к тому субстрату, который мы обозначили статуей в возможности.
Если это так, тогда существующее в возможности не обладает действительностью, а действительность как таковая возникает из того, что предшествовало ей как возможное. Ибо действительное бытие — не как материя, а как ее эйдос — включает в себя и то, и другое. Это мы видим ясно, когда из одной субстанции возникает другая, как, например, из руды статуя. Дело в том, что статуя, рассматриваемая одновременно как возможная и действительная, является иной субстанцией по отношению к руде. По отношению же к тому, что вообще прекращает свое существование, совершенно ясно, что оно было в возможности иным.
Но вот другой пример: грамматик в возможности становится грамматиком в действительности; каким образом в этом случае возможное и действительное бытие могут быть отличны друг от друг? Ведь ясно, что Сократ в возможности есть то же самое, что Сократ в действительности. Но разве можно сказать, что его знания заключались в его прежнем невежестве? Ведь он был знающим только в возможности. На это нужно ответить, что его знание носит акцидентальный характер. Ибо он является знающим в возможности не потому, что он невежественен, а невежество есть для него акцидентальный признак, тогда как его душа, обладающая богатыми задатками, была с самого начала, как разумная, знающей и в возможности. Итак, и наш грамматик в возможности носит в себе это "возможное бытие" даже и тогда, когда он уже сделался грамматиком в действительности.
Но возможно также, что между действительностью и возможностью существует и иное соотношение, а именно в тех случаях, где возможное бытие является простым эйдосом. Если же возможное бытие является субстратом, а действительное обладает, как на примере со статуей, двойной природой, то в чем состоит в этом случае эйдос руды? Мне кажется, что было бы целесообразным называть ту форму и эйдос действительного бытия, благодаря которой нечто существует не только в возможности, но и в действительности, — не действительностью вообще, а действительностью этого единичного факта. Ибо, в противном случае, мы могли бы смешать эту действительность с другой, не имеющей ничего общего с данной творческой силой.
Дело в том, что возможное бытие заимствует свою действительность от другого, тогда как все возможности, заключаемые в действительном бытии, берут свой источник из него самого. Примером этого может служить свойственная человеку душевная способность, на основе которой возникает в действительности добродетель мужества и ее проявления. Вот все, что можно сказать по этому вопросу.
3. Все, сказанное до сих пор, мы приложим к исследованию следующего вопроса: имеем ли мы право предположить, что в умопостигаемом мире нечто существует "в действительности", или же там все обладает действительным бытием, а также приложимо ли к этому миру понятие "возможного существования?"
В умопостигаемом мире не существует ни материи, которой присуще бытие "в возможности", ни таких фактов или явлений умопостигаемой природы, которые могут в процессе развития перейти в другие формы, одним словом, — ничего, что могло бы, оставаясь неизменным или выходя за пределы своего существования, породить нечто иное, и поэтому там, само собой разумеется, не может быть ничего "в возможности".
В этом мире все имеет субстанциальный характер и от века причастно времени. Если мы обратимся к тем мыслителям, которые признают существование материи в умопостигаемом мире, с вопросом, не заключается ли в той материи "возможное" бытие, то какой ответ они могут нам дать? Ведь, если даже умопостигаемая материя обладает другой природой, чем материя чувственного мира, то и там, в умопостигаемом мире, каждая отдельная вещь должна обладать своего рода материей, затем эйдосом, а также и тем, что является продуктом их взаимодействия.
Нетрудно видеть, что в ответе своем они укажут на эйдетический характер того начала, которое является материей умопостигаемого мира. Ведь и душа по природе своей является эйдосом, хотя по отношению к высшему началу она может быть материей. Но следует ли отсюда, что материя умопостигаемого мира может включать в себя "возможное" бытие? Нет. Ибо эта материя есть эйдетическое начало, а форма (эйдос) не относится к будущему и не делима по своей природе — только логический анализ может разложить ее. Кроме того, материя постольку причастна форме, поскольку дело идет о существе, объединяющем оба начала в единой природе. Потому и Аристотель говорит, что телесное начало пятого порядка нематериально.
Какова же с этой точки зрения природа души? В потенции она — живой организм даже и тогда, когда она еще не существует; потенциально она заключает в себе и музыкальную гармонию, и вообще все те формы, в которых она проявляется, хотя сами формы эти носят преходящий характер. Следовательно, материя существует и в умопостигаемом мире. Или, вернее говоря, источником возможного бытия в умопостигаемом мире является не материя, а душа.
Что же назовем мы существующим там "в действительности"? Соответствует ли действительность ноуменального мира действительности статуи, в которой объединяются "возможное" и "действительное" бытие, проникнутое формообразующим началом?
В умопостигаемом мире это единство обусловлено тем, что обе стороны бытия обладают всей полнотой существования. Духу не нужно переходить из возможности потенциального в сферу действительного мышления, ибо в этом случае он нуждался бы в высшей силе, имеющей свой источник вне "возможного" бытия. Наоборот, Дух объемлет собою все. Ведь то, что существует в возможности, нуждается в посторонней силе для того, чтобы перейти в действительность; то же, что всегда остается подобным самому себе, — то всегда существует в действительности.
Следовательно, все основные начала существуют в действительности, ибо они заключают все, что по необходимости им присуще, и обладают этим всем вечно. Это относится и к Душе, поскольку она есть часть не чувственного, а умопостигаемого мира. Точно так же та душа, которая, как, например, растительная душа, находится в материальном мире, обладает в действительности другой природой. Ведь и она присуща действительности.
Итак, раз в умопостигаемом мире все обладает характером действительности, то верно ли, что оно и живет в действительности? Несомненно. И если мы называем природу умопостигаемого мира "свободной от сна", вместилищем жизни в ее наивысших формах, то нужно признать, что в том мире находят себе воплощение самые прекрасные формы действительности, что там все полно бытия и жизни, что мир тот является поистине началом и источником души и разума.
4. Все же другое, что существует "в возможности", приобретает, переходя в действительность, другой образ, и это обстоятельство мы выражаем тем, что называем это бытие, по отношению к действительности, бытием в возможности.
Но каким же образом можно сказать о мнимо сущей материи, которую мы называем потенциальной совокупностью бытия, что она причастна бытию и в действительности? Если бы это было так, то материя не могла бы быть уже более потенциальной совокупностью бытия. А если она не причастна бытию, то отсюда необходимо следует, что она сама не есть нечто сущее.
Но как же она может быть чем-либо в действительности, когда она вовсе не причастна бытию? Можно сказать еще, что, хотя она сама и не относится к одному порядку бытия с тем, что из нее возникает, но она, все-таки, может быть причастна бытию, так как материальный мир не исчерпывает всей сферы сущего. Но если, с другой стороны, она ничем не связана с миром материального бытия, то ей нельзя приписать самостоятельного существования. Представляя собой нечто бесформенное, она не может быть также и эйдосом, следовательно, не может быть причислена к эйдосам. Итак, и в этом смысле ей нельзя приписать бытия.
Являясь, таким образом, с обеих сторон причастной миру не-бытия, она представляет собой многостороннее отрицание сущего. Но, если она по природе своей совершенно чужда истинному бытию, и даже оказывается не в состоянии стать причастной бытию мнимому, обладая, следовательно, еще более призрачным существованием, чем самый призрак разумной идеи, — то в какой порядок бытия должна быть она включена? А если такого бытия нет, то чем же является материя в действительности?
5. Итак, еще раз: какое определение должны мы дать материи? Каким образом она может быть материей бытия? Именно так, что она является бытием в возможности. Этим и объясняется, что, воплощая будущее бытие, она не существует в настоящем; бытие является для нее отодвинутым вдаль, относящимся к будущему; она как бы переносится на то, что только еще будет.
Вместе с тем нужно помнить, что материя в возможности не есть тот или иной единичный предмет: в возможности — она все. Но не имея самостоятельного существования, а являясь материей всего, она не причастна действительности. Ибо как только она проявляется в действительности, ее проявление уже более не материя, и поэтому, для того, чтобы существовать, она должна была бы быть не материей вообще, а определенным видом материи, например, рудою. И поэтому не-бытие, свойственное материи, не есть нечто, только отличное от бытия, как, например, движение. Ведь движение причастно еще бытию, исходит от него и в нем совершается; материя же как бы навсегда изгнана из мира бытия и целиком изолирована.
Неспособная к какому бы то ни было изменению, всегда тождественная самой себе, она остается тем, чем была с самого начала, а именно — не-бытием. С самого начала она была чужда миру действительности, и, непричастная какому бы то ни было бытию, она не могла служить источником изменения. Ибо, если бы материя должна была явиться началом определенного явления, то она была бы не в состоянии воспринять даже слабый отблеск его, так как, заключая в возможности следующее новое явление, была бы способна обнаружить себя только тогда, когда первое явление уже исчезло. Но и по отношению к новому возникающему явлению она обречена на ту же самую роль. Вовлеченная в сферу обоих явлений, она в действительности не относится ни к тому, ни к другому, и ей не остается ничего иного, как быть бледным и неясным, потенциальным образом того, что не может быть воплощено в ней.
В действительности же она обманчивый призрак, лживый образ действительности. Или, иначе говоря, она есть воплощенная ложь, истинное не-бытие. И не имея в действительности никаких точек соприкосновения с бытием, она находит свое истинное выражение в мире не-бытия. Поэтому, для того, чтобы существовать, она должна не существовать в действительности, а для того, чтобы быть совершенно непричастной миру истинного бытия, она должна существовать в мире не-бытия. Ведь, если мы лишим призрачное бытие его призрачности, если мы придадим характер действительности тому, что по природе своей является потенциальным бытием, то мы тем самым уничтожим специфическую форму его существования, которая обладает бытием лишь в возможности.
Итак, если мы должны приписать материи признак неуничтожаемости, то вместе с тем мы должны признать существование материи, как таковой. Но из всего сказанного следует, что мы можем сделать это, только признавая материю, как существующую в возможности. Кто не согласен с этим, тот должен опровергнуть наше доказательство.
1. Являются ли бытие и сущность двумя различными принципами таким образом, что бытие должно мыслиться нами свободным от всех конкретных признаков, тогда как сущность включает в себя эти элементы, как, например, движение, покой, тождество, различие. И не следует ли далее признать, что эти элементы входят в сферу бытия?
Мир, как целое, конечно, является сущностью, но каждое отдельное явление в нем относится отчасти к миру бытия, отчасти же причастно движению такового и т.д. Движение же обладает акцидентальным бытием. Следует ли отсюда, что оно обладает также акцидентальной сущностью?
Мы приписываем движению акцидентальное бытие, потому что в сфере бытия отсутствуют индивидуальные признаки. Образы же, входящие в сферу сущности, индивидуально отличаются друг от друга. Мир сущности нельзя сравнивать с семенем животного, где все части взрослого организма существуют нераздельно, сливаясь друг с другом, — в мире сущности образы ведут раздельное существование именно потому, что это образы, а не нечто сущее.
Обращаясь к качественным признакам умопостигаемого мира, должны ли мы считать их существенными различиями в мире сущности или в мире бытия, т.е. такими различиями, которые являются, в свою очередь, источником новых существенных различий? Подобный взгляд имеет за собой известное основание. Но, с другой стороны, следует считать ошибочным разделение качественных различий чувственного мира на два разряда, из которых первый заключает в себе различие по сущности, как, например, различие между двуногим и четвероногим животным, второй же охватывает мнимые различия, называемые нами качественными признаками. А между тем, то же самое различие, которое в одном случае имеет существенный характер, может в другом случае быть лишено этого характера и играть роль простой акциденции. Так, например, белый цвет является существенным признаком лебедя или свинцовых белил; по отношению же к сущности этих вещей он является акциденцией.
Вообще говоря, момент логического различия, отнесенный к сущности, не есть качество: рассматриваемый же как элемент внешнего проявления сущности, он является качественным определением. Или, выражая эту мысль иначе, нужно рассматривать качественное определение, как нечто двустороннее. С одной стороны, это есть признак сущности, с другой — это есть качественный признак, благодаря которому сущность проявляется в той или иной форме.
В этом последнем случае качественное определение не может быть причиной перехода какого-нибудь явления в мир сущности или обратно; оно только вызывает внешние изменения в сущности, уже существующей во всей полноте бытия. Этот признак является внешней прибавкой к сущему, проявляется ли оно в телесной или же в духовной форме.
Но, если даже согласиться с тем, что видимый белый цвет является существенно необходимым признаком свинцовых белил, тогда как, например, для лебедя он не является таким признаком, ибо могут существовать и черные лебеди, то и в таком случае нужно признать акцидентальный характер этого качества. С другой стороны, тепло является признаком, дополняющим понятие огня. Если кто-нибудь скажет поэтому, что природа огня относится к миру сущности, то не нужно ли признать, что аналогичное соотношение мы имели в примере с белилами? Несомненно, для огня, как мы его видели, его огненная природа или тепло является таким же существенным признаком, как белый цвет для белил.
Таким образом, одни и те же понятия играют роль существенных признаков, а не определений качества, как и наоборот: могут выступить определениями качества, а не существенными признаками. Поэтому не имеет никакого смысла приписывать существенным признакам самостоятельное существование, а у других признаков его отрицать. Оба эти разряда понятий относятся к одной и той же природе. Нужно, наоборот, сказать, что понятия, которыми создается эта природа, являются в своей совокупности существенными (субстанциальными) понятиями. Явления же, в которых воплощаются эти понятия, являются в нашем мире качественным отражением того, что в умопостигаемом мире является сущностью (субстанцией), а, следовательно, сами по себе не относятся к миру сущности.
Поэтому мы всегда попадаем на ложную дорогу, если при исследовании сущности вещей мы покидаем мир сущего и переходим в мир качественных признаков: то, что мы, опираясь на определенную совокупность качественных признаков, называем огнем, не есть еще сущность огня. Хотя в видимом огне и проявляется его сущность, но качественные формы ее проявления отдаляют нас от этой сущности. Мы называем эти формы качественными признаками, и по отношению к предметам чувственного восприятия это название совершенно уместно. Все эти предметы не входят в сферу сущности, а представляют собой только ее проявления. Это обстоятельство приводит нас к вопросу о том, каким образом мир сущего слагается из элементов, не имеющих существенного характера.
Уже было сказано, что одно явление, возникая из другого, должно иметь отличную от первого природу; к этому мы должны теперь добавить, что и результат развития не относится к миру сущности. Но можем ли мы сказать, что умопостигаемая сущность слагается из элементов, не обладающих субстанциальной природой? На это мы должны ответить, что ноуменальная сущность, обладающая истинным и нераздельным бытием, как бы соединяет в себе все различия мира бытия. Иначе говоря, мы называем ее сущностью благодаря тому, что к миру бытия присоединяются еще действенные силы; эта прибавка, превращающая бытие в сущность, на первый взгляд совершенствует его, но скорее следует думать, что благодаря ей сущность удаляется от бытия, так как все сложное менее совершенно, чем простое.
2. Теперь нам необходимо исследовать природу качества — возможно, что добытые результаты рассеют наши сомнения.
Прежде всего следует ответить на вопрос, должны ли мы отождествить качественное определение, как таковое, с элементом, дополняющим сущность, не считаясь с тем, что это качественное дополнение относится не к сущности вообще, а к сущности, уже обладающей определенной природой. Следовательно, у этой сущности ее общая природа должна существовать еще до проявления особой сущности и качественной определенности.
Но что же составляет общую сущность огня, предшествующую его особой сущности? Телесная природа? Но тогда сущность будет заключаться в телесности; огонь есть теплое тело и в качестве такового не относится к миру сущности. Понятие теплоты относится здесь к понятию огня так, как понятие "приплюснутый нос" к понятию "приплюснутость". Отнимем у огня его теплоту, блеск и свет, а это все качественные признаки, и у нас останется вместо огня пространственная форма (эйдос) в трех измерениях, и роль сущности будет играть материя. Но это вряд ли верно, так как эйдос — не качество, но понятие (логос).
Что же является продуктом взаимодействия между понятием и субстратом? Этот продукт не есть то, что мы видим и ощущаем в качестве огня, ибо этот видимый огонь состоит из качественных определений. Если бы мы сочли его искомым продуктом, то нам пришлось бы считать горение творческим актом понятия, точно таким, как процессы согревания, окраски в белый цвет и т.д. Но в таком случае понятие качества не войдет ни в одну из известных нам сфер бытия.
Нужно заметить, однако, что те признаки, относительно которых мы можем сказать, что они дополняют природу сущности, не должны называться качественными. Это название к ним можно применить разве только в том случае, если они сами по себе являются продуктами понятия и творческих сил сущности. Качественным следует называть такой признак, который, находясь вне сущности, всегда остается определением качества, т.е. является по отношению к сущности чем-то излишним и сверх того привносит в нее такие определения, как добродетель, недостаток, порок, красота, здоровье и т.д. Поэтому понятия треугольника и четырехугольника не суть сами по себе понятия качества — наоборот, качественным определением следует считать процесс придания какому-нибудь телу треугольной формы, и именно самый процесс, как таковой, а не его результат.
Точно также дело обстоит и по отношению к всяким другим искусствам и навыкам. Следовательно, качество есть не что иное, как некоторое состояние — производного или первоначального характера, — свойственное сущности, уже обладающей бытием. Отсутствие такого состояния не может нанести никакого ущерба сущности.
3. Таким образом, белый цвет, свойственный какому-нибудь предмету, не следует рассматривать как качество, а в нем нужно видеть продукты деятельности той силы, которая порождает белый цвет. Точно также все так называемые качественные определения умопостигаемого мира, которые мы рассматриваем как качественные признаки на том основании, что они являются специфическими особенностями, придающими каждой сущности ее своеобразный характер, все эти определения являются продуктами деятельности творческих сил.
Что же является отличительным признаком для качественных определений ноуменального мира? Ведь творческие силы проявляются и в чувственном мире. Суть, однако, в том, что в умопостигаемом мире эти силы создают не единичные признаки какого-либо отдельного явления, не переход одного явления в другое, а только общую природу явлений, которая в ноуменальном мире является чистой деятельностью. Поэтому, с одной стороны, ясно, что такая деятельность, являясь основным признаком сущности, не может называться качеством. Но как только творческий эйдос охватывает и уединяет специфическую особенность такой деятельности и, не выводя ее из ноуменального мира, с ее помощью создает нечто иное, он тем самым порождает качество.
Эйдос, таким образом, захватывает как бы ту часть мира сущностей, которая составляет его поверхность. Если же это так, то ничто не препятствует теплоте, неразрывно связанной с огнем, быть неким эйдосом огня, т.е. деятельностью, а не качественным признаком, точно так же, как, с другой стороны, та же самая теплота может быть качественным определением. Последнее мы наблюдаем в том случае, когда теплота встречается не в качестве существенного признака какого-нибудь явления, а выступает как бы призрачным отражением творческой силы сущности.
Качество есть чистая акциденция; оно не может быть ни творческой силой, ни формой, представляющей определенные проявления сущности. Поэтому к разряду качественных определений относятся все привычные свойства и подобные им признаки субстратов; прообразы же, первоначально заключающие в себе эти признаки и свойства, являются творческими силами.
Поэтому нельзя сказать, что один и тот же признак может одновременно относиться и не относиться к разряду качественных; качеством он является только тогда, когда он совершенно отделен от сущности; связанный же сущностью, он есть форма или сила. Ибо форма и сила, обнаруживаясь в чувственном мире, перестают уже быть формой и силой. Поэтому качеством и только качеством может быть одна чистая акциденция, никогда не выступающая в виде формы какого-нибудь другого явления.
II.9 ПРОТИВ ГНОСТИКОВ; ИЛИ ПРОТИВ ТЕХ, КТО УТВЕРЖДАЕТ,
ЧТО СОЗДАТЕЛЬ КОСМОСА И САМ КОСМОС ЯВЛЯЕТСЯ ЗЛОМ
1. Повсеместно мы видим, что Добро, Принцип — это простейшие и, соответственно, первичные понятия, ибо вторичное никогда не сможет стать простейшим: у Добра нет составных частей; оно — Абсолютное Единство.
Та же природа присуща и Принципу, который мы знаем как Первоединый. Как добро является сущностью Добра, а не продуктом какой-то первичной субстанции, так Единство является сущностью Целостности.
Поэтому: Когда мы говорим о Первоедином и когда мы говорим о Добре мы должны признать идентичность их природы: мы должны заявить, что они одинаковы, не рискуя при этом утверждать что-либо в отношении этой (непознаваемой субстанции) Субстанции, но просто определив ее для себя в тех категориях, которые мы сочтем для этого наилучшими.
Даже называя что-либо изначальным мы просто хотим подчеркнуть, что это нечто абсолютно простейшее: оно является Самостоятельным только в том смысле, что не обладает сложной природой, которая сделала бы его зависимым от любой из составных частей: оно является "Замкнутым", ибо все, что содержится в чем-то чужеродном, должно также и существовать благодаря этому чужеродному.
Если оно ничего не получает от "чужака", если оно не входит ни во что "чужое", если оно никоим образом не является составной частью, то значит ничто не может быть выше его.
Стало быть, нам не нужно искать никаких других Принципов: Единый и Добро — Первый Принцип, следом за ним идет, Мыслящая первопричина, Первичный Мыслитель, за которым следует Душа. Таков порядок в природе. Именно столько Принципов — не больше и меньше — и требуется Царству Разума.
Те, кто верит в существование меньшего количества Принципов, должны поверить в идентичность Мыслящей Первопричины и Принципа Души или в идентичность Мыслящей Первопричины и Первоединого; но мы достаточно убедительно доказали, что это отдельные Принципы.
Нам остается обсудить лишь возможность существования других Принципов.
Ну хорошо, а какие еще могут быть (Божественные) Принципы? Среди всех Принципов Вселенной невозможно найти более простых и вместе с тем более величественных Принципов чем те, которые мы доказали и описали.
Вряд ли нас будут призывать к удвоению Принципа Действия Принципом Возможности. Абсурдно пытаться добиться подобного разнообразия, пытаясь обозначить границу между возможностью и действительностью в случае с нематериальными существами, которые существуют в Действии (даже в случае низших форм невозможно провести такую разграничительную черту), и для нас непредставимо, что Мыслящая Первопричина может быть двойственным — то есть, в какой-то момент времени пребывать в покое, а в следующий в движении.* Какую мы можем себе представить форму покоя Мыслящая Первопричина, которая была бы противоположностью его движению? Какая неподвижность одной фазы может противостоять энергии другой фазы?
____________
* Похоже, что это замечание относится не столько к гностикам, сколько к неопифагорейцу Нумению, философу, оказавшему на Плотина большое влияние и проводившего такого рода границу между его Первым и Вторым Богами. Но, не исключено, что и некоторые Гностики имели сходную теорию. Прим. Дж.Диллона.
Нет: Мыслящая Первопричина всегда остается самой собой, она неизменно пребывает в постоянном Движении. Двигаясь — по направлению к ней или внутри нее, мы попадаем в пределы действия Души: таковым действием является исходящий из Мыслящей Первопричины и входящий в Принцип Души Принцип Разума, в результате чего создается Разумная Душа, создавать промежуточный Принцип никакого смысла нет.
Утверждать, что существует многообразие Мыслящих Первопричин — это все равно, что утверждать, что существует нечто, знающее и думающее, и другое нечто, которое знает, что первое нечто знает и думает.* Ибо, какие бы у Божества не существовали различия между его Разумным Действием и Осознанием этого Действия, все равно, это должно быть одной единой проекцией, осознающей свою деятельность: абсурдно предполагать, что Подлинный Разум может хоть в какой-то степени быть неосознанным; принцип знания должен быть единым и тождественным тому, что знает о знании.
____________
* Это может быть выпадом против Амелия, ученика самого Плотина, определенно проводившего такое разграничение. Прим. Дж. Диллона, основанное на Тимее 39е.
Противоположная версия предполагает наличие двух сущностей, одна из которых просто знает, а другая — отдельная сущность — знает о действии знания.
Если нам говорят, что разделение — это просто процесс нашего мышления, то тогда сразу следует отбросить теорию дальнейшей непознаваемой субстанции: более того, возникает вопрос, может ли вообще наше мышление лелеять Принцип Знания, который настолько узок, что даже не знает о своем знании. Если бы наше мышление было настолько узким, то нас можно было бы назвать идиотами, а ведь мы, пусть и посредством самой обычной нравственной силы, всегда владеем нашими эмоциями и умственными процессами.
Нет: Божественный Разум в процессе своего мышления думает сам по себе; объект мышления не является ничем посторонним: Мыслитель и Мысль — едины: стало быть, в процессе мышления он овладевает собой, наблюдает себя и видит себя, не как что-то бессмысленное, но как нечто знающее; в это Первичное Знание он должен включить, как то же самое Действие, знание знания; и даже вышеприведенное логическое различие не может быть отнесено к Божеству; сама вечность его самостоятельного мышления исключает какую-либо границу между этим разумным действием и его осознанием.
Абсурдность противоположной точки зрения становится еще более очевидной, если мы проведем дальнейшее деление — вслед за тем, что знает о знании, проявляется третье нечто, знающее о знании знания: в таком случае есть все основания продолжать такое деление до бесконечности.
Предполагать, что Высший Разум увеличивает количество Первичных Принципов, порождая Принцип Разума, который, в свою очередь, порождает в Душе отдельную силу, являющуюся посредником между Душой и Высшим Разумом, значит отрицать существование Души, то есть полагать, что Душа получает Сознание не от Мыслящей Первопричины, но от промежуточного принципа: что Душа обладает не Принципом Разума, а лишь его образом; что Душа не может знать Мыслящей Первопричины; что она не может мыслить.
2. Таким образом, мы должны определенно заявить, что существуют только три Первичных Принципа: мы не собираемся заниматься ненужным делением, которое отвергает сама их природа. Мы утверждаем, что Мыслящая Первопричина одна, неизменна и нетленна.
Что касается нашей собственной Души, то мы придерживаемся той точки зрения, что она, отчасти, всегда пребывает вместе с Божественными Сущностями, находясь между божественной и нашей сферами. Душа — это одна природа разных сил; иногда Душа полностью покоряется самой могучей из находящихся в ней и в Подлинном Существовании сил: иногда менее благородная ее часть спускается вниз, увлекая за собой и среднюю часть, однако закон никогда не допускает полной ее гибели.
Катастрофа грозит Душе тогда, когда она прекращает обитать в совершенной Красоте, подходящем для нее местообитании, части Души, которой не являемся мы, — чтобы оттуда проникать в пределы Целого. Там Душа отдыхает, свободная от всех забот, не диктуя ничего, ничего не меняя, а устанавливая порядок посредством присущей ей замечательной силы созерцания находящихся над нею вещей.
Ибо степень погруженности в это созерцание соответствует ее благородству и силе. Все, что Душа извлекает из этого созерцания, она, просветленная и вечно просветляющая, сообщает низшей сфере.
3. Вечно просветленная, беспрерывно впитывающая свет, Всеобщая Душа озаряет им череду последующих Сущностей, которые благодаря этому свету существуют, развиваются и получают возможность жить такой полной жизнью, на которую они способны. Всеобщую Душу можно сравнить с большим костром, согревающим любое восприимчивое к теплу тело, находящееся в пределах его воздействия.
Однако, возможности нашего огня ограничены: данные же силы беспредельны и слиты воедино с Подлинными Бытиями. Как же можно предполагать существование чего-то, что умудряется ничего от них не получать?
Сутью вещей является то, что каждая из них передает свое бытие другой: без этой связи Добро не было бы Добром, а Мыслящая Первопричина — Мыслящей Первопричиной, Душа же не могла быть тем, чем она является; закон гласит: "вслед за Первичной Жизнью идет другая жизнь, второе находится там же, где и первое; все связано в одну неразрывную цепь; все-вечно; виды, отличные от других, отличаются лишь тем, что являются вторичными".
Иными словами, вещи, которые обычно называют "порожденными", никогда не знали рождения: все они существовали и будут существовать вечно. Ничто также не может исчезнуть до тех пор, пока не станет выражением следующей формы: пока нет будущего, не может быть и смерти.
Когда нам говорят, что Материя как возможная категория существует вечно, мы спрашиваем, почему же тогда Материя не может сама превратиться в ничто. Если нам отвечают, что может, тогда мы спрашиваем, зачем же, в таком случае, ей вообще понадобилось появляться? Если же мы слышим в ответ, что это было необходимо для того, чтобы завершить цепь, тогда мы снова приходим к выводу, что главное — это необходимость.
Если предположить, что Материя — это нечто полностью изолированное, тогда Божественные Сущности, получается, находятся не повсеместно, а в каком-то, ограниченном пространстве: если таковое невозможно, то тогда Материя сама должна получать Божественный свет (и, стало быть, не может быть уничтожена).
4. Тем, кто утверждает, что созидание — это работа Души после того, как она потеряла свои крылья,* мы отвечаем, что подобный позор не мог постичь Всеобщую Душу. Если они говорят нам о ее падении, то они должны также сказать нам и о причине этого падения. И времени падения. Если речь идет о вечности, тогда Душа по самой своей сути — падшая сущность: если же речь идет о каком-то моменте, тогда почему этого не случилось раньше?
____________
* Федр 246с, Гностики имели в виду Всемирную Душу, в то время как Платон говорил о человеческой душе. Прим. Дж. Диллона.
Мы утверждаем, что акт созидания является доказательством не падения Души, а, наоборот, — ее непоколебимости.
Ее падение могло заключаться в забвении ею Божества: но если она забыла, то как она могла творить? Из чего же она творит, как не из вещей, которые она обнаружила в Божестве? Если она творит по воспоминаниям об этих вещах, то она никогда не сможет пасть. Даже если предположить, что она находится в каком-то смутном промежуточном состоянии, то при этом не нужно думать, что она на грани падения: любой шаг, сделанный ею в стремлении прийти к более четкому видению, будет сделан по направлению к Прежнему. Если у нее осталось хоть одно воспоминание, то разве может она желать либо иного, как ни возвращения к источнику воспоминаний?
Какую выгоду могла преследовать Душа, создавая мир? Обретение славы? Это было бы абсурдно — такую цель могут преследовать лишь земные скульпторы.
Наконец, если Душа творила лишь из прихоти, а не по чистой потребности своей природы, основной характерной чертой которой является творящая сила то чем тогда объяснить создание нашей Вселенной?
И когда она уничтожит свою работу? Если она раскаивается в том, что совершила, то чего же она ждет? Если же она не раскаялась до сих пор, то она уже не раскается никогда: она должно быть уже привыкла к миру, и с течением времени чувствует к нему все большую нежность.
Может быть она ждет определенные души, все еще находящиеся здесь? Но познав в прошлых жизнях все зло нашей сферы, они бы уже давно прекратили перевоплощаться; им давно уже должно было бы это опротиветь.
Нет, мы не можем полагать, что мир возник в результате такого несчастья, поскольку в этом предположении отсутствует логика. Предположив такое, мы бы дали нашему миру слишком высокую оценку, возведя его тем самым на уровень Царства Разума, между тем, как наш мир является просто его отражением.
А какое другое отражение может быть прекраснее нашего мира? Какой другой огонь может быть благороднее огня, который мы знаем на нашей земле? И какая другая земля, помимо нашей, может быть более точной копией той земли? И какой другой земной шар, более совершенный, чем этот, более превосходно управляемый, мог быть сотворен по образу эгоцентричного круга Мира Понятий? А что касается солнца, представляющего Божественную сферу, то если и есть солнце более прекрасное, чем видимое нам, и то что же это за солнце такое!
5. И еще более неразумные вещи.
Есть люди, которые, живя в тесной оболочке своих физических тел и являясь жертвами своих желаний, печали или гнева, при этом придерживаются слишком высокого мнения о своих способностях и заявляют о существовании у них связи с Миром Понятий, но отрицают, что солнце также обладает этой способностью, при чем менее подверженной влиянию, беспорядку, переменам; они отрицают, что оно мудрее нас, рожденных позднее, на чьем пути к истине нагромождено столько лжи.
Их собственную душу, душу худшей части человечества, они провозглашают бессмертной, божественной; но все небеса и звезды на небесах никогда не имели никакой связи с Бессмертной Душой, хотя они возникли из куда более тонкой и чистой материи, чем эти люди, которые, впрочем, способны разглядеть господствующие на небе порядок, четкую схему, дисциплину, ибо они громче всех жалуются на беспорядок, причиняющий земле столько неприятностей. Стало быть, мы должны поверить, что бессмертная Душа выбрала менее достойное место обитания и оставила более благородные вещи ради Души, обреченной на смерть.
Таким же неразумным является введение ими другой Души, которую они сложили из частиц.
Каким образом любая форма жизни может родиться в результате слияния элементов?! Их соединение может породить только тепло или холод, или промежуточную субстанцию, что-нибудь сухое или влажное, либо нечто среднее.
Кроме того, каким образом такая душа могла бы удерживать эти четыре элемента вместе, если, исходя из данной гипотезы, она является более поздней сущностью и произошла от них самих? И если этот элемент-душа описывается как нечто, имеющее сознание и волю и все остальное — то что же нам остается думать?
Далее, эти учителя, в своем презрении к этому творению и этой земле, заявляют, что для них уже создана другая земля, куда они попадут, после того, как покинут нашу землю.* Но ведь эта новая земля — это Разум-Форма (Логос) нашего мира. Тогда почему же они стремятся жить в прототипе мира, столь для них ужасного? И снова вернемся к вопросу о происхождении мира именно в данной его форме. Из теории можно сделать вывод, что Создатель уже снизошел до вещей, свойственных нашей сфере, еще до сотворения мира в данной форме.
____________
* Выражение "новая земля" встречается в Кодексе Брюса "Безымянный текст", в том месте, где речь идет о Новом Иерусалиме и Воздушной Земле.
А теперь давайте предположим, что Создатель стремится создать некий Промежуточный Мир (хотя зачем это Ему может понадобиться?) в добавок к миру Разума, которым Он владеет вечно. Если он создал Промежуточный мир первым, то с какой целью?
Как место обитания душ?
Тогда, каким образом они покинули его? Ведь в таком случае он существует напрасно.
Если же он создал его после нашего мира — взяв форму-идею нашего мира и отбросив Материю — то у душ, познавших промежуточную сферу, хватило бы ума не проникать в этот новый мир. Если же смысл данного учения заключается в том, что души просто представляют собой Идеал-Форму Вселенной, то тогда что же в этом учении оригинального?
6. А что мы должны думать о предложенных ими новых формах бытия — об этих "Изгнанниках", "Отражениях" и "Кающихся"?*
____________
* Paroikesis, antitypos, metanoia — это все элементы жаргона различных гностических трактатов из собрания "Наг Хаммади". Все эти термины можно обнаружить в "Безымянном тексте" Кодекса Брюса, где они играют роль характерных черт Воздушной Земли, но metanoia, по крайней мере, встречается почти во всех текстах, где речь идет о покаянии Софии. Прим. Дж. Диллона.
Если все сводится к тому, что "Кающаяся" Душа — это Душа, подвергшаяся целенаправленным изменениям: а Душа — "Отраженная" — это душа, созерцающая неподлинные Существования, а их подобия-тогда это ничто иное, как определения введенные для того, чтобы придать значимость их школе: вся эта терминология нагромождается лишь затем, чтобы скрыть заимствования из древнегреческой философии, в которой говорится о выходе душ из продвижении их из пещер* к свету истинного видения.
____________
* Государство VII 514
Ибо, если разобраться, часть своего учения они позаимствовали у Платона; все "новое", посредством которого они создают свою собственную философию, к истине отношения не имеет.
Это из Платона они взяли "кару", "реки преисподни" и переход из тела в тело; а для разнообразия в Царство Разума они ввели: Подлинное Существование, Принцип-Разум, Второго Творца и Душу — взяв все это у Тимея, у которого мы читаем:
"Сколько и каких [основных] видов усматривает ум в живом как оно есть, столько же и таких же он счел нужным осуществить в космосе."*
____________
* Тимей 39е
Неправильно поняв прочитанное, они придумали, что существуют: один Ум, который пассивно включает в себя все существующее, другой — отдельно существующий ум, предвидящий, и третий — проектирующий Вселенную (хотя в качестве творящего Принципа этим проектирующим Умом они подменяют Душу) и они думают, что, по Платону, это третье существо и есть Творец.
На самом деле в своем определении Творца они очень далеки от истины.
Они абсолютно неверно истолковали теорию Платона о методе творения и во многих других отношениях обесчестили его учение: они, как нам следует понимать, смогли проникнуть в Природу Разума, в то время как Платону и всем остальным блестящим учителям это так и не удалось.
Они надеются добиться признания их авторами точного определения, создав многообразие разумных Сущностей; но, на самом деле, подобное разнообразие низводит Природу Разума до уровня Чувства: они правильно стремились к тому, чтобы число в Супраментальном было малым, насколько это только возможно, просто отнеся все вещи ко второй непознаваемой субстанции, которая является всем, что существует, поскольку она — это Первичные Разум и Реальность, и, за исключением лишь Первой Природы, является единственной доброй сущностью, а также признать Душу третьим Принципом, объяснив разнообразие душ различиями в опыте и характере. Вместо того, чтобы оскорблять этих достопочтенных учителей, они должны были принять их учение с уважением, коего заслуживает более древняя мысль, и почтением, которого достойна вся эта благородная система — бессмертная Душа, Царство Разума и Понятий, Высший Бог, потребность Души в освобождении от всяких связей с телом, факт отделения ее от тела, бегство из мира процесса в мир сути бытия. Эти платоновские доктрины, им следовало бы принять; если они с чем-то не согласны, то они абсолютно вольны высказывать свое мнение, но не должны строить свою теорию на насмешках над грехами; если у них есть собственная теория, то они должны вежливо, философски и откровенно излагать свою, отличную от других, точку зрения; они должны направить свой ум на поиски истины, а не жаждать популярности с помощью поношений и брани, а также забвения авторитетов прошлых веков.
Кстати, древнее учение о Божественных Сущностях было гораздо более здравым и более тщательно разработанным и должно быть принято всеми, кто не поддался иллюзиям, которые питает эта обезумевшая часть человечества: легко также определить, что, в наши более поздние времена, было взято у древних и неуместно "обновлено": например, когда было нужно создать противоположную теорию, ввели помесь воспроизведения с уничтожением, принялись выискивать недостатки во Вселенной, возложили на саму Душу вину за ее связь с телом, осыпали бранью Управляющего этим целым, приписали Творцу, отождествленному с Душой, характер и опыт, свойственные несовершенным существам.
7. Мысль, что наш мир не рождался и не умрет, а существовал и будет существовать вечно, пока существует Всевышний, конечно же не нова. А о том, что душа не выносит никакой пользы из общения с телом, было сказано задолго до появления данной философской школы.
Но воспринимать человеческую Душу как точную копию Души Вселенной — это все равно, что утверждать, что шумная и грязная гончарная или кузница есть точная копия того благоустроенного города, в котором она находится.
Мы должны признать, что Всеобщая Душа осуществляет свое руководство разными методами; к ней следует подходить с другой меркой; она свободна. Среди очень большого количества различий следует обратить внимание на то, что Мы (Человеческая Душа) несвободны; и это уже второе ограничение, ибо Тело, само закрепощенное во Всеобщей Душе, помещает в свою темницу все, что только может объять.
Но Душа Вселенной не может быть намертво привязана к тому, что она сама собрала из разных частей: она повелевает низшими сущностями и потому не зависит от них, мы же, напротив, повелевать этими сущностями не можем. То в ней, что направлено к Божественному и Высшему, никогда ни с чем не смешивается и не знает препятствий; то в ней, что сообщает жизнь телу, не допускает в себя ничего телесного. Общеизвестно, что часть (Тело) обязательно впитывает в себя свойства целого (Души), но не передает свои свойства той области, где этот принцип (целое) живет своей независимой жизнью: привыкая к другому дереву ветка умрет, если умрет само дерево, но дерево будет жить своей обычной жизнью, если даже привитая ветка засохнет. Мы можем погасить огонь внутри себя, но огонь, как сущность, будет существовать; и если бы огонь был уничтожен, то это имело бы значение только для плана материального мира, а не для Души в Супраментальном: если других элементов достаточно для того, чтобы поддерживать существование Космоса, то Душу в Супраментальном не обеспокоила бы гибель огня.
Строение Целого отличается от строения отдельных, обособленных форм жизни: там-раз и навсегда установленный закон — незыблем; здесь — сущности, словно нерадивые солдаты, прикованы к своей позиции двойными цепями; там нет выхода из Целого и потому нет нужды ловить беглецов или загонять их обратно на положенные места: все остается там, где ему положено было быть с момента рождения природы Души.
Естественное движение внутри плана будет губительным для любой сущности, чьим естественным свойствам это движение противоречит: нечто большое начинает двигаться, отдельные его части бодро топают вместе с ним, но другие сущности, не способные справиться с этим большим погибают. Большая колонна двигается вперед в строгом порядке и по дороге натыкается на черепаху; черепаха не может уйти с дороги и погибает, растоптанная ногами идущих; но если бы она была только способна присоединиться к этому великому движению, то с ней бы ничего не случилось.
8. Спрашивать, зачем Душа создала Космос, это все равно, что спрашивать зачем вообще существует Душа или зачем творит Творец. Кроме того, этот вопрос предполагает существование у вечности начала и, далее, представляет творение, как действие изменчивого Существа, которое не завершив одно дело, принимается за другое.
Тем, кто думает подобным образом, следует объяснить природу Божественного, и их следует предостеречь от легкомысленного богохульства в тех случаях, когда следует проявлять исключительное почтение.
Для подобных нападок нет повода даже тогда, когда речь идет об управлении Вселенной, ибо оно является доказательством Величия Разума.
Родившееся Целое никоим образом не является аморфной структурой, подобно тем меньшим формам, которые днем и ночью рождаются в нем благодаря его жизненной силе. Вселенная — это организованная, эффективная, сложная, всеобъемлющая жизнь, демонстрирующая высшую мудрость. А сможет ли кто-нибудь отрицать, что она является чистым и прекрасным образом Божеств Разума?* Конечно, она — не оригинал, а всего лишь копия; но такова ее природа; она не может быть одновременно и символом и реальностью. Но утверждение, что она — плохая копия, было бы ложно: ее прекрасный образ вобрал в себя все наилучшее, что только мог.
____________
* Тимей 37с
Подобная копия должна обязательно появиться (хотя и не умышленно), поскольку Разумное не может быть последним, а должно обладать двойным Действием, — одним внутри себя, а другим — исходящим; тогда, обязательно должно быть нечто более позднее, чем Божество; ибо самая бессильная сущность — это та, которая не может создать то, что будет стоять ниже ее. Всевышний же полон жизни и потому творит новые формы.
А поскольку не существует Вселенной более благородной чем наша, то неужели не ясно, чем она является? Царству Разума необходимо иметь свою копию; другого Космоса не, существует; значит он и является этой копией.
Наша земля полна разнообразных форм жизни и бессмертных существ; она населена ими до самых небес. А звезды верхней и нижней сфер, вместе путешествующие во Вселенной по начертанному им пути, разве могут они быть чем-либо иным, чем богами? Они просто не могут не быть добрыми: что могло бы их удержать от этого? Все, что порождает грех здесь у нас, там неведомо — никакого зла тела, страдающего и причиняющего страдания.
И знания тоже; в их нерушимом покое, что может им помешать черпать разум у Божества и Разумных Богов? Что может дать нам высшую мудрость, чем мудрость Божественных? Может ли кто-нибудь носиться с такой идеей, не рискуя при этом прослыть последним глупцом?
Даже признав, что человеческие души снизошли сюда под принуждением Всеобщей Души, можем ли мы представить себе более благоразумных невольников? В мире душ повелитель должен быть выше подчиненного. А если их приход был добровольным, то зачем искать недостатки в том мире, который они избрали и могут покинуть, если он им не нравится?
И далее, если эта Вселенная устроена так, что мы можем пользоваться мудростью Божественных и жить нашей земной жизнью, то разве это не доказательство ее зависимости от Божества?
9. Богатство и бедность, все остальные виды неравенства существующее при данном порядке сущностей, стали поводом для жалоб. Они свидетельствуют о том, что были забыты слова Мудреца, требовавшего неравенства в подобных сущностях: он не может согласиться с тем, что иметь много сущностей значит быть богаче других, а иметь власть — значит жить лучше других; страсти подобного рода он оставляет другим. Он понял, что жизнь на земле имеет две различные формы: путь Мудреца и путь массы. Мудреца интересует только самое возвышенное, он устремлен в высшее царство, в то время, как обычные люди, в свою очередь, подразделяются на два класса: одни помнят о добродетели и, стало быть, несут в себе частицу добра, а другие, "население", служат для того, чтобы обеспечивать лучший класс всем необходимым.
Но убийство? Какая слабость делает человека рабом страстей?
Стоит ли удивляться, что могут возникнуть отклонения, но не в высшем Принципе Разума, а в душах, которые подобны неразвитым детям? И разве жизнь не имеет смысла даже в том случае, если она является спортивной ареной, на которой всегда есть победители и побежденные?
Ты ошибся; разве у бессмертного могут возникать подобные проблемы? Ты приговорен к смерти; ты достиг исполнения своих желаний. И с того момента, как твоя принадлежность к этому миру становится сомнительной, ты больше к нему не привязан.
Наши противники не отрицают, что даже в нашем мире существуют закон и наказание за провинность: и, конечно, мы не можем осуждать царство, в котором каждому воздается по заслугам, в котором добродетельный почитается, а грешник навлекает на себя заслуженную кару, которую определяют не копии богов, а сами боги, сверху следящие за всем и, как мы видим, легко отвергающие все упреки человечества, ибо они расставляют все по порядку от начала до конца, определяя, по мере того, как жизнь сменяется жизнью, судьбу каждого человеческого существа, судьбу, которая для тех, кто не постиг ее, становится причиной грубого высокомерия по отношению к божественным сущностям)
Единственной задачей человека является стремление к совершенству, но не к идее, которая по-настоящему губительна для совершенства, что он один может стать совершенным.
Мы должны признать, что другие люди уже достигли высот добра; мы должны признать добро небесных духов и, прежде всего, добро богов, что живут здесь, но созерцают Всевышнего, и самого могучего из них, повелителя Целого, самую благословенную Душу. Поднимаясь еще выше, мы поем славу божествам Сферы Разума и возвышающемуся над ними могучему Царю этого царства, чье величие явствует из самой многочисленности богов.
Не представляя божественное как нечто цельное, но показывая его многообразие (как это делает сам Всевышний), мы демонстрируем понимание могущества Бога, который, хоть и является постоянным, но все равно создает множество, зависящее от Него, порожденное Им и существующее благодаря Ему.
Наша Вселенная также, существует благодаря Ему, и смотрит на Него Вселенная как целое и как множество богов в ней — и говорит о Нем людям, открывая план и волю Всевышнего.
Люди, и это заложено в природе сущностей, не могут быть таковыми, как Он, но это не оправдывает твоего презрительного к ним отношения, хоть ты и рвешься вперед.
Чем совершеннее человек, тем он терпимее, даже по отношению к своим собратьям; мы должны укрощать нашу гордыню, не пытаться высокомерно подняться над нашей природой; мы должны позволить и другим существам занять свое место подле Бога. Мы не можем пытаться в одиночку достичь Изначального, в безумной гонке, которая лишает нас возможности достичь того тождества с Божеством, какое только возможно для человеческой Души, то есть такого уровня сходства, к какому ведет нас Божественный Разум; подняться над ним — означает выпасть из него.
Но еще находятся глупцы, которые стремятся к этому, лишь только услышат слова: "Ты — благороднее всех, благороднее людей, благороднее даже богов".
Дерзость человеческая не имеет границ: человек, поначалу скромный, сдержанный и простой, слышит: "Ты — дитя Бога; эти люди, перед которыми ты когда-то благоговел, эти существа, унаследовавшие идолов древности, не являются Его детьми; ты даже не пошевелив пальцем, являешься более благородным, чем сами небеса". Другие подхватывают эти славословия, и вот он уже воспринимает это как должное.
Еще один существенный момент: (можешь быть в этом уверен) Бог заботится о тебе; то как же Он может быть безразличен ко всей Вселенной, в которой ты существуешь?
Нам могут сказать, что Он слишком занят собой и поэтому Вселенная не кажется ему достойной внимания: но когда он смотрит на всех этих людей внизу, разве он не отвлекается от Себя и не разглядывает Вселенную, в которой они существуют? Если бы Он не мог отвлечься от Себя, чтобы окинуть взглядом Космос, то тогда он не смотрел бы и на людей. А разве им Он не нужен?
Вселенная нуждается в Нем, и Он знает ее порядок и ее обитателей, и знает насколько они принадлежат ей, а насколько — Всевышнему, и знает, кто из людей является другом Бога, покорно принимающим космический божий закон, когда в результате общего хода сущностей он должен испытать определенное страдание, — ибо мы должны повиноваться не отдельной воле какого-либо из людей, но воле всей Вселенной, воспринимая каждого человека согласно его достоинства, но не останавливаясь там, где от нас требуется быстрое движение вперед.
Нельзя утверждать, что только один вид существ находится в этом поиске, в конце которого каждого, кто чего-то добился, ждет благословение и возможность создать для других их будущую судьбу в соответствии с их способностями. Таким образом, ни один человек не может похвастаться тем, что он единственный обладает знаниями; притворяться знающим не значит быть им; очень многие провозглашали себя мудрецами, хотя прекрасно знали, что таковыми не являются, многие также воображали, что обладают тем, что на самом деле им никогда не принадлежало, а, напротив как раз именно им и не было доступно.
10. Если копнуть глубже, то можно найти достаточно доказательств того, что многие другие (в сущности все) догматы этой философской школы — неверны. Но я удержусь от этого, ради некоторых из наших друзей, которые увлеклись этим учением еще до того, как присоединились к нашему кругу, и, как это ни странно, все еще держатся за это учение.
Несомненно, эта школа откровенно высказывает свою точку зрения — то ли с умыслом придать своему учению наибольшую достоверность, то ли искренне веруя в истинность своего учения — но мы в данном труде обращаемся к нашим друзьям, а не к людям, до которых мы все равно не сможем достучаться. Мы высказались в надежде уберечь наших друзей от дурного влияния этой группы, которая тиранически навязывает свою бездоказательную (ибо доказательств ей взять просто неоткуда) точку зрения; можно сказать, что она имеет смелость поливать грязью благородные и истинные мысли великих учителей древности.
Нам претит такой метод; любой, кто хорошо знаком с предыдущей дискуссией, легко разберется в этой системе.
Прежде чем перейти к другим делам, мы вернемся к одному из наиболее несуразных догматов этой школы.
Сначала они заявляют, что Душа и некая "Мудрость" (София) снизошли в нашу низшую сферу — хотя они не удосуживаются объяснить нам, родилось ли это движение в самой Душе или в "Софии", как от ее понимает (а может для них Душа и София — это одно и тоже) — а потом говорят нам, что другие души тоже снизошли и что эти элементы Софии воплотились в тела, например, человеческие.
И тут же имеют смелость утверждать, что эта самая Душа, которая подала пример другим душам, вовсе и не снизошла. "Она не знала падения", но просто осветила тьму, запечатлев свой образ на Материи. Потом, заявляют они, где-то внизу сформировался образ этого образа — посредством Материи или Материальности или чего-то еще, ибо они очень часто меняют понятия, для того, чтобы придать таинственность своему учению — который стал тем, кого они называют Творцом или Демиургом, после чего был отделен от Матери (Софии) и стал создателем Космоса и последующей череды образов, из которых Космос и состоит. Так богохульствует один из их авторов.
11. Что ж, во-первых, если Душа на самом деле не спускалась, а только осветила тьму, то как же можно утверждать, что она опустилась? Излучение ею чего-то, обладающего природой света, не оправдывает утверждения о ее падении; основанием для этого может быть только настоящее движение по направлению к объекту, находящемуся в нижней сфере и освещение его при непосредственном контакте.
С другой стороны, если Душа осталась на своем месте и осущнощает нижнюю сферу, не совершая в ее направлении никакого движения, то почему свет должен достичь только этой сферы? Почему Космос не может получать свет от еще более великих сил?
И еще, если Душа обладает планом Вселенной, и в соответствии с этим планом освещает ее, то почему же это освещение и сотворение мира не произошли одновременно? Почему Душе надо ждать, чтобы кто-то другой осуществил отдельные пункты этого плана?
И тогда этот План, в соответствии с их терминологией "Дальная Страна", вызванный к существованию, как они утверждают, более могучими силами, не мог стать причиной падения творцов.
А потом, как объяснить, что при этом свете Материя Космоса порождает не плотские образы, а образы духовного порядка? Образ Души не может требовать тьмы или Материи, но где бы он не был создан, он будет обладать свойствами исходного элемента и сохранять с ним тесную связь.
Далее, этот образ — это реальное существо, или, как они говорят, Разум?
Если он является реальностью, то чем он отличается от оригинала? Тем, что является отдельной формой Души? Но тогда, поскольку оригинал является разумной Душой, эта вторичная форма должна быть вегетативной и воспроизводящей Душой; и тогда, что остается от идеи? Только то, что она была создана ради славы, а причиной творения были высокомерие и стремление к самоутверждению? Такая теория кладет конец идее творения посредством утверждения, и также противоречит любому мышлению в действии; а зачем было Творцу творить посредством Материи и Образа?
Если же этот образ является Разумом, тогда мы спросим: во-первых:
Почему его так назвали? Во-вторых: каким образом что-нибудь могло родиться, если Душа не наделила этот Разум творящей силой? В-третьих, даже если мы допустим существование этого воображаемого Разума: каким образом его существование объясняет акт творения? Или нам скажут, что это не столько творение, сколько бесконечное копирование изначального Образа? Но это совершенно бездоказательно. И почему огонь является первым творением?
12. И как этот Образ настраивается на выполнение своей задачи сразу же после своего появления на свет? Посредством воспоминания о том, что он видел раньше? Но он же пребывал в абсолютном небытии и стало быть не мог ничего видеть, в том числе и Матери, о которой они говорят.
Еще одна проблема: эти люди (они нам сказали, что это они и есть) спустились на землю не как Образы Душ, но как самые настоящие Души; более того, посредством большого напряжения, один или два из них могут вырваться за пределы этого мира, и тогда к ним приходит некое смутное воспоминание о Сфере, которую они когда-то знали; с другой стороны, этот Образ, новичок в бытии, способен, по их словам, как и его Мать, создать по крайней мере приблизительную копию небесного мира. Этот Образ, запечатленный в Матери, не просто обладает концепцией Всевышнего и принимает от того мира план этого, но и знает, какой элемент для чего служит. Почему, например, он прежде всего создал огонь? Почему именно создание огня должно было предшествовать созданию всех остальных объектов?
И опять, если он создал огонь Вселенной, думая об огне, то почему бы ему в одно мгновение не создать Вселенную, подумав о Вселенной? С самого начала он должен был представить себе свое творение в целом; составные части должны были войти в общую концепцию.
Творение во всех отношениях должно было идти по пути Природы, а не по пути искусства — ибо искусство появилось позже Природы и Вселенной, и даже в настоящее время неполные существа, рожденные естественными Видами, не следуют такому порядку: сначала огонь, потом несколько других элементов, потом несколько соединений этих элементов — наоборот, живой организм целиком и полностью запечатлен в находящемся в матке зародыше. Почему же материал Вселенной не мог быть помещен подобным образом в Космический Тип, который включал в себя землю, огонь и все остальное? Нам остается только предположить, что сами эти люди, действуя посредством своей более подлинной Души, в ходе этого процесса и создали мир, а вот Творцу на это не хватило ума.
А создание огромного пространства Небес, Зодиакального круга, а также пути всех небесных тел, в том числе и нашей земли, и все это по вполне разумному плану. Нет, Образ ничего подобного создать не мог; для этого требуется Сила (Всеобщая Душа) почти равная самым Высшим Сущностям.
Невольно, они сами признают это: их "свет во тьме", если вдуматься в их учение, делает невозможным отрицание истинного происхождения Космоса.
И зачем вообще этот свет "хлынул вниз", если это не было предусмотрено всемирным законом?
Процесс либо соответствует Природе, либо противоречит ей. Если он соответствует природе вещей, то он должен существовать в вечности: если от противоречит природе вещей, то такое нарушение законов природы должно также существовать во Всевышнем: зло появилось раньше этого мира; не мир является причиной зла; наоборот, это Всевышний является для нас злом: это не Душа пострадала в результате пришествия в нашу сферу, это наша сфера пострадала от пришествия Души.
Если точнее, то данная теория стремится доказать, что мир является одним из Первичных Элементов и, стало быть, Первичным Элементом является Материя, из которой он возник.
Они утверждают, что снизошедшая Душа увидела и осветила уже существующую Тьму. Тогда откуда же возникла эта Тьма?
Если они говорят нам, что к созданию Тьмы привело падение Души, то тогда очевидно, что Душе было некуда падать; причиной падения была не Тьма, но природа самой Души. Стало быть, теория относит весь процесс к изначальной неизбежности: вина присуща Первичным Сущностям.
13. Что ж, те, кто подвергают сомнению строение Космоса, не понимают, куда заведет их дерзость. Они не понимают, что существует последовательный порядок Первичных, Вторичных, Третичных и так далее вплоть до Самых Последних Принципов; что ничто нельзя осуждать за то, что оно хуже Изначального; что мы должны покорно принять строение целого и пройти наилучшим путем по направлению к Первичным Принципам, уходя, из, по их мнению, трагического спектакля космических сфер, — которые на самом деле являют собой сплошное благородство.
В конце концов, что такого ужасного в этих сферах, чтобы ими можно было пугать людей, непривычных к мышлению, никогда не знавших поучительного гностицизма?
Даже то, что их материальная оболочка огненна, не делает их ужасными: они движутся вместе с Целым и с Землей; но мы должны учесть, что в них есть Душа, на которой они основывают свои претензии на достоинство.
Опять же, их материальные оболочки великолепны и могучи, поскольку они в своем действии и в своем влиянии взаимодействуют со всем порядком Природы, и не могут прекратить существование, пока существуют Первичные Элементы; они принадлежат Целому, основными частями которого они являются.
Если человек и так высоко стоит среди других живых Существ, то эти люди стоят еще выше, и их задачей в Целом является не изображать из себя тиранов, а служить красоте и порядку. Их удел — предсказание грядущих событий, а причиной разнообразия является отчасти различие судеб — ибо не может быть единого жребия для всего человечества — отчасти, момент рождения, отчасти, места рождения и, отчасти, состояние душ.
Еще раз повторим: мы не имеем права требовать, чтобы все люди были хороши, и не имеем права огульно все осуждать на том основании, что всемирная добродетель невозможна; это будет повторением старой ошибки, когда нашу сферу путают со Всевышним и относятся ко злу, как к почти незначительному недостатку мудрости, — в то время, как добро постоянно сжимается и тает: это все равно, что назвать Принцип Природы злом лишь потому, что он не является Чувством Восприятия, а Способность Чувствовать лишь за то, что она не является Разумом. Если зло заключается именно в этом, то мы вынуждены признать наличие зла и во Всевышнем, ибо в нем Душа стоит ниже Божественного Разума, а тот в свою очередь имеет своего повелителя.
14. Есть и другие примеры того, как грубо они покушаются на неприкосновенность Всевышнего.
Из начертанных ими священных формул, которые являются обращениями не просто к Душе, но к Высочайшим Сущностям — ясно, что они просто очарованы иллюзией, будто эти Силы откликнуться на зов и ими можно будет управлять посредством слова, произнесенного любым человеком, который в определенной степени обучен соответствующим образом использовать соответствующие формы определенные мелодии, определенные звуки, особый вид дыхания, оглушительный свист, и все остальное, чему приписывается магическая власть над Всевышним.* Возможно, что они с возмущением заявят, что у них и в мыслях не было ничего подобного; и все же они должны объяснить, как эти вещи могут воздействовать на бесплотное; они не понимают, что силой своих слов они во многом обязаны Божественному величию.
____________
* Гностики весьма активно использовали магические слова и звуки. Прим. Дж. Диллона.
Они говорят нам, что могут излечить себя от болезней. Если они хотят сказать, что достигнут этого умеренностью и соблюдением режима, то их идеи не будут противоречить науке и они будут правы. Но они утверждают, что болезни являются Духовными Существами, и хвастаются, что могут изгнать их посредством формул; эта ложь может привлечь к ним внимание толпы, которая любит, разинув рот, следить за способным фокусником; но они никогда не смогут убедить разумного человека, что у болезни могут быть какие-то другие причины, кроме перенапряжения, излишества, недостатка питания, отравления, т.е. либо внешнего, либо внутреннего отклонения.
Природу болезни можно определить по самим средствам ее лечения. Движение, лекарство, кровопускание, — и болезнь начинает отступать; иногда нормальное функционирование организма восстанавливает диета; существует предположение, что промывание кишечника ослабляет Духовную силу. Стало быть, этот Дух либо быстро уходит из тела, либо остается внутри. Если он остается, то каким образом исчезает болезнь, коль ее причина осталась? Если он исчез, то что именно его изгнало? С ним что-нибудь произошло? Должны ли мы предположить, что болезни питают этот Дух? В таком случае болезнь существовала, как нечто отдельное от Духа-Силы. Опять же, если болезнь возникает там, где нет никакой причины для болезни, то зачем нужно еще что-то? Если же для болезни должна быть какая-то причина, то тогда в Духе нет нужды: чтобы человек заболел, достаточно и причины болезни. А мысль о том, что стоит только возникнуть причине, как бдительный Дух тотчас предлагает ей свою помощь, просто смешна.
Но метод и мотивы их учения были в достаточной степени раскрыты; но не это было главной целью данной дискуссии о Духах-Силах. Я оставляю вам чтение книг и детальное изучение учения; вы увидите, что наша форма философии проповедует простоту характера и честное мышление в добавок ко всем остальным хорошим качествам; что она культивирует уважение к другим и уверенность в себе, а не высокомерную самоуверенность; что ее смелость основана на разумности, на тщательном поиске доказательств, на осторожном продвижении вперед, — и вы сравните другие системы с нашей, пользуясь этим методом. Вы обнаружите, что догматы их школы были слеплены по совершенно другой системе; они не заслуживают нашего дальнейшего рассмотрения.
15. Есть однако одна проблема, которую мы ни в коем случае не можем оставить без внимания — воздействие этих учений на слушателей, в результате которого слушатели могут начать презирать наш мир и все, что в нем есть.
Существуют две теории приближения Конца Жизни. Одна призывает к удовольствиям и плотским утехам; другая провозглашает благо и добродетель, желание, приходящее от Бога и ведущее к Богу.
Эпикур отрицает Промысел Божий и говорит, что удовольствия и наслаждения — это все, что нам осталось; но учение, которые мы здесь обсуждаем, еще более развратно; оно критикует Промысел Божий и самого Господа; оно с презрением относится к любому, известному нам закону; древнюю добродетель и все, что сопутствует ей, оно подвергает насмешкам, чтобы на этой земле не осталось ничего милого; оно подрывает корни упорядоченной жизни и праведности, которая изначально присуща нравственному человеку и доведена до совершенства мыслью и самодисциплиной: все, что делает нас благородными человеческими существами, попрано. Если ученик не обладает достаточной силой воли, чтобы не поддаться воздействию такого учения, то ему остается только искать удовольствий, личной выгоды и ничем не делиться с ближним.
Их ошибка состоит в том, что они не видят ничего хорошего в нашем мире; их интересует только нечто, чем они займутся в каком-то отдаленном будущем; однако тем, кто познал этот мир, ясно, что это он должен стать отправной точной; прибыв сюда из Божественной природы, они должны своими усилиями способствовать улучшению всего земного. Точного определения красоты не существует, но ясно, что это понятие включает в себя презрение к плотским утехам, и те, кому неведома добродетель, и шага не смогут сделать по направлению к Божественному.
В сущности, эта школа обречена, ибо пренебрегает добродетелью; в ней вы не найдете и намека на интерес к ней; нам не говорят, что такое есть добродетель и какие бывают ее разновидности; ни слова в ней нет о тех благородных и многочисленных рассуждениях на эту тему, которые оставили нам мыслители древности; нам не сообщают также из чего она слагается, или каким образом ее можно достигнуть, как следует обращаться с Душой, как ее очистить. Ибо совет "Ищи ответ у Бога" бесполезен, если при этом не сказано, что именно следует искать; можно смело сказать, что человек может "искать" и при этом не отказываться ни от одного удовольствия, по-прежнему быть рабом эмоций, повторять слово "Бог" и подчиняться страстям, а не пытаться овладеть ими. Добродетель, идущая к Изначальному и связанная с мыслью, располагающейся в душе, заставляет Бога проявиться; "Бог" на устах грешника — это всего лишь слово.
16. С другой стороны, презрение к этой сфере и ее Богам, а также ко всему, что мило, — это не путь к праведности.
Любой злодей начинал свой путь с презрения к Богам; а если человек во всех отношениях добропорядочный и неиспорченный начинает разделять это презрение, то этого вполне достаточно, чтобы считать его злодеем.
Кроме того, они непоследовательны, презирая Земных Богов и этот мир, но выражая почтение богам Сферы Разума; если мы любим кого-то, то мы испытываем теплые чувства и по отношению к его близким; мы не можем быть безразличны к детям наших друзей. Так вот, каждая душа — это ребенок Отца; но души небесных тел разумны, святы и гораздо ближе стоят к Высшим Сущностям, чем наши души; ибо, как Космос может быть вещью вне Бога, и как можно думать, что боги Космоса отделены друг от друга?
Но этот вопрос мы обсуждали уже неоднократно, а здесь мы хотим заявить, что когда презирающий Ближнего Всевышнего восхваляет самого Всевышнего, то это — всего лишь пустые словеса.
Что это за благочестие такое, которое может заставить Промысел Божий перестать интересоваться земными делами или хотя бы умерить свой интерес к ним?
И разве последовательна эта школа, если она утверждает, что Провидение заботится о ней, пусть даже, по ее мнению, оно больше ни о чем не заботится?
И понимает ли это Провидение, что они существуют не только в том, другом мире, но также и здесь, в нашем мире? Если оно знает о том мире, то каким образом они попали в этот? А если оно знает и об этом мире, то почему они до сих пор не покинут его?
Опять же, как могут они отрицать, что Провидение Господне находится здесь? Если Его здесь нет, то откуда же Он знает, что они здесь и что за период свое временное пребывание в нашем мире они не забыли Его? И если Он знает о праведности одних, то Он должен знать и о греховности других, ибо как же иначе он сможет отличить добро от зла. Это значит, что он является всему, что есть в нашей Вселенной. Стало быть, Вселенная должна быть частью Его.
Если же Его нет во Вселенной, то Его нет и в вас, и вы ничего не можете сказать ни о Нем самом, ни о Его силе.
Но вы делаете уступку и признаете, что Провидение достигает вас из другого мира, а это определенно значит, что мир существует благодаря Всевышнему, он не оставлен им и не будет оставлен никогда: предположение, что Провидение следит за целым, а не за одной из его частей, выглядит более разумным, чем ваши утверждения: разумным выглядит также и предположение об участии во всем Всеобщей Души, что доказывается самим существованием вещей и мудрости, проявляющейся в их существовании. А ваши претензии на то, что вы также хорошо устроены, также мудры, как и Вселенная? Само сравнение уже смехотворно и абсолютно неуместно; более того, оно богохульно, за исключением лишь случая, когда оно приводится для того, чтобы помочь в поисках истины.
Не разумный человек, но только слепец может лелеять столь глупую мысль, столь далекую от правильного понимания не только Вселенной Разума, но даже и нашего собственного мира.
Если человек постиг истинную Гармонию Царства Разума, то разве может он, будучи, например, музыкантом, не воспринять гармонию звуков? Если он занимается геометрией или математикой, то разве может он не получать удовольствия от симметрии, соответствия, упорядоченности, наблюдаемых в видимых вещах? Даже если мы обратимся к искусству рисования, то увидим следующее: тот, кто воспринимает картины художников посредством органов зрения, каждое полотно видит по-своему; он глубоко взволнован, узнав в видимых глазу предметах отражение идеи, и вынужден вспомнить об истине то есть пережить то самое чувство, из которого рождается Любовь. Что ж, если вид прекрасно воспроизведенной Красоты способен мгновенно обратить разум к другой Сфере, то очевидно, что любой, кто способен видеть всю прелесть этого мира чувств — его строгий порядок, Форму, которую демонстрируют даже далекие звезды — не может быть настолько тупым, настолько черствым, чтобы не предаться размышлениям об этом, или не испытывать благоговейный трепет при мысли, что это все столь великое, произошло от еще более великого. Тот, кто не откликается на этот призыв, не понимает нашего мира и ничего не знает о другом.
17. Возможно, что презрению ко всему материальному, философы этой школы научились у Платона, который утверждает, что тело является величайшей помехой для Души, и заявляет, что все материальное, по самой сути своей, является злом.*
____________
* Ср. Федон 66b
Тогда пусть они на мгновение выбросят материальный элемент из Вселенной и присмотрятся к тому, что останется.
Они будут думать о Сфере Разума, которая включает в себя Идеал-Форму, реализованную в Космосе. Они будут думать о стройной системе душ, которая порождает бесплотное величие и ведет Понятие к пространственному расширению, в результате чего оно, становится, посредством своего величия, точной копией лишенного частей принципа — величие силы здесь подменяется величиной размеров. Тогда они с равным успехом могут думать о Космической Сфере (всеобщей Душе) как о чем-то, что движется под руководством той Божьей Силы, которая ведет его от начала до конца, или как о чем-то, что находится в состоянии покоя и не подчиняется никакой внешней силе: любой подход приведет к истинному пониманию Души, которая управляет нашей Вселенной.
А теперь пусть они поместят в это все материальный элемент — не в том смысле, что Душа претерпит какие-то изменения, — а в том, что Душа дает (ведь "Он [Творец] был благ, а тот кто благ, никогда и ни в каком деле не испытывает зависти"*) своим нижестоящим все, что любая неполная вещь имеет силу принять — и их концепция Космоса сразу же должна быть пересмотрена; они не смогут отрицать, что Душа Космоса вложила столько сил в создание материального принципа, по сути своей безобразного, для того, чтобы вдосталь отведать добра и красоты и расшевелить души, — существа Божественного порядка.
____________
* Тимей 29е
Конечно, они могут сказать, что они сами не чувствуют никакого волнения и не видят разницы между красивыми и уродливыми формами тела: но тогда они не могут сказать, что хорошее поведение отличается от плохого: не может быть красоты в науках; не может быть красоты в мыслях; значит, не может быть красоты и в Боге. Наш мир происходит от Изначального; если красоты нет в нашем мире, то ее нет и в Источнике: ибо, произрастая из него, мир впитал бы в себя его красоту. И если они заявляют о своем презрении к земной красоте, то тогда для них будет лучше, если они станут презирать красоту юношей и женщин, а не то они могут пасть жертвой невоздержанности.
Более того, мы должны обратить внимание на то, что они, в своем самодовольстве, не могут презирать вещи, ничтожность которых не вызывает сомнений; они получают извращенное удовольствие от того, что презирают вещи, перед которыми когда-то преклонялись.
Мы должны всегда помнить, что красота неполной вещи не может быть идентична красоте целого; а несколько разных предметов не могут быть такими же величественными, как их соединение.
Мы должны признать, что даже в этом разнообразном мире существуют очаровательные вещи, которые можно сравнить с Небесными Вещами — формы, чья красота должна наполнить нас почтением к их Создателю и убедить нас в их Божественном происхождении: формы, которые показывают насколько прекраснее невыраженная часть Всевышнего, поскольку они не могут быть понятыми нами, и мы должны, несмотря на все наше восхищение, уйти от них к другим, менее совершенным. Далее, везде, где существует внутренняя красота, мы можем быть уверены, что внутреннее соответствует внешнему; там, где внутри поселилось зло, в соответствии с законом порочности основы, все становится низким.
Ничто низкое внутри не может быть возвышенным снаружи — по крайней мере, если речь идет об источнике красоты, ибо существуют примеры, когда под красивой маской скрывается уродливая суть; внешне красивые, но безобразные внутри, красивы именно такой, фальшивой и поверхностной красотой: если кто-нибудь скажет мне, что он встречал людей по-настоящему красивых, но злобных внутри, то я не поверю этому; просто у нас неверное представление о красоте человека; конечно, может случится и так, что в натуру, по сути своей добрую, будут случайно занесены семена зла; в нашей Сфере на пути к самосовершенствованию можно встретить немало препятствий.
В любом случае, Целое — прекрасно, и для его внутренней праведности не может быть никаких препятствий; там, где природа вещи несовершенна изначально, могут иметь место недостатки в полном выражении этой вещи; она может даже перейти на сторону зла, но Целое никогда не ведало детской незрелости; оно никогда не знало движения вперед, в ходе которого в него привносилось что-то новое; оно никогда не знало роста; ему не откуда было получать пополнение; оно всегда было Всеохватывающим.
И даже для Душ Целого никто не может представить подобный путь. Или, даже если допустить подобную мысль, нельзя представить, чтобы она двигалась по направлению ко злу.
18. Но, возможно, эта школа будет утверждать, что если ее учение призывает ненавидеть тело и отречься от него, то наше учение привязывает к этому телу Душу.
Иными словами: два человека живут в одном величественном доме: один из них недоволен его конструкцией и его Архитектором, но, тем не менее, не желает его покинуть; другой не жалуется, считает, что Архитектор был абсолютно прав, и весело ждет того дня, когда он сможет покинуть этот дом, ибо он ему больше будет не нужен; недовольный воображает себя умнее и полагает, что он более готов к тому, чтобы покинуть этот дом, потому что он научился повторять, что стены — это всего лишь бездушные камень и дерево и поэтому это место никогда не сможет стать настоящим домом; он не понимает, что отличается от спокойного жильца только тем, что не может примириться с неизбежностью — если конечно причина его поведения не заключается в том, что в глубине души он испытывает восхищение перед красотой этих самых "камней", и просто пытается скрыть это. До тех пор, пока мы обладаем телами, мы должны населять места, приготовленные для нас могучим и творящим безо всякого усилия создателем — нашей доброй сестрой Душой (Всеобщей Душой) с ее огромной созидательной силой.
Или эта школа отвергает слово "сестра"? Самых низких людей они называют братьями; способны ли они совершить безумство и отказаться от связи с Солнцем, с силами Небес и самой Душой Космоса? Такое родство — истинно, оно не Для грешников; им могут похвастаться только те, кто обрел праведность и является уже не телом, а воплощенной в тело душой, причем жизнь души в теле подобна бытию Всеобщей Души во всемирной форме. Это означает умеренность, сдержанность, отказ от внешних удовольствий и всякой показухи, невозмутимое отношение к трудностям. Всеобщую Душу ничто не может потрясти; ничто не может повлиять на нее; но мы, в нашей земной жизни, должны полагаться на добродетель, позволяющую устоять от постороннего влияния, сила которого ослабевает, если осознаешь великую концепцию жизни, и полностью исчезает, когда обретаешь силу зрелости.
Обретя подобную невозмутимость, мы начинаем воспроизводить внутри себя Душу огромного Целого и небесных тел; когда мы достигаем очень близкого сходства, все наши отчаянные усилия должны быть направлены на достижение цели, к которой они также стремятся; их видение становится нашим, если мы подготовлены, как от природы, так и посредством упражнений, к этому состоянию, которое принадлежит им по Принципу их Бытия.
Эта школа может заявить, что такое видение — это привилегия исключительно ее членов, но заявлениями видения не добудешь. Не помогут и хвастливые уверения, что, если небесные силы, навечно опутанные законами Небес, никогда не смогут вырваться за пределы материальной Вселенной, то члены этой школы могут освободиться посредством своей смерти. Вот неверное толкование самого понятия "выхода за пределы", неспособность понять, каким образом Всеобщая Душа заботится об неодушевленных.*
____________
* Федр 246b
Да: вполне возможно освободиться от любви к телу; жить чистой жизнью; презирать смерть; знать Высшее и видеть цель в том, другом мире; не поносить, как это делают нерадивые, тех, кто способен на это и не сходит с избранного пути; не ошибаться вместе с теми, кто не верит в жизненное движение звезд, потому что нам они кажутся неподвижными: — другой формой этой ошибки является неверие данной философской школы во внешнее видение Звезды-Природы, основанное только на том, что не видят Звезды-Души во внешнем проявлении.
III.2 О ПРОВИДЕНИИ
Первая книга
1. Мнение, что существование Вселенной и ее гармоничная структура покоятся на бессознательной деятельности и случайности, противоречит здравому смыслу.
Подобную точку зрения может разделять лишь тот, кто не обладает ни развитым интеллектом, ни даже обычной проницательностью: ее ошибочность доказывалась уже неоднократно, хотя в том и не было особой нужды.
Но по-прежнему стоит вопрос о процессе, в ходе которого индивидуальные вещи нашей сферы появляются на свет, о том, каким образом они создаются.
Некоторые из них кажутся столь нежеланными, что это вызывает сомнения во Вселенском Провидении; и мы наталкиваемся, с одной стороны, на отрицание существования какой-либо контролирующей силы, а с другой — на убежденность в том, что создание Космоса — дело рук злого творца.
Эту проблему следует изучать с самого начала особенно тщательно. Однако, на данном этапе мы можем опустить рассуждения о конкретном провидении, том заблаговременном решении довести вещи до конца или оставить их в неопределенности, если того требует достижение цели; когда же мы дадим определение Вселенского Провидения, в существовании которого мы убеждены, тогда мы сможем связать с ним провидение вторичное.
Конечно, вера в то, что после завершения определенного цикла времени, Космос, до того не существовавший, появился на свет, предполагает преднамеренность и наличие у Бога продуманного плана по созданию Вселенной и всевозможного в ней совершенства — то есть подразумевается то руководство и частичное провидение, о котором говорилось выше. Но поскольку мы убеждены в вечном существовании Вселенной,* то есть в абсолютном отсутствии начала этого существования, мы вынуждены, чтобы остаться в ладах с логикой, представить правящее во Вселенной Провидение, как гармонию с Божественным разумом, по отношению к которому Космос является вторичным не в смысле времени, а в смысле происхождения, то есть в том смысле, что Божественный Разум есть Прототип — Модель, образом которого является Космос, он и есть Первичная Вечность, благодаря которой Космос продолжает существовать.
____________
* Тимей
Эта связь может быть представлена следующим образом;
Подлинный и первичный Космос — это Существование Мыслящей Первопричины и Истинного Бытия. В нем нет никаких пространственных различий и слабых подразделений, ибо даже его составные части являются завершенными, поскольку в нем индивидуальное не отделено от общего. Его природе присущи вся жизнь и весь разум, жизнь живущая и мыслящая в порядке единого действия внутри единства; каждая часть, которой Космос дает толчок, является целым; все его содержимое принадлежит только ему, ибо в нем вещи не отделены друг от друга, но одна его часть не существует отдельно от других частей, и, стало быть, в нем нет места для вредоносных деяний, даже в отношениях между противоположностями. Повсеместно единый и завершенный, он пребывает в состоянии глубокого покоя и в нем нигде нет места для различий; ни одну часть своего содержимого он не преобразует в новую форму; нет никакого смысла изменять то, что совершенно.
Почему Сознание должно придумывать другое Сознание, а Разум — другой Разум? Способность к творению присуща существу несовершенному, которое творит и движется именно по причине своего несовершенства. Тем, кто совершенен, остается только предаваться отдыху и быть самими собой.
Активная деятельность опасна для тех, кто для своей деятельности должен черпать силы лишь у себя. Но блаженство этого Существа и состоит в том, что, пребывая в бездеятельности, оно прекрасно справляется со своими задачами, и самим своим существованием порождает другие.
2. От этого единого Подлинного Космоса происходит низший Космос, который не является по-настоящему единым Целым.
Он многообразен, состоит из различных элементов, вещи в нем обособлены друг от друга. Связи распались: возникла и враждебность, как результат различий и разобщенности: несовершенство неизбежно породило разногласия; отдельные части уже не самодостаточны и, чтобы самореализоваться, они должны заполучить то, что находится вне их, и, таким образом, становятся врагами того, что ищут.
Этот расчлененный Космос появился не в результате того, что было принято решение о желательности его проявления, а вследствие необходимости существования вторичного Вида.
Царство Разума по своей природе не является окончательной формой существования. Оно было первой формой и обладает большой силой, в нем все является силой: это означает, что оно производит само того не желая; искания и труд являются его обязанностью, деяния свои оно совершает не по своей воле и они не проистекают из самой сути его природы; оно напоминает хорошего мастерового, который не унаследовал свой талант, а овладел ремеслом путем прилежной учебы.
Получается, что Мыслящая Первопричина, пребывая в безмятежном покое, породила Вселенную, сообщив часть себя Материи; и этим даром является исходящая из него Форма Разума. Ибо Излучением Принципа Разума является Разум, и это излучение будет продолжаться до тех пор. пока Мыслящая Первопричина занимает свое место среди сущностей.
Принцип Разума в своем зерне содержит все части и качества первоисточника; в нем нет места различиям, спорам, междуусобной борьбе, затем зерно превращается в растение, части которого отдаляются друг от друга, и сразу же члены организма начинают мешать друг другу и ослаблять друг друга.
Так вот, из единой Мыслящей Первопричины и излучаемой им Формы Разума возникает и развивается наша Вселенная, и при этом неизбежно формируются группы настроенные на сотрудничество и взаимопомощь в противоположность группам, раздираемым противоречиями и борьбой; когда преднамеренно, а когда и случайно, различные части вредят друг другу; сотворение происходит посредством уничтожения.
Все, что они совершают и воспринимают, божественное Царство объединяет в одно гармоничное деяние: каждая часть звучит самостоятельно, но по повелению Принципа Разума, во имя всемирной цели, все они сливаются в единую мелодию, в упорядоченную систему. В отличие от Супраментального, наша Вселенная не является Разумом и Сознанием, она лишь участвует в Разуме и Сознании; она испытывает потребность в гармонии, потому что она является местом встречи Необходимости и божественного Разума — Необходимость рвется к низшему, неразумному, которые являются ее отличительными чертами, в то время как Мыслящая Первопричина остается главенствующей над ней.*
_____________
* Тимей 48а
Только Сфера Разума (Божественное) может иметь Сознание, и никогда не может быть другой Сферы, которая имеет Сознание и ничего больше: так что, переданное какой-то другой системе, оно не может быть таким же благородным как Первоначальное: оно не может быть Сознанием; но поскольку такая система не может быть просто Материей, которая пребывает в состоянии крайнего беспорядка, то она должна представлять собой некую смесь. Диаметрально противоположными элементами этой смеси является Материя и Божественный Разум; ее главенствующим принципом является Душа, подчиняющая себе союз этих двух элементов; но не следует думать, что ей приходится тяжко трудиться, чтобы выполнить эту задачу — чтобы ей подчинялись, достаточно лишь самого факта ее присутствия.
3. Неразумно будет также упрекать Космос за то, что он не самый красивый, и не самый благородный из материальных миров; нельзя также возлагать за это вину на создавшие его силы.
Мы должны задуматься над тем, что сотворение мира было не решением какой-то заранее поставленной задачи, а чистой необходимостью; своим рождением мир обязан высшему Виду, которому присуще стремление к созданию себе подобных. Тем не менее, он является и продуктом размышлений высшего Вида (ибо наличие продуманного плана никоим образом не свидетельствует плохо о творце), потому что он представляет собой великое целое, полностью завершенное, служащее как выполнению своей собственной задачи, так и всех своих частей, в природе которых, как больших так и малых, заложено стремление соблюдать общие интересы. Таким образом, невозможно судить о целом по качествам его отдельных частей, которые можно оценивать только в том смысле, гармонируют они или нет с общим планом; на части, которые перестали иметь какое-либо значение, можно не обращать внимания* Цепляться за детали, означает критиковать не Космос, но какой-то его изолированный отросток; перед нами стоит красивейший Человек, а мы пялимся на его прическу, да на ногти; из всех животных мы обращаем внимание только на самых злобных; из всего человечества своим вниманием мы удостаиваем лишь Терсита.**
_____________
* Законы X, 903bc
** В греческой мифологии — образ трусливого раба. Прим. переводчика.
Эта появившаяся на свет вещь , а не масса осколков, есть не целостный Космос; прислушайся к его голосу и ты обязательно услышишь такую мольбу:
Я создан Богом; Бог создал меня совершеннее всех других форм жизни; я способен выполнить поставленную передо мной задачу, у меня есть все, что мне нужно; ибо во мне живет все, то есть все растения и все животные, все Виды сотворенных вещей, многие Боги и народности Духовных Существ, могучие души и люди, которые счастливы в своей праведности.
Да, земля покрыта красивейшими растениями и заселена живыми существами различных рас, а само море впитало в себя силу Души, но не думай, что воздух, эфир и необъятный купол небес лишены ее; Душа живет во всем хорошем, вдыхая жизнь в звезды и в эту вечную четкую схему небес, которая, совершая вечное осознанное движение вокруг одного центра и не стремясь ни к чему, что лежит за ее пределами, является точной копией Божественного Разума. И все, что живет во мне, страстно стремится к Добру; и каждая часть, в соответствии со своими способностями, его достигает. Ибо от этого Добра зависят небеса, сама моя Душа и Боги, обитающие в каждой моей части, все животные и растения, и даже все то во мне, что вам может показаться неодушевленным.
Похоже, что существуют различные степени участия: есть Существование, и есть Жизнь; есть Жизнь, в которой Чувство преобладает над Разумом, и есть Жизнь во всей своей полноте. Мы не можем требовать от неравноценных частей равных способностей; от пальца нельзя требовать способности видеть; для этой цели существуют глаза; у пальца есть свои задачи — быть пальцем и выполнять функции пальца.
4. То, что вода гасит огонь, а огонь пожирает другие вещи, не должно поражать нас. Уничтоженная вещь была создана чем-то, что находилось вне ее; не может быть и речи о том, чтобы самосоздающаяся субстанция могла быть уничтожена внешней силой; созданные внешними силами вещи, создаются на обломках других вещей, и потому нет ничего удивительного в том, что они сами подвергаются уничтожению; и если в одном месте огонь тушат, то в другом его разжигают.
В нематериальных небесах каждая их часть вечно остается неизменной; в небесах нашей Вселенной, хотя сама она в целом живет вечно, и вечно живут ее самые благородные и самые могучие составные части, души переходят от тела к телу, перевоплощаясь в различных формах; потом, когда душе это будет по силам, она поднимется над царством рождений и смертей и будет жить вместе с единой Душой Целого. Так как воплощение живет благодаря Форме или Идее; индивидуальные или неполные вещи существуют благодаря Всеобщему; эти первичные вещи порождают души и поддерживают их существование, ибо жизнь в нашей сфере есть вещь изменчивая; только в том первичном царстве она непоколебима. Из этой неизменности должны рождаться перемены, а из этой замкнутой Жизни — ее производная, которая дышит и шевелится, являясь дыханием неподвижной жизни божества.
Царящие среди живых существ борьба и уничтожение неизбежны, ибо все вещи нашей сферы вторичны, они появились на свет, потому что Божественное Сознание, которое содержит их в высшей части небес (как они могли бы попасть сюда, если они не были там), разлилось по всему пространству Материи.
Точно также само зло, причиняемое человеку человеком, может происходить от стремления к Добру; в слабости своей люди сбились с истинного пути и обратились друг против друга; все же, когда они совершают грех, они платят за это дорогую цену — их неправедное поведение портит их души и низвергает их еще ниже, ибо ничто и никогда не сможет избежать закона Вселенной.
Мы не можем принять идею, которую нам время от времени пытаются навязать, что порядок — есть результат беспорядка, а закон — беззакония, что зло — это необходимое предварительное условие их существования или их проявления. Наоборот — порядок первичен и проникает в нашу сферу извне; беспорядок потому и может существовать, что существуют порядок, закон и благоразумие; нарушения закона и неблагоразумие возможны лишь потому, что существует Сознание, — нет, хорошее не является непосредственным источником плохого, просто то, что должно было впитать Лучшее, не может этого сделать либо по самой своей природе, либо по случайности, либо из-за постороннего вмешательства Существо, которое должно искать закон вне себя, может сбиться с пути по внутренней или по внешней причине; либо в самой его природе будет заложен какой-то недостаток, либо оно будет подвергнуто вредному постороннему влиянию, ибо другие существа зачастую причиняют вред непреднамеренно, просто преследуя какие-то свои цели к данному существу никакого отношения не имеющие. С другой стороны, живые существа, обладающие свободой движения, могут и по своей воле пойти как по правильному, так и по неверному пути.
Вряд ли стоит задаваться вопросом, почему существо пошло по неверному пути; то, что поначалу было незначительным отклонением, с каждым шагом превращается во все более серьезную ошибку, в особенности, когда речь идет о теле, с неизбежно сопутствующими ему страстями, и первый шаг, поспешное необдуманное действие, результаты которого не были сразу исправлены, превращается в пагубную привычку, которая поначалу была лишь заблуждением.
За этим, естественно, следует наказание; нет ничего несправедливого в том, что человек испытывает страдания, которые неотъемлемы от того состояния, в котором он находится; мы не можем требовать счастья, если мы его не заслужили нашими деяниями; счастливы только праведные; божественные существа счастливы только потому, что они праведны.
5. Что ж, коль скоро Счастье доступно всем душам во Вселенной, но некоторые из них его все же лишены, то винить в этом следует не место обитания, а собственные недостатки, подобно тому, как атлет, не занявший первое место на соревнованиях, должен винить не спортивную арену, а свою неподготовленность. Люди не рождены богами: чего ж тогда удивляться, что они не наслаждаются. божественной жизнью. Бедность и болезни ничего не значат для добра, в то время как зло может извлечь из них выгоду; телу свойственны недуги.
Кроме того, такие происшествия небесполезны в смысле единства и завершенности системы Вселенной.
Одна вещь исчезает, и Космический Разум, контролирующий все и везде, использует этот конец, чтобы начать что-нибудь новое; таким образом, когда тело страдает и Душа, под воздействием болезни, теряет свою силу, все, что было подавлено болезнью и злом перемещается в новую систему отношений, в другой класс или порядок. Некоторые из этих неприятностей полезны для самих страдальцев — например, бедность и болезни; что касается греха, то даже он служит общему благу; грех является назидательным примером и, порой, даже порождает добро; ибо, поставив людей лицом к лицу с различными формами зла и их последствиями, он пробуждает их ото сна, будоражит ум и вселяет в них понимание необходимости труда; на контрасте со злом, от которого изнемогают грешники, он показывает ценность добра. Конечно, зло существует не ради этого; но, как мы уже говорили выше, раз уж зло должно было появиться, Сознание Космоса использовало его на благо; более того, как раз доказательством высшего могущества и служит способность использовать неблагородное в благородных целях, и из бесформенности создавать материал для неизвестных ранее форм.
Суть в том, что зло — это несовершенство добра, ибо добро не может быть совершенным в нашей Сфере, где оно существует с чуждыми ему элементами. Здесь добро существует в чем-то ином, чем-то отличном от истинного Добра, и это нехорошее что-то и есть несовершенство. И именно поэтому "зло неискоренимо";* во-первых, потому, что в отношении к этому принципу Добра, вещь всегда будет зависеть от обстоятельств, а, во-вторых, все вещи порождены Добром и являются тем, чем они есть, находясь вдалеке от него.
____________
* Теэтет 176а
6. Что же касается несправедливости нашего мира — добро в нем страдает, а недостойное — процветает, — то, вне всякого сомнения, объяснить это можно тем, что добро ничто не воспринимает как зло, а злу никакое добро не может пойти впрок; тем не менее, все еще остается без ответа вопрос, почему все, что наносит тяжкий ущерб нашей природе, достается на долю праведника, а грешник получает все, чего только не пожелает? Как могло быть допущено подобное неуважение к добродетели?
Поскольку комфортабельные условия жизни, конечно же, никого не могут сделать по-настоящему счастливым, а тяжкие условия не уменьшат количество зла в греховном человеке, то условия жизни особого значения не имеют; то же правило справедливо и в том случае, когда праведник обладает уродливой внешностью, а грешник ослепительно красив.
И все же, даже при такой системе поощрений, добродетель должна быть достойным образом вознаграждена; но пока что этого вознаграждения не видно, хотя вознаграждение, конечно же, должно было бы соответствовать самому благородному Провидению; пусть внешние условия жизни человека не зависят от того праведен он или грешен, но все же крайне несправедливым выглядит то, что грешники занимают положение хозяев, являются руководителями государств, а люди достойные пребывают в рабстве; злобный правитель может творить самое отчаянное беззаконие; а во время войны худшие из людей получают возможность творить, что хотят, и совершают всевозможные преступления в отношении своих пленников.
Мы вынуждены спросить, каким образом, при наличии Провидения, могут происходить подобные вещи. Конечно, создатель должен воспринимать свою работу, как единое целое, но, тем не менее, он должен проследить за тем, чтобы все ее части были устроены надлежащим образом, в особенности, если эти части обладают Душой, то есть являются Живыми и Мыслящими Существами; от внимания Провидения не должна ускользнуть ни одна деталь; в этом и должна состоять его деятельность.
Но, утверждая, несмотря ни на что, что Вселенная подчиняется Мыслящей Первопричине, сила которой коснулась любого существа, мы не можем отказаться от попытки доказать, что наша сфера — справедлива.
7. Предварительное замечание: в поисках совершенства во всеобъемлющем Космосе, мы не можем требовать от него совершенства, которое отличает вещи, состоящие только из самих себя; глупо требовать от Вторичного, чтобы оно полностью соответствовало Изначальному, и, поскольку наша Вселенная содержит в себе тело, мы должны признать, что тело оказывает влияние на целое, и быть благодарны, если составное существо обладает всем, что нужно для того, чтобы воспринимать Божественный Разум.
Поэтому, находясь в поиске лучшего из известных на нашей планете типов человеческих существ, мы конечно не требовали, чтобы он оказался идентичен Человеку, существующему в Божественном Разуме; мы нашли вполне достаточным то, что Творец облагодетельствовал эту состоящую из мяса, нервов и костей (плотских Элементов) вещь Сознанием и дал Сознанию возможность расцвести на поверхности Материи.
Точкой отсчета в нашем продвижении к объекту нашего исследования должен стать этот принцип градации, который откроет нам чудеса Провидения и той силы, посредством которой наша Вселенная поддерживает свое существование.
Мы начнем со злых деяний, которые полностью зависят от души, их совершавших — например, вреда, который извращенные души причиняют душам праведным и друг другу. Если в греховности таких душ не обвинять одну только силу предварительного планирования, то у нас нет повода для обвинений в том, что "вина лежит на Душе, сделавшей свой выбор". Даже у души, как мы это уже видели, должны быть свои индивидуальные порывы; она не является абстрактным Духом; первый шаг по направлению к животной энергии жизни был сделан и, естественно, поведение будет соответствовать этому характеру.
Души живут в этом мире не потому, что мир существует; еще до того, как мир появился на свет, они знали, что будут обитать в нем, заниматься его проблемами, располагать им, управлять им; в их природе было заложено породить его — любым способом, то ли испустив какое-то излучение, а самим оставаться наверху, то ли самим снизойти в этот мир, то ли и тем и другим способом одновременно, в том смысле, что одни испускали излучение и оставались наверху, а другие снисходили; в настоящий момент нас не интересует конкретный метод творения, мы просто хотим доказать, что хоть мир и не возник сам по себе, а был сотворен, на Провидении* нет никакой вины за то, что в нем творится.
_____________
* Государство X, 617е
Тогда остается другой вопрос — несправедливость воздаяния; праведник ходит оборванным, а грешник живет во дворце; львиная доля того, что нужно людям, принадлежит наименее достойным из них; именно они обладают властью: народы и государства находятся в их распоряжении. Не значит ли это все, что сила Божья не достигает земли?
То, что она все-таки ее достигает, убедительно доказывает тот факт, что Разум правит среди низших вещей; животные и растения имеют свою долю в Сознании, Душе и Жизни.
Тогда, может быть, она достигает земли, но не может справиться со всем, что здесь происходит?
Мы ответим так: Вселенная — этот один большой организм; также мы утверждаем, что хотя голова и лицо человека являются творениями природы и правящего Принципа Разума, остальной частью своей оболочки человек обязан другим фактам — случайности или чистой необходимости — и его несовершенство проистекает либо из этого источника, либо от неумения Природы, которой в этом деле никто не помогал. И даже согласившись с тем, что эти отдельные члены сами по себе восхищения не заслуживают, осуждение всего организма не будет ни богоугодным, ни даже просто достойным делом.
8. Таким образом, в нашем исследовании мы подошли к вопросу о том, насколько совершенны вещи нашей Сферы, насколько они принадлежат к упорядоченной системе, и до какой степени они не подвержены воздействию зла.
Что ж, у каждого живого существа верхние части — голова, лицо наиболее красивы, а средняя часть и нижние конечности значительно менее привлекательны. Средней частью и нижними конечностями Вселенной являются человеческие существа; над ними — Небеса и Боги, живущие на Небесах; эти Боги вместе со всем куполом небес составляют большую часть Космоса; а земля — это не центральная точка, а имеет связь лишь с одной из звезд. И тем не менее, человеческие грехи почему-то стали объектом постоянного недоумения; от нас явно требуется признать человечество избранным членом Вселенной наимудрейшим!
На самом же деле, человечество находится между богами и животными, и периодически склоняется то к одному, то к другому порядку; некоторые люди поднимаются до божественных высот, некоторые превращаются в зверей, большая же часть сохраняет нейтралитет. Но те, кто опустился до уровня неразумных животных и диких зверей, оказывают дурное влияние на "центристов"; конечно, жертва лучше своего обидчика, но она подверглась его нападению именно в той области, в которой она сама несовершенна, в которой она, так сказать, не может считаться праведной, ибо она не смогла себя защитить.
Скажем, банда молодых людей, нравственно убогих, и в этом смысле неполноценных по отношению к "средним", но зато хорошо подготовленных физически, нападает на другую группу, неподготовленную ни физически, ни морально, и удаляется, отобрав у этих людей пищу и красивые одежды. Разве это достойно чего-нибудь другого, кроме осмеяния?
И, конечно же, даже блюститель закона будет прав, если не придет на помощь пострадавшим, ибо они должны были понести наказание за хлипкость своих тел и характеров; гимнастический зал располагался неподалеку от них, но они, в своей лени, изнеженности и вялости, позволили себе превратиться в стадо жирных овец — легкую добычу волков.
Но и обидчики также понесут заслуженную кару; прежде всего они будут наказаны самой своей волчьей натурой, которая причиняет катастрофический ущерб их человеческим качествам; затем последует наказание, неизбежное для их вида: живущие во зле, они не избавятся от зла и после смерти,* ибо все имеет свое естественное и логическое продолжение — плохому становится еще хуже, хорошему — еще лучше.
_____________
* По мифам из диалогов Горгий, Федон и Государство.
Это сразу выводит нас за пределы гимнастического зала с его мальчишескими забавами; оба эти человеческих типа должны вырасти из детских штанишек, и, в один прекрасный день, встать друг против друга во всеоружии. Тогда состоится зрелище, гораздо более впечатляющее, чем то, что происходит на спортивных аренах. Но не все вооружились подобающим образом — и победа достанется сильнейшему.
Нет, даже Бог не имеет права сражаться за того, кто сам не подготовился к борьбе; есть такое правило: в битве уцелеет тот, кто сражается, а не тот, кто молится. Закрома наполняются урожаем в результате возделывания земли, а не в результате молитв: здоровьем наслаждается тот, кто не пренебрегает поддержанием формы: мы не имеем права жаловаться, что самый богатый урожай собрали неблагородные люди, если они были единственными, кто работал в поле.
И снова: если мы проживаем нашу жизнь так, как находим нужным, пренебрегая требованиями и желаниями Богов, то легкомысленно было бы рассчитывать на то, что Они будут благосклонны к нам. И смерть для нас это лучший исход, чем вечная жизнь по правилам, проклятым Вселенной. Вот если бы все пошло в противоположном направлении, если бы в жизни не было места ни глупости, ни греховности, — вот тогда мы действительно могли бы проклинать безразличие Провидения, предоставляющего злу возможность победы.
Плохого царя возносит на трон слабость и трусость его подданных; и это справедливо; триумф слабого — вот что было бы несправедливостью.
9. Это было бы несправедливым, потому что Провидение не может быть чем-то низводящим нас до нуля; думать, что Провидение является всем, что ничего другого и не существует, означает отрицать само Провидение, ибо в таком случае у него не было бы поля для деятельности: в этом случае существовало бы одно только Божество. А пока что, ситуация такова: Божество, конечно, существует, но оно обратило свой взор на нечто другое — не для того, чтобы низвести его до нулевого уровня, но чтобы управлять им; например, в случае с Человеком, Божество выступает как Провидение, сохраняя характер человеческой природы, то есть характер существа, живущего по законам Провидения, что, в свою очередь, подразумевает подчинение тому, что может этим законам сопутствовать.
А закону этому сопутствует следующее правило: те, кто сами сделали себя достойными людьми, познают лучшую жизнь и в этом мире, и в другом; с плохими же людьми произойдет прямо противоположное. Но это правило не гарантирует грешникам рассчитывать на то, что своими молитвами они вынудят других людей принести себя в жертву во имя их блага; или, что боги отложат свои божественные дела, чтобы заниматься их повседневными проблемами; или, что праведники, которые поставили перед собой цель гораздо более высокую, чем все короны мира вместе взятые, станут управлять ими. Еще ни разу не случалось, чтобы грешники попытались передать власть в руки праведника, ибо они слишком заняты борьбой за эту самую власть; они сразу же объединяются против того, кто стал праведником по своему собственному желанию, если бы к власти пришли праведники, то общее количество добра в мире бы увеличилось.
Вывод: человек появился на свет как живое существо, но не как член благородного порядка; он сам выбрал для себя "промежуточную" позицию; и все же, в том месте, где он существует, Провидение не позволяет ему быть низведенным до нуля; напротив, его вечно будут увлекать вверх те силы, которые Божество использует в своем стремлении расширить власть нравственных ценностей. Таким образом, человеческая раса не лишена Провидением своего разумного бытия; она сохраняет свою, пусть и ограниченную (что необходимо), долю мудрости, разума, деятельной силы и праведности, по крайней мере, праведности в отношениях индивидуумов друг с другом — ибо даже причиняя вред другим, люди думают, что поступают правильно и просто воздают по заслугам.
Стало быть, человек, благородное создание, совершенен настолько, насколько это предусмотрено свыше; нет сомнения в том, что часть его вплетена в ткань Целого, и он стоит выше всех обитающих на земле живых существ.
Ведь ни один здравомыслящий человек не будет злиться на эти стоящие ниже него существа, которые своим присутствием украшают мир; воистину, только слабак будет злиться на кусающих его насекомых, словно удел человека сидение в четырех стенах. Нет: существование животных необходимо и во многих случаях полезно: все, что существует, существует во благо, пусть даже во благо только человека. Кроме того, смешно жаловаться, что многие животные опасны — среди людей тоже немало опасных — и если животные не доверяют нам, и их недоверие является причиной их нападения на нас, то чему же здесь удивляться?
10. Но: если люди злы неосознанно, если не по своей воле они стали такими, какие они есть, то как же мы можем судить преступников и упрекать их жертвы?
Если существует Необходимость, которая порождает в человеке грех либо силой небесного движения, либо четким выполнением правила, установленного Первоисточником, то не значит ли это, что корни зла лежат в самой Природе? И если таким образом Принцип Разума Вселенной является создателем зла, то не царит ли вокруг одна только несправедливость?
Да: несомненно, люди грешны неосознанно, в том смысле, что на самом деле они не хотят грешить; но, тем не менее, грешники по своей собственной воле являются проводниками зла; они действуют и поэтому грешат; если бы они не были проводниками зла, то они не смогли бы грешить.
Необходимость (которую считают основой греховности человека) — это не внешняя сила, принуждающая индивидуума к действию; она существует только во всеобщей связи.
И силы небесного Движения также недостаточно, чтобы сделать нас беспомощными; если бы Вселенная была чем-то внешним и чуждым, то она бы и осталась такой, какой ее создали творцы, ибо, когда боги сказали свое слово, то человек, каким бы безбожником он бы не был, никак не может противостоять их намерениям. Но при нынешнем положении вещей, эффективные действия исходят именно от человека; если есть изначальный Принцип, то вторичная линия, вне всякого сомнения, будет доведена до конца: каждый принцип вносит свой вклад в свое продолжение. А люди — это и есть Принципы или, по крайней мере, их природа ведет их ко всему, что является добром, и эта природа есть Принцип, свободно действующая причина.
11. В таком случае, должны ли мы сделать вывод, что существование каких-либо конкретных вещей определено необходимостью, проистекающей из Природы, и следствием, проистекающим из причины, и что все вокруг настолько хорошо, что лучше просто не бывает?
Нет: все создает и всем управляет Принцип Разума: он делает вещи такими, какие они есть и, в этом осознанном деянии, он сотворяет даже то, что мы знаем под именем зла; он не может желать, чтобы все было хорошо; художник не стал бы изображать животное, которое состоит только из одних глаз; точно также, Принцип Разума не стал бы делать все — божественным; он создает Богов, потом небесных духов, потом переходной порядок, потом людей, потом животных; везде мы находим строгую последовательность, и дело тут не в злой воле, но в Разуме, с его обширным разнообразием.
Мы уподобляемся людям, которые ничего не смыслят в живописи жалуются, что краски на картине не везде одинаково хороши; но Художник нанес на каждый участок рисунка именно ту краску, которую было нужно нанести. Обратите также внимание, что среди населения городов, как бы хорошо они не управлялись, нет полного равенства. Или мы уподобляемся зрителям, которые критикуют пьесу за то, что не все ее персонажи являются аристократами, а среди них нашлось место и слугам, пахарям и глуповатому шуту; но исключите "низкие" персонажи и пьеса потеряет свою силу; они — ее неотъемлемая часть.
12. Предположим, что наша Вселенная является непосредственным творением Принципа Разума, который соединился, в своем чистом виде, с Материей, и при этом сохранил те разграничения частей, которое он унаследовал от своего Первоисточника — Мыслящей Первопричины: в таком случае, его творение, созданное именно таким образом, должно обладать высшим и ни с чем несравнимым совершенством. Принцип Разума не может быть вещью, обладающей полной тождественностью с разнообразием или хотя бы близкой к нему; и в нашей сфере он выступает без всяких ограничений, поскольку он должен быть всем — каждой отдельной конкретной вещью, проявляющейся своим особым образом.
Нас спросят: а разве соединяясь с Материей, Принцип Разума не причинил вреда другим существам? Например, разве он не поместил в Материю души, и, приспосабливая их к своему мирозданию, разве он не заставил их идти против их собственной природы, что стало причиной гибели многих из них? И можно ли это считать хорошим поступком?
Ответим: души являются частицами этого Принципа Разума и он не приспособил их к своему творению путем ломки их природы, но просто расставил их по местам в соответствии с их качествами.
13. И нам не следует пренебрегать такой простой истиной, что думать следует не только о настоящем. Есть прошлое и есть будущее; и прошлое самым непосредственным образом связано с будущим.
Человек, в свое время бывший царем, будет превращен в раба, поскольку он злоупотребил своей властью и поскольку его падение пойдет ему на пользу в будущем. Те, кто неправильно распорядились деньгами станут бедняками, а для праведника бедность — не помеха. Те, кто убивали ни в чем не повинных людей, в свою очередь, тоже будут убиты, причем убиты безвинно, если принять во внимание их отношения с их убийцами; но их смерть будет справедливым наказанием за убийства совершенные ими самими. Люди, незаслуженно страдающие, получат возможность приводить в исполнение справедливые приговоры.
Человек не становится рабом в результате случайного стечения обстоятельств: просто так никого в тюрьму не сажают; всякое плотское страдание имеет свою причину. Когда-то человек совершил проступок, за который он сейчас и расплачивается. Человек, убивший свою мать,* в будущей жизни станет женщиной и будет убит своим сыном; человек, некрасиво поступивший с женщиной, сам станет женщиной, и с ним тоже поступят некрасиво.
____________
* Законы IX 872е, Федр 248с
Так вот и родилось угрюмое слово Адрастея* (Неотвратимая Кара); в сущности, вышеприведенный мудрый закон и есть Адрастея — сама Справедливость.
____________
* Adrasteia ("неотвратимая") — эпитет Немесиды. См. Р. Гревс "Мифы древней Греции", 32.3.
Мы должны признать, что в основе существования нашей Вселенной лежит следующий принцип — даже мельчайшие вещи являются данниками огромного целого. Великое искусство проявляется не только в прекрасных трудах и возвышенных членах Целого, но даже в таких мелочах, на которые, по мнению некоторых, Провидение не должно обращать никакого внимания; чудесные возможности скрыты в любой животной форме; и в растительной тоже; благородные формы плодов и даже листьев, буйство, нежность и разнообразие прелестных цветов; и все это не рождается и не умирает, а живет вечно и даже обновляется, когда Высшие существа перемещаются в разных направлениях над нашей землей.
Что касается перемен, то никакие перемены не происходят случайно; новые формы создаются теми методами и с теми благими намерениями, какие достойны Божественных Сил. Божество совершает только одно Деяние — воплощает в жизнь свое качество; его качество — это выражение сути его Бытия; и сутью Божественного Бытия есть Бытие, которое порождает только добрые и справедливые вещи — ибо если добро и справедливость рождаются не там, то откуда же они появляются на свет?
14. Стало быть, законы Космоса соответствуют Мыслящей Первопричине. Верно, создание Космоса явилось неосознанным актом, но при этом необычайно продуманным, ибо даже в Природе нашей частной Сферы отражается Божественный Разум в такой степени, что это просто невозможно описать. Каждый из бесконечно появляющихся типов существ проявляет безграничный творящий Принцип Разума. Все это верно, за исключением предположения, что все должно рождаться в том совершенном виде, в каком пребывают те, кто никогда не знал рождения — Вечные. В этом случае, вещи из царства Разума и вещи из царства чувств должны были бы изначально быть тождественны.
Люди, требующие, чтобы в нашем мире было больше добра, чем сейчас, не понимают, что каждое существо получило положенную ему форму; глупо было бы жаловаться, что у одних животных есть рога, а у других — нет. Нам следует понять, что Принцип Разума должен присутствовать в каждом существе и в тоже время, любое великое должно содержать в себе малые вещи, а любое целое должно принадлежать своим частям и все не может состоять в равенстве, если все его составные части не находятся в нем.
Поэтому в Высшем Мире любое существо является всем, в то время как здесь, в низшем мире, отдельная вещь не является всем (она — не Вселенная, но "Я"). Так и человек, индивидуум, будучи частью Человечества, не является всем Человечеством; но где бы не происходило соединение различных частей с тем, что никакой частью не является (Божеством, Разумом, Бытием), там возникает то целое, в котором обитают эти части. От человека, как неполной вещи, нельзя требовать достижения высот добра: если бы такое было возможно, то он покинул бы мир неполных вещей. А целое не может злиться на ту часть, которая развивает в себе добро и достоинство; если улучшается какая-то часть целого, значит улучшается и все целое; малое растет, когда его преобразуют по образу и подобию великого, когда его приобщают к величию, и поэтому даже внутри человеческого "я" можно найти свет подобно тому свету, который излучают звезды на божественном небосводе, и там можно разглядеть прелестную фигуру — живую или созданную резцом искусного скульптора — все тело которой, а не только уши и пальцы, унизано драгоценными каменьями.
15. Эти умозаключения вполне уместны, если вещи рассматриваются по отдельности: но когда мы прослеживаем взаимосвязь между всеми этими постоянными и беспрерывно воспроизводимыми формами, то все оказывается намного сложнее.
Животные пожирают друг друга; люди нападают друг на друга; повсюду идет война, в которой не бывает перемирий; и это дает новую пищу для сомнений, что автором плана является Разум и что идея была хорошо претворена в жизнь.
От этого непростого замечания нельзя отделаться старым ответом: все хорошо настолько, насколько это предусмотрено в природе вещей; что вина за их состояние лежит на Материи, тянущей их вниз; что, насколько мы знаем, в соответствии с этим планом, зло не может и не должно быть истреблено;* что Материя чувствует, что она все еще не является чем-то высшим, а остается лишь элементом, привлеченным извне, чтобы окончательно дополнить картину, или, вернее, чтобы подвергнуться упорядочивающему воздействию Разума.
____________
* Теэтет 176с
Божественный Разум это начало и конец; все, что появляется на свет, должно быть целесообразно и иметь свое место в предельно четкой и разумной схеме. Тогда, какой необходимостью вызвана эта свирепая война людей с людьми, а животных с животными?
Пожирание одного Вида другим необходимо как средство трансмутации живых вещей, которые не смогли бы вечно сохранять свою форму, даже если бы их никто и не убивал: а потому какие могут быть претензии к плану, по которому раз уж вещи все равно должны умереть, то пусть своей смертью они послужат другим вещам.
Более того, какое вообще значение имеет их смерть, если они становятся пищей для других лишь для того, чтобы вернуться на землю в каких-то иных формах? Их смерть — это не более чем убийство одного из персонажей театральной пьесы; актер меняет грим и играет другую роль. Конечно, ведь самого же актера не убивают; но если смерть — это ничто иное как смена тела, подобная смене актером костюма, или даже уход из тела, подобный уходу актера со сцены, когда его роль уже сыграна (хотя потом он вернется, чтобы сыграть другую роль), то что ужасного в этой трансформации друг в друга живых существ?
Конечно же, смерть живых существ предпочтительнее, чем вообще их несуществование: это означало бы угасание жизни, лишенной возможности выходить из своих собственных пределов; согласно идее, жизнь разливается по Вселенной бурным потоком, порождая всемирные вещи и сплетая разнообразие в их бытие; она безустанно воспроизводит бесконечную цепочку красоты и грации.
Люди направляют друг на друга оружие — им грозит смерть, но они стоят стройными рядами, словно готовятся исполнить древний танец с мечами — уже одного этого достаточно для понимания того, что все человеческие намерения есть ничто иное, как игра, что погибнуть в бою или драке просто означает заранее узнать то, что узнает старость, что это возможность поскорее уйти, чтобы пораньше вернуться. То же самое относится и ко всем остальным житейским невзгодам, например, к потере имущества; утративший его поймет, что было время, когда оно ему не принадлежало, а над отнявшими его грабителями судьба посмеется, ибо у них его отнимут другие разбойники; более того, ограбленный поймет, что охрана имущества обходится дороже, чем даже его утрата.
Убийства, смерть во всех ее обличиях, уничтожение и разграбление городов — ко всему этому мы должны относиться как к театральному спектаклю; все это как развитие запутанного сюжета, в ходе которого меняются костюмы. изображается печать и рыдания. Ибо на земле, на протяжении всей непрерывной цепочки жизни, присутствует не Душа, а Тень подлинного человека, которая печалится, жалуется, и играет спектакль на этой мировой сцене, которую люди заполнили сценами, построенными ими самими. Все это является деянием человека, который проживает всего лишь низшую и внешнюю жизнь, и не понимает, что совершая как добрые, так и злые поступки, он остается не более чем актером; серьезно решать серьезные проблемы могут только люди думающие: другой тип человека являет собой олицетворение пустоты. Тот, кто неспособен думать, всерьез считает серьезным те пустяковые вещи, которые соответствуют их пустячной природе. Любой, кто присоединяется к их бестолковой суете, и, стало быть, начинает смотреть на жизнь их глазами, должен понимать, что таким образом он изменяет своему характеру. Если Сократ начинает заниматься пустячными делами, то он уже не Сократ.
Мы также должны помнить, что не можем воспринимать слезы и жалобы как доказательство того, что что-то происходит неправильно; дети же хнычут безо всякой на то причины.
16. Но если все это так, то какое же место занимает зло? Куда мы должны поместить преступления и грехи?
Чем объяснить то, что в хорошо организованном мире рациональные единицы (человеческие существа) грешат и поступают несправедливо; и откуда тогда рождается страдание, если нет ни греха, ни несправедливости?
Опять же, если все наши действия определены законами Природы, то как можно разобраться, какое действие соответствует Природе, а какое — ей противоречит?
А как относиться к богохульству? Богохульник таков, каким его сотворили: автор создал персонаж, оскорбляющий и поносящий самого автора, и поручил эту роль данному актеру.
В связи с этими вопросами мы вынуждены вновь дать определение Логоса (Принципа Разума Вселенной), и более понятно объяснить его природу.
Что ж, этот Принцип Разума, — мы надеемся, что даваемое нами определение поможет найти путь к истине, — этот Логос не является Мыслящей Первопричиной в ее чистом виде; он не является Абсолютным Божественным Разумом; он также не исходит от одной только чистой Души; он зависит от этой Души, но, в то же время, он является эманацией обеих этих божественных Субстанций: Мыслящая Первопричина и Душа (в том ее виде, в каком это было обусловлено Мыслящей Первопричиной), порождающие этот Логос, который является Жизнью, обладающей определенной долей Разума.
А любая жизнь, даже наименее ценная, представляет собой форму деятельности, и притом деятельности не бездумной, в отличие от слепой силы огня; для беспорядочной игры Движения нет места даже там, где отсутствует ощущение жизнедеятельности; любой объект, в котором присутствует жизнь, любой объект, который принимает участие в Жизни, наделен сознанием, в том смысле, что отличительной чертой жизнедеятельности является создание новых форм.
Стало быть, жизнь развивается по схеме и подобна актеру пантомимы с его набором жестов; сам по себе представляет собой жизнь, и кроме того, движется в строгом соответствии со схемой, созданной для того, чтобы символизировать жизнь.
Вышесказанное дает нам некое общее представление о природе Жизни.
На этот Принцип Разума, который является излучением абсолютно единого Божественного Ума и абсолютно единой Жизни (равной Душе), не представляет собой ни абсолютно единой Жизни, ни абсолютно единого Божественного Ума; он вообще не является никаким абсолютным единством. Из-за несовершенства связей он создает конфликты между разными частями; он создает несовершенные вещи, и таким образом, порождает войны и нападения. Поэтому в целом он может считаться лишь общей суммой, но никак не неразделенной вещью. Война между отдельными его частями, имеющая место на данном этапе, обладает единством или гармонией пьесы, повествующей об отчаянной борьбе. Конечно, в финале пьесы, противоборствующие элементы соединяются в общую гармонию, сплетая всю историю столкновения характеров в единое произведение; впрочем, имеющий место в логосе конфликт разных элементов, происходит в пределах одного элемента, — Принципа Разума; стало быть, более точным сравнением будет сравнение с гармонией, рождающейся непосредственно из самих противоборствующих элементов; и тогда встает вопрос о том, что вводит несовместимые элементы в эти Принципы Разума.
Что касается музыки, то высокие и низкие ноты являются порождением Принципов Разума, которые, в силу того, что они представляют собой Принципы гармонии, сливаются в единую Гармонию, абсолютную Гармонию, — высший Принцип, высший чем они и включающий их в себя, как составные части. Точно также, и во Вселенной в целом мы найдем массу несовместимого — белое и черное, горячее и холодное, крылатых и бескрылых, разумных и неразумных но все эти элементы являются членами одного живого тела, их общей суммы; Вселенная является саморегулирующимся существом, все члены которого постоянно борются друг с другом, но общее бытие которого является проявлением Принципа Разума. Значит, этот единый Принцип Разума должен быть соединением борющихся Принципов Разума, само противостояние которых является основой его единства и Бытия.
И в самом деле, если бы он не обладал сложной структурой, то он не смог бы быть Всемирным Принципом, более того, он даже не смог бы быть и Принципом Разума; факт наличия внутренних различий обусловлен фактом его существования как Принципа Разума. Что ж, наиболее ярким проявлением различий являются противоречия; признав, что Принцип Разума порождает различия, следует признать, что он будет создавать наиболее серьезные их формы; другими словами, Принцип Разума, доведя различия до максимального контраста, просто вынужден будет создавать противоречия; он будет завершенным только в том случае, если создаст себя не просто из различных вещей, но из вещей диаметрально противоположных.
17. Природа Принципа Разума соответствующим образом выражена в его Деянии, и, стало быть, чем шире область его деятельности, тем острее противоречия между порожденными им вещами, потому мир чувств обладает меньшим единством, чем его Принцип Разума; у него более сложная структура и его раздирают более острые противоречия; значит, его отдельные члены будут стремиться к полноте жизни, будут испытывать более горячее желание объединения.
Но желание зачастую уничтожает объект желания; желание корыстолюбиво, и если объект желания непрочен, то очень быстро наступает его гибель; неполная вещь (например, человеческое существо), стремясь сделать себя полной, притягивает к себе все, что только может.
Таким образом, вместе с хорошим, мы имеем и плохое; подобно танцору, исполняющему определенный танец, мы движемся то в одном, то в другом (прямо противоположном изначальному) направлении; в танцевальных па мы можем узнать борьбу добра со злом, а контрастные движения и создают красоту танца.
Стало быть, грешники исчезают?
Нет: их греховность остается; но просто не они выбрали себе эту роль.
Это служит им оправданием?
Нет: оправдать может только Принцип Разума — а Принцип Разума их не оправдывает.
Вне всякого сомнения, все люди являются частями этого Принципа, но одни люди — хорошие, а другие — плохие (последних больше), и все происходит, как в пьесе; когда автор распределяет роли между актерами, то он также использует их собственные личности; сам он не создает актера на главную роль, актера на второстепенную роль, актера на эпизод; он просто раздает актерам подходящие им реплики и этим распределением определяет роль каждого человека.
Таким образом, каждый человек находится на соответствующем его личности месте: хороший человек — на своем, плохой — на своем: каждый из них, естественным и разумным способом добирается до подходящего (хорошего или плохого) ему места и занимает то положение, какого он сам сумел добиться. Там он говорит и действует — богохульствует, совершает преступления или творит добрые дела; ибо актеры приходят в этот спектакль такими, какими были еще до того, как начались первые репетиции.
В пьесе, написанной человеком, автором реплик является драматург, но актеры привносят в эти реплики что-то свое, хорошее или плохое, ибо актеры должны сделать нечто большее, чем просто повторить написанные автором слова; ну а в пьесе жизни Душа играет ту роль, которую уготовил ей Создатель этого произведения.
Подобно тому, как актеры наших театров получают свои маски и костюмы (роскошные наряды или лохмотья), так и Душе выпадает ее жребий и не произвольно, а осмысленно; Душа приспосабливается к выданному ей жребию, настраивает себя, ведет себя в соответствии с духом данной пьесы, соответственно самому Принципу произведения; затем Душа произносит положенные ей реплики и при этом самовыражается подобно тому, как певец самовыражается в песне. Голос актера, его манера держаться, от природы утонченные или вульгарные, могут придать пьесе еще большее очарования; с другой стороны, актер с неприятным голосом может предстать не в лучшем свете, но пьеса при этом останется такой же хорошей, как и была; автор, критически оценив произведение, отнимает роль у плохого актера и поступает справедливо; хорошие актеры получают более крупные роли в более значительных пьесах, а бездарности останутся в статистах.
Так и Душа, перед тем, как присоединиться к этому Вселенскому действу, перед тем, как стать частью Пьесы, и привнести в нее свои собственные положительные или отрицательные черты, встречается с автором и получает от него свою роль; она приспосабливает роль к своему характеру и поведению, а по окончании спектакля получает заслуженные славу или позор.
Но эти актеры, души, обладают особым достоинством: они играют в театре, размеры которого превосходят любую другую сцену; Автор сделал их хозяевами всего этого мира; у них широкий выбор; они сами определяют славу или позор, проводниками которых они являются, поскольку их место и роль соответствуют их качествам; стало быть, они едины с Принципом Разума Вселенной, и каждая из них помещена в соответствующую окружающую среду, подобно струне лиры, натянутой в положенном месте, определенном Принципом музыкального звучания, чтобы она могла издавать те звуки, которые от нее требуются. Справедлива и хороша та Вселенная, в которой каждый актер играет положенную ему роль, пусть даже она заключается в том, чтобы во тьме Тартара издавать ужасные звуки, соответствующие этому месту.
Эта Вселенная хороша не тогда, когда в ней появляются великие певцы, а тогда, когда каждый ее исполнитель присоединяет к общей мелодии звучание своей песни — жизни, какой бы бедной, тяжкой, несовершенной она не была. Свирель не издает один чистый звук; мелодия свирели состоит из разных нот совершенно различного звучания, зачастую очень тихого, но все они сливаются в один полный звук.
То же самое относится и к Принципу Разума: он один, но состоит из разных, неравноценных частей; а потому во Вселенной и существуют различные места, одни — лучше, а другие — хуже, и различные души, занимающие эти неравноценные места. Разнообразие мест в нашей сфере, разнообразие душ, несхожих по масштабу и поведению, легко можно проследить на примере различий между отдельными частями свирели или любого другого музыкального инструмента; эти различия — местного значения, но каждая струна, находящаяся на своем конкретном месте, издает только ей одной свойственный звук, который соответствует ее месту, а также технике игры.
То, что является злом в отдельной душе, во всемирной системе будет добром; то, что в отдельной части противоречит природе, в общем целом будет природе служить — и при этом оставаться неблагозвучной нотой, что, однако, не умаляет достоинств всего произведения, подобно тому, как мрачная должность палача не бросает тень на хорошо управляемое государство: эта должность необходима для поддержания порядка; и человек, с соответствующей данной должности моралью, зачастую бывает очень полезен; стало быть, все хорошо.
18. Души имеют разную ценность: и помимо прочих причин, это различие проистекает из их изначального неравенства: вполне логично то, что являясь отдельными частями Принципа Разума, они просто должны быть неравны.
Мы также должны помнить, что каждая душа имеет второй и третий порядок,* и, стало быть, ее самовыражение может принять любую из трех основных форм. Но это положение мы должны рассмотреть подробнее.
____________
* Тимей 41d
Возможно, мы не должны были предполагать, что актеры имеют право добавлять что-то свое к словам автора пьесы — это означало бы, что произведение является несовершенным и актеры должны были заполнить оставленные Автором пробелы. В таком случае, актер становился бы уже не просто актером; он стал бы частью драматурга, он заранее знал бы, какие слова будут произносить другие актеры и был бы способен сплести все нити сюжета в единое повествование.
Ибо в Целом отдельные эпизоды, включая связанные со злом, становятся Принципами Разума, и, стало быть, их существование обоснованно. Так, в результате супружеских измен и изнасилований, в ходе естественного процесса родятся чудесные дети, которые, возможно, вырастут прекрасными людьми; и на месте уничтоженных злобным насилием городов могут подняться новые и более прекрасные города.
Но разве это не делает абсурдным представление о душах, как о причинах добра и зла? Если мы освободим Принцип Разума от ответственности за зло, то разве тем самым мы не заявим о его непричастности к сотворению добра? Если мы воспринимаем роли театральных актеров как составные части пьесы, то почему бы нам не воспринять роли актеров всемирной драмы, как составные части Принципа Разума? Почему бы не признать, что Принцип Разума содержит в себе столько же зла, сколько и добра, и вдохновляет конкретные деяния всех своих частей? Разве не логичным будет заключение, что всемирная драма является законченным произведением и что Принцип Разума является источником всего, что существует?
Но тогда возникает вопрос: зачем Логосу нужно было сотворять зло?
Из вышеприведенных умозаключений можно также сделать выводы, что все души во Вселенной, даже те, которые ближе всего находятся к божеству, лишены какой бы то ни было силы; все они являются только лишь частями Принципа Разума.
И еще — если не все Принципы Разума являются душами — то почему одни из них являются душами, а другие являются исключительно Принципами Разума, хотя они все относятся к душе?
III.3 О ПРОВИДЕНИИ
Вторая книга
1. Каков же наш ответ?
Все события и вещи, как хорошие, так и плохие, являются неотъемлемыми аспектами Вселенского Принципа Разума, поскольку эта Вселенская Идея не порождает их, но содержит их.
Принципы Разума являются деяниями или выражениями Вселенской Души; ее части (то есть хорошие и плохие события) являются выражениями этих Душ-частей.
Это единое, Душа, состоит из различных частей; соответственно, Принципы Разума тоже будут состоять из различных частей, и такой же сложной структурой будут обладать основные принципы системы, то есть все, что они производят на свет.
Души пребывают в гармонии друг с другом, и в такой же гармонии находятся их деяния и последствия их деяний; но под гармонией здесь подразумевается единство противоречий. Поскольку все вещи возникают из этого единства, то они в него же и возвращаются и при этом только потому, что так нужно природе; проявляются различия, порождаются непримиримые противоречия, но все они представляют собой части одной организованной системы, поскольку вышли из единого источника.
Это положение может быть проиллюстрировано поведением различных животных: лошади представляют собой единый род, но они дерутся между собой, кусают друг друга, и в своих взаимоотношениях демонстрируют и злобу, и гнев, и зависть; то же самое относиться и ко всем остальным представителям единого целого — Вида; то же относится и к человечеству.
Опять же, все вышеперечисленные типы являются составными частями одного Класса, класса живых существ: безжизненные предметы можно рассортировать по различным типам, а потом восстановить в одном Классе "неживых"; если мы решим пойти еще дальше, то живые и неживые могут быть отнесены к одному Классу "Существ", и, если сделать еще один шаг в этом направлении, к Источнику Бытия.
Привязав все к этому Единому Источнику, мы можем двигаться в обратном направлении, по пути непрерывного деления: мы увидим, что по мере того, как Единство достигает Всемирности, оно охватывает все в одну систему так, что при всех своих внутренних различиях продолжает представлять собой одно живое существо со сложной структурой — организм, в котором каждый его член выполняет только ему свойственную функцию, и в то же время существует в этом Едином Целом; костер горит; лошадь выполняет положенную лошади работу; люди используют пламя и лошадь в соответствии со своими личными качествами и отсюда проистекает их воздействие на конкретные Виды, к которым принадлежат огонь и лошадь, а также все то, что в жизни есть хорошего и плохого.
2. Обстоятельства не властны над тем, что в жизни есть хорошего, ибо они сами сформированы причинами и являются частью последствий. Ведущий Принцип держит все нити, а малые элементы, индивидуумы, выполняют свои функции в соответствии со своими возможностями; так на войне главнокомандующий составляет план, а его подчиненные делают все, что в их силах, чтобы воплотить этот план в жизнь. Порядок во Вселенной был установлен Провидением, которое можно сравнить с командующим армией; он продумал операцию, условия ее проведения, и такие практические потребности, как пища, питье, оружие и военные машины; для того, чтобы операция оказалась успешной, была заранее решена проблема соединения всех этих сложных частей. Составляя план, командующий питал определенные обоснованные надежды на успех, хотя он не мог знать всех действий врага, и ему было не дано расположить армию противника по своему усмотрению: но если речь идет о чрезвычайно одаренном полководце, который способен совершить даже и такое, то что тогда может помешать ему успешно осуществить свой план?
3. Даже в том случае, когда "Я" имеет возможность выбора, то сам факт выбора означает, что сотворенная вещь (свершенное деяние) занимает свое место в общей четкой схеме. Ваша личность не проникла во вселенский план откуда-то со стороны; вы являетесь частью плана, вы и ваши личные качества.
Но что является причиной появления незначительной личности?
Этот вопрос состоит их двух частей: если Творец существует, то должны ли мы считать его причиной нравственных качеств индивидуума, или же ответственность лежит на самом творении?
А может быть, никто ни за что не несет ответственности? В конце концов, никто же не обвиняется в том, что растения лишены органов чувств, и никого не ругают за то, что животные не равны людям, что было бы равносильно жалобе на то, что люди не равны богам. Человеческий разум примиряется с несовершенством растений и животных; чего же тогда ему жаловаться на то, что люди не могут подняться выше человеческого уровня?
Если этот упрек попросту означает, что человек может усовершенствовать себя своими собственными силами, то тогда мы должны признать, что причиной его неудач в этом деле является его собственная неполноценность; но если улучшение должно прийти не от самого человека, а от его Творца, тогда просить больше, чем уже было дано, так же глупо, как это было бы глупо в случае с растением или животным.
Вопрос не в том, насколько полноценна вещь в сравнении с чем-то иным, а в том, хорошо ли она справляется со своими функциями внутри своего собственного Вида; всеобщего равенства существовать не может.
Значит Принцип Разума, создавая вещи, заранее решил, что между ними будет существовать неравенство?
Конечно нет: неравенство неизбежно, ибо оно заложено в природе вещей; Принцип Разума нашей Вселенной следует за определенным аспектом Души; сама Душа следует за Мыслящей Первопричиной, которая является не одной из вещей во Вселенной, но всеми вещами сразу; если речь идет одновременно обо всех вещах, то значит подразумевается их большое разнообразие: там, где существует разнообразие и нет тождества, там должны быть первые, вторые, третьи и так далее по нисходящей. Тогда формы жизни должны представлять собой не чистую Души, а слабые души, причем, чем дальше по нисходящей, тем слабее. Конечно, в составляющем живое существо Принципа Разума присутствует Душа, но это-другая Душа (более слабый аспект), а не та Высшая Душа, от которой исходит и сам Принцип Разума; и эта состоящая из разных частей колесница жизни слабеет по мере своего приближения к материи, и то, что она создает, является еще более несовершенным. Подумайте, как далеко творение находится от Творца, и тем не менее, настолько оно прекрасно!
В общем, ничто не может обеспечить творению обладания всеми качествами творца, который выше любого из своих творений и не несет ответственности за них; можно удивляться, что он вообще не оставляет нижестоящих без внимания, и что следы его присутствия могут быть настолько благородны. И если его дары настолько велики, что нижестоящие не могут ими воспользоваться в полной мере, то в том большем долгу перед ним остаются эти нижестоящие; вся вина должна быть возложена на невосприимчивое создание, а Провидение должно быть еще более возвышенным.
4. Если бы человек был цельной вещью — я имею ввиду, если бы он был сотворенной вещью, действующей и подвергающейся воздействию в соответствии с абсолютно неподверженной никаким изменениям природой — тогда судить и наказывать его можно было бы не в большей степени, чем простых животных. Но человек подлежит осуждению в том случае, если он творит зло; и это справедливо. Ибо он не является простой вещью, сделанной по четкому плану; его природа содержит отдельный и свободный Принцип.
Это, однако, не означает, что он не связан с Провидением или Всеобщим Разумом; Высший Мир не может быть отрезан от Мира Чувств. Высшее проливает свет на низшее, и этим светом является Провидение в его высшем аспекте. Принцип Разума имеет два аспекта, один из которых создает вещи, а другой связывает их с высшими существами; из этих высших существ состоит высшее провидение, от которого зависит то низшее провидение, которое является вторичным Принципом Разума, неразрывно связанным с первичным принципом; эта пара — Большое и Малое Провидение — действуя вместе, создают всемирную ткань, одно всеобъемлющее Провидение.
Значит, люди обладают особенным Принципом; но не все используют все то, что заложено в их Природе; есть люди, которые живут по одному Принципу, и есть люди, которые живут по другому, или, вернее, по нескольким другим, менее благородным принципам. Ибо все эти Принципы присутствуют в человеке даже тогда, когда не воздействуют на него — хотя мы не можем считать их пребывающими в бездеятельности; все выполняют свои функции.
Нас спросят: "Но какой смысл в их присутствии, если они не воздействуют на человека; бездействие ведь означает отсутствие?"
Мы настаиваем, что они присутствуют всегда, и что ничто не свободно от присутствия их.
Но, конечно же, их нет там, где они не действуют? Если они обязательно присутствуют во всех людях, то они обязательно должны действовать во всех людях, — в особенности это касается Принципа свободного действия.
Прежде всего, животные не полностью владеют этим принципом, и даже далеко не всем людям дано полностью владеть им.
Значит этот Принцип не является единственной эффективной силой во всех людях?
Нет ли никаких оснований полагать, что он не должен быть единственной силой. Есть люди, в которых вообще он один только и действует, придавая жизни свои характерные черты, а все остальное является лишь Необходимостью (и, стало быть, неподсудно).
Если человек прожил плохую жизнь, то каковы бы то не были причины: то ли структура человека завела его на неправедный путь, то ли он стал рабом своих желаний (в этом случае проблема относится к разряду ментальной или духовной), мы все равно будем вынуждены возложить вину за неудавшуюся жизнь на субстрат (нечто низшее по отношению к высочайшему Принципу в Человеке). По логике, мы будем вынуждены сказать, что этот субстрат (отвечающий за свои деяния источник зла) должен быть Материей, а не Принципом Разума; тогда сложится впечатление, что главенство принадлежит не Принципу Разума, а Материи, грубой Материи, как самой крайней ее форме, а затем Материи, сформированной в человека; но мы должны помнить, что для этого свободного Принципа в человеке (который является аспектом Всеобщей Души), Субстрат (нечто неполноценное, которое подлежит непосредственному превращению в форму) является не Материей, но самим Принципом Разума, вместе со всем, что он производит и формирует по своему подобию, так что ни глубокая Материя, ни Материя, организованная в полноценного человека, не главенствуют внутри нас.
Качества, проявившиеся у нас нынешней жизни, могут быть, вероятно, отнесены к нашему поведению в прошлой жизни, мы должны предположить, что наши предыдущие деяния сделали правящий в настоящее время внутри нас Принцип Разума неполноценным по сравнению с принципом, который там правил прежде; Душа, которая позднее вновь засияет, в настоящее время ослаблена.
И можно сказать, что любой Принцип Разума включает в себя Принцип Разума Материи, который он, стало быть, способен использовать в своих целях, либо найти его созвучным себе, либо наделив его качествами, которые делают этот Принцип таковым. Принцип Разума вола не имеет места до тех пор, пока не соединяется с Материей, соответствующей волу; должно быть именно так и происходит процесс метемпсихозиса,* о котором мы читаем у Платона.** Душа должна утратить свою природу, Принцип Разума должен быть трансформирован; так рождается душа-вол, которая когда-то была Человеком. Следовательно, деградация справедлива.
____________
* Переселения душ.
** Тимей 42с
Однако, каким образом неполноценный Принцип вообще появился на свет, и каким образом высший Принцип опустился до него?
Еще раз — не все вещи являются Изначальными; есть Вторичные, и Третичные, и природа их неполноценна по отношению к природе Первичных: и даже легкого падения достаточно, чтобы создать серьезное отклонение от прямого развития. Далее, связь одного существа с любым другим существом перерастает в смешение, в результате которого появляется еще одно существо, состоящее из этих двух; нет, как раз природа более великого и первичного не подвергается искажению, а меньшее и вторичное было таким с самого начала, малая вещь мала по самой своей природе и если последствия этой малости малоприятны, то она получила то, что заслужила; рассуждая на эту тему, мы всегда должны принимать во внимание прошлые жизни, которые являются зерном, из которого произросло наше настоящее.
5. Стало быть, существует Провидение, которое пронизывает весь Космос от начала и до конца, но не равномерно, а пропорционально, в соответствии с различными уровнями разных мест — точно также, как в каком-нибудь животном, представляющем собою замкнутую цепь, каждый орган имеет свою функцию; более благородный орган занимается более высокой деятельностью, в то время, как другие, соответственно, трудятся на низших ступенях жизни, каждая часть действует сама по себе и испытывает то, что заложено в ее природе, и то, что возникает в результате ее отношений с другими частями. Ударьте животное, и орган речи издаст звук соответствующей громкости, в то время, как другие части тела снесут этот удар молча, но отреагируют на него свойственными только им реакциями; общая сумма звука, действия и восприимчивости составляет то, что мы можем назвать личным голосом, жизнью и историей живой формы. Части, относящиеся к различным видам, выполняют и различные функции: у ног свои, а у глаз — свои; рассудок выполняет одни задачи, а Мыслящая Первопричина — другие.
Но все сводится к единству, всеобъемлющему Провидению. На низшей ступени находится Судьба, на верхней — только одно Провидение: ибо в Разумном Космосе все является Принципом Разума или его Источниками Божественным Разумом и Чистой Душой — а сразу же за ними следует Провидение, возникающее из Божественного Разума, которое является содержанием Чистой Души, и, посредством этой Души, соединяется со Сферой живых существ.
Этот Принцип Разума рождается как вещь, состоящая из неравных частей, и поэтому созданные им вещи также неравны между собой, как, например, различные члены одного живого существа. Но несмотря на существующие между отдельными частями различия в смысле привилегий и обязанностей, единое целое действует созвучно воле богов, поддерживает порядок и подчиняется провидению, ибо Принцип Разума Провидения — богоугоден.
Деятельность определенного рода связана с Провидением, но им не осуществляется: люди или другие элементы, живые и неживые, являются причинами определенных происшествий, и любой положительный результат опять же достигается по воле Провидения. Значит, всем правит закон, и если что-то происходит неправильно, оно трансформируется и исправляется. Если мы возьмем для примера отдельное тело, то Провидение живого организма подразумевает заботу о его здоровье; пусть оно порежется или получит какое-то другое ранение; тогда правящий Принцип Разума начинает работу по соединению разорванных тканей, зарубцеванию ран и лечению пораженной части тела.
Итак, зло — в порядке вещей, но оно порождено не Провидением, а Необходимостью. Оно рождается в нас самих: несомненно, на то есть свои причины, но это доказывает, что не Провидение принуждает нас творить зло; некоторые из причин мы связываем с деятельностью Провидения и его производных, но другим причинам мы не можем найти объяснения; деятельность вместо бытия относится не к воле Провидения, а только к желанию индивидуума или какого-нибудь другого элемента во Вселенной, чего-то, что либо само находится в конфликте с Провидением, либо создает состояние конфликта внутри нас.
Одно обстоятельство не всегда дает одинаковые результаты: нормальный ход событий будет изменяться от случая к случаю: красота Елены по-разному воздействовала на Париса и Идоменея:* сведите вместе двух красивых людей распущенного нрава и двух людей высоконравственных, и поведение этих пар будет резко отличаться друг от друга; положительный человек, встретив ветренника, демонстрирует нравственность своей природы, и точно также, распутник изо всех сил старается продемонстрировать обществу нежелание жить по его законам.
____________
* Речь идет о героях "Илиады" Гомера: Идоменей Критский тоже посещал дом Менелая, но, в отличие от Париса, не стал соблазнять Елену.
Деяния развратника совершаются не Провидением и не в соответствии с Провидением; и деяния праведника также не совершаются Провидением; их совершает человек — но они совершаются в соответствии с Провидением, потому что эти деяния созвучны Принципу Разума. Так больной, точно следующий указаниям врача, сам является элементом и при этом действует в соответствии с искусством, занимающимся изучением причин здоровья и болезней; тот, кто нарушает законы здоровой жизни также совершает поступок, но этот поступок противоречит Провидению медицины.
6. Но, если все это правда, то каким образом зло может быть предугадано провидцами? Предсказания провидцев основаны на наблюдениях за Вселенским Кругом; как может этот Круг указывать на зло вместе с добром?
Совершенно очевидно, что объяснение этому явлению следует искать в единстве всех противоположностей. Возьмем, например Форму и (ее противоположность) Материю: живое существо (низшего порядка) является единством этих двух противоречий; осознавать Форму и Принцип Разума, значит осознавать Материю, которую включили в эту Форму.
В отличие от чистой и простой Идеи, живое существо со сложной структурой не похоже на живое существо Разумного порядка: в существе со сложной структурой мы одновременно осознаем и Принцип Разума, и низший элемент, облеченный в форму. Так вот, Вселенная — это такое же живое существо со сложной структурой: стало быть, наблюдать за ее содержимым значит осознавать ее низшие элементы ничуть не в меньшей степени, чем действующее внутри ее Провидение.
Это Провидение достигает всего, что появляется на свет; в его сферу входят живые существа со всеми их действиями и состояниями, вся их история, подчиняющаяся Принципу Разума и, ч определенной степени, Необходимости.*
____________
* Тимей 47с-48а
А они являются смесями, что и заложено в их природе, и обусловлено постоянным процессом их существования; и Провидец не может провести четкую черту, по одну сторону которой окажется Провидение со всем, что происходит по воле Провидения, а по другую — субстрат, связанный с его творением. Провести такую черту не дано человеку, мудрецу или божественному человеку; можно сказать,* что это — привилегии Бога, Провидцу подвластны не причины, а факты; его искусство заключается в чтении символов Природы, которые повествуют о вещах, соблюдающих порядок, и никогда не снисходят до беспорядочного: движение Вселенной сообщает Провидцу о том, чем по отдельности и в общности являются люди и вещи, еще до того, как они проявят себя.
____________
* Протагор 341е
Здесь и Там действуют сообща, вместе развивая постоянство и вечность Космоса, и посредством своих пропорций открывают последовательность вещей понимающему наблюдателю — ибо любая форма предсказания будущего основана на пропорциях. Вселенского несоответствия быть не может; должна быть какая-то мера похожести. В этом, наверное, и заключается смысл изречения, что Вселенная существует благодаря пропорциям.*
_____________
* Тимей 31с-32с
Есть пропорция низшего с низшим, высшего с высшим, глаза с глазом, ноги с ногой; все имеет свой аналог и, иными словами, добродетель соответствует правому делу, а грех — неправому. Если мы признаем существование таких пропорций в Целом, то у нас будет возможность предсказания будущего. Если один порядок воздействует на другой, то отношения между ними — это не то же самое, что отношения между творцом и вещью, взаимодействие между творцом и вещью, взаимодействие между членами одного живого существа: каждый из них находится на своем месте и двигается так, как этого требует его природа; каждый имеет свой уровень и конкретную задачу, и на своем уровне и в рамках выполнения данной конкретной задачи он является эффективным органом. Работает каждый Отдельный Принцип Разума.
7. Если существует высшее, то должно существовать и низшее. Вселенная — это разнообразие, и невозможно, чтобы великое в ней обходилось без неполноценного. Мы не можем жаловаться высшему на низшее; скорее, мы должны быть благодарны, что низшеее получает нечто от высшего.
Короче говоря, изгнать зло из Целого — это все равно, что изгнать из него само Провидение.
Чему служит Проведение? Уж конечно не самому себе или Добру: когда мы говорим о Провидении находящемся наверху, мы подразумеваем его воздействие на что-то, находящееся внизу.
То, что соединяет все вещи, является Принципом, в котором все вещи существуют совместно и каждая отдельная вещь является Всем. Из этого Принципа, который остается внутренне неподвижным, отдельные вещи появляются на свет, как ростки из единого корня, никогда не поднимающегося на поверхность земли. Они разветвляются на части, на множество, и каждая отдельная веточка несет на себе печать общего источника. Именно так, поэтапно, все рождается и в нашем мире; одни вещи остаются поближе к корню, другие, в ходе постоянного роста, расходятся в разные стороны до тех пор, если говорить метафорически, пока не появляются ствол и крона, листва и плоды. С одной стороны, все является одной точкой, пребывающей в полном покое, а с другой — все пребывает в беспрерывном действии: листва и плоды, все сотворенные вещи, вечно несущие внутри себя Принципы Разума Высшей Сферы, и стремящиеся стать деревьями в своем малом порядке и создающие, если они вообще способны что-либо создавать, только то, что является переходным состоянием их самих.
Что касается опустевших мест на том, что соответствует ветвям, то и они получают поддержку от корня, от которого они, также исходят несмотря на все их различия между собой; и ветви снова воздействуют на свои самые дальние отростки; действие можно проследить только от одной точки к другой, но, в действительности, имел место как приток, так и утечка творящей или видоизменяющей силы из самого корня, который и сам произошел от чего-то изначального.
Вещи, которые воздействуют друг на друга, являются ответвлениями от далекого начала, и поэтому отличаются друг от друга; но изначально они происходят от одного источника; их взаимоотношения напоминают отношения родных братьев.
III.4 О ПРИСУЩЕМ КАЖДОМУ ДЕМОНЕ
1. Некие из Существующих (Абсолютное Единство и Мыслящая Первопричина) пребывают в состоянии покоя, в то время, когда зарождаются их Гипостасисы или Овеществленные Идеи:* но, с нашей точки зрения, Душа посредством своего движения генерирует способность к восприятию, рассматриваемую как Выраженную Форму и способность к росту, в котором Душа распространяется до растительного порядка. Даже в ныне живущих человеческих существах Душа несет ее в себе, но эта способность не является доминирующей, поскольку она — это не весь человек; в растительном порядке она главенствует, потому что там у нее нет соперников: но в данной фазе она уже не является воспроизводительной, или, по крайней мере, то, что она воспроизводит, относится к совершенно другому порядку; здесь жизнь прекращается; все последующие порождения — безжизненны.
____________
* От греч. ipostasiV — сущность, субстанция.
Что же из этого следует?
Все что Душа порождает до выхода в эту точку (абсолютной безжизненности), появляется на свет бесформенным, и принимает форму, ориентируясь на своего создателя и кормильца: стало быть (и это можно сказать с уверенностью) вещь, порожденная после выхода в эту точку, не может быть образом Души, поскольку она даже не является живой; она должна быть абсолютной Неопределенностью. Конечно, даже в вещах более близкого порядка тоже имелась неопределенность, но она существовала внутри формы; эти вещи были неопределенными не абсолютно, а только в сравнении с их идеальным состоянием; а в этой крайней точке мы имеем полное отсутствие определенности. Так пусть она будет возведена в высшую степень и станет телом, приняв ту форму, которая соответствует ее масштабу; затем пусть она впустит в себя своего создателя и кормильца; его присутствие в теле — это единственный пример слияния границ Высших Существующих с границами Низших.
2. Именно об этой Душе сказано: "Всякая душа ведает неодушевленным"*, различные души проявляют это по разному и в различной степени. И дальше: "...распространяется же она по всему небу, принимая порой разные образы", — сенситивный, разумный и растительный образ — и это значит, что в каждом "месте" доминирующая там фаза Души выполняет свои собственные задачи, в то время как другие, там не присутствующие, пребывают в безделии.
____________
* Федр 246b
Что ж, в человечестве низшее не является главенствующим: оно — всего лишь дополнение; но то же самое можно сказать и о высшем: низший элемент также имеет точку опоры, и Человек, стало быть, живет отчасти ощущениями, поскольку у него есть органы чувств, и даже в еще большей степени посредством простого растительного принципа, поскольку тело растет и размножается; все фазы, находящиеся на разных уровнях, сотрудничают между собой, но уровень всей формы, человека, определяется доминирующей фазой, и когда принцип жизни покидает тело, он является тем, чем он есть, тем, чем тело больше всего жило.
Вот почему мы должны разорвать оковы и направиться к Высшему;* мы не смеем вечно идти по пути, ведущему к чувственному принципу, следуя за образом чувств, или по пути, ведущему к растительному, сосредоточившись на удовольствиях приема пищи и продления рода; наша жизнь должна быть обращена к Тому Кто Мыслит, к Мыслящей Первопричине, к Богу.
____________
* Теэтэт 176ab
Те, кто удержались на человеческом уровне, снова стали людьми. Те же кто подчинил свою жизнь чувствам, стали животными* того вида, который соответствовал их характеру: свирепыми животными, если к их чувственности прибавилось некоторое количество духа, прожорливыми животными, если в их жизни доминировали исключительно аппетит и стремление насытиться. Те же, чьих удовольствий не коснулось даже и чувство, те, кто провели свою жизнь в тупой бездеятельности, стали простыми растениями, ибо в них доминировал (или вообще был единственным действующим) растительный принцип; подобные люди все свои силы направили на то, чтобы жить жизнью деревьев. Другие, безгрешные и любившие пение, стали певчими животными: неблагорозумные правители, не совершившие, однако, других прегрешений, стали орлами; бесполезные и вечно витающие в облаках провидцы стали птицами, высоко парящими над землей; те, кто соблюдал гражданские мирские добродетели, снова стали людьми, а те из них, кто был менее достоен, превратились в общинных существ, типа пчел.**
____________
* См. Федон 81e-82b, Государство Х620, Тимей 91-92.
** Плотин разделяет мысли Платона о возможности переселения душ людей в животных или даже в растения, которую Порфирий и другие нео-платонисты отказались воспринимать буквально.
3. Тогда кто же становится духом (руководящим настоящим и определяющим будущее)?
Тот, кто и сейчас находится на этом уровне.
И кто становится богом?
Тот, кто им и сейчас является.
Следует сделать вывод: уровень вашего будущего существования определяется уровнем вашей жизни в нынешнем вашем воплощении.
Хотя, конечно, нельзя сказать, что в данном воплощении человек является "демоном" или богом: скорее он является "божественным" или "демоническим" человеком.
Значит ли это, что доминантой является дух, вселяющийся в человека при рождении?*
____________
* См.Федон 107d
Нет: доминантой является Повелитель индивидуального духа; это бездеятельный царь, действуют лишь его подданные: поэтому, если в жизни человека главной силой являются чувства, то его духом-хранителем будет Рациональное Существо; если же человек живет подобно ему, то духом-хранителем является еще более высокое Существо, которое действует не само, а посредством рабочего принципа. Стало быть, слова "Не вас получит по жребию гений, а вы его себе изберете сами"* являются верными; самим образом нашей жизни мы определяем, что будет повелевать нами.
____________
* Государство X 617e. Вместо термина "дух-хранитель" Платон использует термин "гений".
Но каким образом дух определяет нашу судьбу?
Не следует думать, что как только наша жизнь заканчивается, он отправляет нас в то или иное место; он действует на протяжении всей нашей жизни; когда мы умираем, наша смерть передает другому принципу энергию нашего личного жизненного пути.
Этот принцип (нового рождения) стремится заполучить управление, и если это удается, он также живет и сам, в свою очередь подчиняясь духу-правителю (который стоит на уровень выше его); если же получается наоборот и на него наваливается груз зла, накопленный конкретной личностью, то дух минувшей жизни платит по счетам; живший во зле опускается на более низкий уровень, ибо в течение его жизни активный принцип его существа под воздействием силы родства склонился к животному началу. Если же Человек способен следовать за ведущим его высшим духом, он поднимается на более высокий уровень; живет этим духом; эта самая благородная часть его "я", к которой ведет дух, становится в его жизни главенствующей; это плод его собственных усилий, и он будет трудиться дальше, пока не поднимется на следующий уровень.
Ибо Душа — это многие вещи, Душа — это все, — Высшая Точка и Основа всей жизни; и каждый из нас является Мыслящим Космосом, связанным с этим миром не тем, что в человеке есть самого низкого, но тем, что в нем есть самого высокого, связанным с Божественным Разумом; посредством всего, что разумно, мы постоянно пребываем в этом высшем царстве, но только на самой его границе, ибо мы, все же, прикованы к низшему царству; получается, что мы из высшего царства посылаем низшему некое излучение, или, точнее, Действие, что однако, никак не ослабляет нашу божественную часть.
4. Но действительно ли эта низшая часть нашей мыслящей фазы навечно прикована к нашему телу?
Нет: если мы преображаемся, посредством нашего преображения преображается и она.
А Душа Целого — можем ли мы думать, что когда она уходит из нашей сферы, вместе с ней уходит и ее низшая фаза?
Нет: ее собственная низшая фаза никогда не следует за ней; она никогда не знала восхождения, и поэтому она никогда не познает спуска: она неизменно остается наверху, и материальный каркасе Вселенной подтягивается к ней, беспрепятственно получает ее свет, никак ей не мешает, а просто неподвижно располагается перед ней.
Но значит ли это, что у Вселенной нет никаких чувств? Говорят, что она не может видеть,* потому что у нее нет глаз, и уж конечно, у нее нет ушей, носа и языка. Может быть она также воспринимает, как и мы осознаем, что происходит внутри нас?
____________
* См. Тимей ЗЗc
Нет: там, где все определяется одной природой, нет ничего кроме абсолютного покоя; нет даже удовольствия. Чувствительность, как и свойство роста, остается неузнанной. Но Природу Мира можно обнаружить и в других местах; здесь же имеется только то, что требуется в данный момент.
5. Но если правящий Дух и условия жизни определены Душой и в верхнем мире, то какие же независимые действия остаются нам, живущим здесь?
Ответ заключается в том, что сам выбор, сделанный в верхнем мире, является простой аллегорией о тенденциях и темпераменте Души, ее общем характере, который она должна проявить там, где она действует. Но если тенденция Души является главенствующей силой, и если в Душе доминирует та фаза, которую вывели на первый план предыдущие события, тогда с тела снимается всякая ответственность за имеющиеся у него отрицательный качества? Качества Души существуют до того, как началась какая-бы то ни была жизнь тела; Душа обладает именно тем, чем она сама захотела обладать; и, как говорят,* она никогда не меняет избранный ею дух; стало быть, ни хороший, ни плохой человек не является порождением этой жизни?
_____________
* Государство Х 620 de
Может быть ответ состоит в том, что потенциально человек и хорош, и плох, и только сила действия делает его либо тем, либо другим?
Но что если человеку, по природе своей хорошему, достанется уродливое тело, а совершенное тело дадут природному злодею?
Ответ заключается в том, что Душа, в какую бы сторону она не склонялась, до некоторой степени обладает способностью подгонять телесные формы под свой характер, поскольку внешние и случайные обстоятельства не могут повлиять на суть принятого ею решения. Когда нам говорят,* что после жеребьевки образцы жизни вместе с прилагающимися к ним случайными обстоятельствами выставляют для обозрения и выбор производится в соответствии с индивидуальным темпераментом, то нам предлагают поверить, что все решается Душами, подбирающими разложенные по категориям обстоятельства в соответствии со своими конкретными качествами.
____________
* Государство Х 617е-620d
В трактате "Тимей"* указано на родство этого руководящего духа с нами самими; нельзя сказать, что этот дух полностью находится в нас; что он не связан с нашей природой; что он не является фактором наших действий: он принадлежит нашей душе и, стало быть, принадлежит нам, но не до конца, ибо мы являемся конкретными человеческими существами, а он представляет собой нечто большее, чем проживаемая нами жизнь; если данную мысль, понимать таким образом, то все становится на свои места; если понимать ее иначе возникает противоречие. Более того, определение духа, как "силы, которая пользуется выбранной жизнью",** так же согласуется с этим толкованием: ибо, хотя его руководство и спасает от еще большего погружения во зло, единственная непосредственная сила внутри нас не может ни быть выше его, ни равняться ему; она может быть только ниже его: Человек не может расстаться с характерными человеческими чертами.
____________
* Тимей 90а
** Государство Х 620 de
6. Тогда кто же является истинным Мудрецом? Тот, чье действие определяется высшей фазой Души. Для достижения совершенной добродетели недостаточно того, чтобы этот дух (одинаковый у всех людей) принимал участие в управлении жизнью; действующей силой Мудреца является Мыслящая Первопричина (давняя божественная фаза человеческой Души), которая, стало быть, является руководящим духом Мудреца, или подчиняется своему собственному руководящему духу, который является ничем иным, как самим Божеством.
Но это возвышение Мудреца выше Мыслящей Первопричины, как обладающего главенствующим духом Первоединого в Мыслящей Первопричине, приводит к вопросу: как же получилось, что он с самого начала не был тем, кем он является сейчас?
Это неприятное обстоятельство объясняется нарушениями, вызванными рождением* — хотя, еще до возникновения всего мыслящего, существует инстинктивное движение, простирающееся из себя к самому себе.
____________
* См. Тимей 43а — 44b
Инстинкт, который Мудрец, в конце концов, исправляет в каждом отношении?
Не во всех отношениях: Душа устроена так, что ее жизнь-история и ее общая тенденция не просто соответствует ее собственной природе, но также соответствует и тем условиям, в которых ей приходится действовать.
В трактате "Федон"* мы читаем, что руководящий дух, проводив душу в Преисподню, перестает быть ее хранителем — за исключением тех случаев, когда душа добровольно возвращается впоследствии в ранее испытанное состояние жизни.
____________
* Федон 107de
Но что происходит с духом?
Из фрагмента "Федона", где речь идет о представлении духом души на суд, мы можем сделать вывод, что после смерти он принимает ту же форму, которую имел до рождения, и в таком виде предстает перед наказанными душами до тех пор, пока они не обретут новую жизнь — то есть на протяжении всего того времени, которое можно считать не столько жизнью, сколько искуплением грехов.
Ну а как же те души, которые попадают в жестокие, грубые и тупые тела они что же, контролируются чем-то меньшим, чем этот руководящий дух? Нет: руководящий ими дух — все тот же, только глупый или злой.
А души, которые достаются наивысшим? Некоторые из этих высших душ живут в мире Чувства, а некоторые — выше него: души из мира чувств населяют солнце и другие планеты;* другие населяют неподвижную сферу (находящуюся выше планетарной), занимая свое место заслуженно, ибо здесь они прожили в высшей степени разумную жизнь.
____________
* Тимей 41d — 42d
Мы должны понять, что хотя наши души действительно содержат Мыслящий Космос, они также содержат и цепочку различных форм, типа Космической Души. Мировая Душа* распространена таким образом, что образовала неподвижную сферу и планетарную систему, соответствующие ее энергиям различного уровня; то же относится и к нашим душам; все они действуют в разных областях, соответствующих их энергиям, параллельно энергиям Мировой Души: каждая из них должна совершить свое особое деяние: выпущенная на волю, каждая поселится на звезде, созвучной ей по темпераменту и внутренней способности к действию, и содержащей принцип жизни; и эта звезда, или другая высшая сила, будет для них Богом или духом, если точнее, — духом хранителем.
____________
* Тимей 38с — 40b
Но здесь требуется уточнение.
Освобожденные души, за весь период их временного пребывания там, наверху, превзошли Дух-природу, пагубность рождения и все, что относится к нашему видимому миру, ибо они взяли с собой туда субстанцию (Овеществленную Идею) Души, в которую облачено стремление к земной жизни. Эту Овеществленную Идею можно было назвать разделенной Душой,* ибо это она проникает в телесные формы и разделясь между ними, увеличивает сама себя. Но ее разделение — не арифметическое, оно не имеет отношения к величинам; где бы она не присутствовала, она везде присутствует полностью; ее единство всегда может быть восстановлено; когда живые существа — животные или растения — разделяют сами себя и порождают непрерывную цепочку новых форм, они делают это в силу саморазделения этой Души, ибо она должна достаться новым формам в таком же объеме, в каком она досталась формам первоначально. В некоторых случаях она сообщает свою силу посредством своего постоянного присутствия — например, принцип жизни у растений: иногда, поделившись своими полезными свойствами, она уходит, — например, в случаях с гниющей мертвой животной или растительной материей, когда один организм дает рождение многим новым организмам.
_____________
* Тимей 35а
Энергия Целого, соответствующая этой энергии, должна спуститься в наш мир, чтобы принять участие в его жизни; в сущности, обе эти энергии идентичны.
Если Душа возвращается в эту сферу, то она оказывается под началом того же самого духа или другого, в зависимости от жизни, которую ей здесь придется вести. Вместе с этим она поднимается на борт челна Вселенной; затем контроль переходит к "веретену Ананки",* которое определяет маршрут путешествия, жизненный жребий.
____________
* Государство X, 616с. Используется в значении "Веретено необходимости".
Круговращение Вселенной подобно ветру, который несет путешественника вперед, независимо от того, находится ли тот в состоянии покоя или в состоянии движения. С путешественником происходят сотни всевозможных приключений, он видит новые края, обстоятельства его путешествия постоянно меняются.*
____________
* Происшествия создаются самим движением судна.
Но путешественник действует и по собственной инициативе, в силу своей индивидуальности, которую он сохраняет, ибо присутствует на корабле лично, со всеми своими индивидуальными особенностями. При идентичных обстоятельствах разные индивидуумы ведут себя по-разному, ставят перед собой различные задачи и достигают их собственными методами; поэтому-то при сходных обстоятельствах каждый человек показывает свой результат, хотя, с другой стороны, разные люди могут показать одинаковые результаты при различных обстоятельствах: так что именно сила обстоятельств, накладывает оттенок на их судьбу.
1. Что есть любовь? Бог, небесный дух, состояние души? Или же это в одних случаях идет от Бога или Духа, а в других — просто наши личные переживания? И в чем тогда состоит ее сущность в том и в другом случае?
Рассмотрим вначале наиболее распространенные мнения о любви, а также и философские суждения, и в первую очередь — теорию великого Платона, который посвятил изучению этого предмета немало страниц.
Платон полагал, что любовь — это не только состояние нашей души, но и принадлежность Духа; об этом мы можем узнать, прочитав то место у Платона*, где идет речь о происхождении Эрота и об обстоятельсьтвах его рождения.
____________
* Платон. "Пир" (миф о рождении Эрота от Пороса (Богатства) и Пении (Нужды).
Теперь уже ясно каждому, что то эмоциональное состояние, через которое мы распознаем чувство, называемое "любовью", вдохновляется желанием возможно более приблизиться к некоему прекрасному объекту, и что таковым объектом может быть либо Благо, прекрасное само по себе, либо нечто иное, что, как правило, находит свое завершение в чем-то отнюдь не прекрасном.
Я полагаю, что первоисточник любви следует искать в склонности Души к чистой, небесной красоте, в ощущении ею своего родства с божественным, в тех дружеских чувствах, которые она, порой сама того не сознавая, питает к высшему. Все безобразное и низменное ведет к дисгармонии между Богом и природой чувственного мира; природа, стремясь к порядку, ищет Благо, поскольку истинный порядок во всей своей целостности пребывает только в Благе, тогда как то, что лежит во зле, неоформлено и беспорядочно, а потому — безобразно. Кроме того, природа, как таковая, несомненно происходит из божественного царства, из Блага и истинной красоты, и когда что-либо вызывает чувство наслаждения и ощущение родства, это возбуждает сильное к себе влечение.
Трудно каким-либо иным образом объяснить, откуда возникают, так называемые, "душевные" переживания и где лежат их истоки; подобные же побудительные причины мы можем обнаружить даже в плотской любви, через которую проявляется стремление к порождению в красивом. Природа ищет возможность производить только прекрасное и поэтому, естественно, не может желать порождать в безобразном.
Те, кто озабочены лишь продолжением своего рода здесь, на земле, довольствуются земной красотой, красотой образа и плоти; такие люди находятся лишь в начале своего пути, и потому земная любовь приносит некоторое успокоение в их души, в которых уже начали пробуждаться пока еще смутные влечения к высшему. Есть души, для которых земная красота — это поводырь, ведущий их дорогой воспоминаний к истинной красоте горних сфер; такие души любят земную красоту, как образ красоты небесной. Те же души, чьи воспоминания еще не пробудились, не в состоянии понять, что с ними происходит, и принимают образы за реальность. В самом наслаждении земной красотой нет ничего дурного, но если душа утратит контроль над собой, то наслаждение, которое она испытывает, созерцая эту красоту, переродится в голую чувственность, что уже есть грех.
Чистую любовь влечет к красоте, как таковой, независимо от того, вспоминается ли при этом что-нибудь или нет. Но есть и такие, кто жаждут бессмертия, причем бессмертия земного, заключенного в границах смертного. Они ищут красоту, желая через нее вечно продолжать себя в этом мире. Природа учит их сеять семя и порождать в красоте, сеять в направлении вечного, ибо вечное также красиво. Вечная природа истинно-сущего — прообраз всяческой красоты, а потому и все, что происходит от нее — прекрасно.
Чем слабее желание к порождению, тем сильнее восхищение и удовлетворение от красоты самой по себе; хотя порождение и направлено на создание красоты, но, по сути, оно выражает некоторую неудовлетворенность — субъект чувствует свою недостаточность и, желая создавать прекрасное, тем самым неосознанно следует путем, являющимся образом истинного пути — пути порождения в прекрасных формах. Но если желание порождать необузданно и принимает противоестественные формы, то это отнюдь не означает, что подвигшее на это также не было естественным; просто те, кто повели себя подобным образом, отклонились от истинного пути, ошиблись, пали. Они не поняли, куда ведет их замысел Любви, нет у них, в сущности, и инстинкта размножения; они не сумели осознать, что стоит за прекрасными образами, им не открылось, что есть истинная красота.
Те, кто любят красоту человека без любви с плотскими наслаждениям, любят ради самой красоты. Для тех, у кого любовь — это соитие (что характерно, прежде всего, для женщин), истинной целью является самоувековечивание через продолжение рода. И те и другие, пока они руководствуются этими мотивами, находятся на правильном пути. Первые, впрочем, избрали путь более достойный. Но даже и на правильном пути существует разница между теми многими, кто почитает лишь земную красоту, и теми, в ком ожили воспоминания, кто благоговеет перед красотой других миров, не презирая, однако, и этот мир, такой, каков он есть до мельчайших подробностей, ибо и в нем они прозревают заботу и благость высшего начала. В общем, все они — невинные почитатели прекрасного, которых не следует путать с теми существами, которые в поисках красоты пали в безобразное, ибо и стремление к благу часто вырождается в стремление ко злу.
Мы рассуждали о любви, как об определенном состоянии. Теперь нам следует рассмотреть Любовь, как божество.
2. Большинство людей, как правило, не задается вопросами о том, действительно ли существует Эрот и какова его сущность. Орфики, однако, считали, что Эрот — сын Афродиты, покровитель прекрасных юношей, рождающий в наших душах стремление к божественной красоте. Это же во многих своих произведениях утверждал и Платон. Рассмотрим это учение с философской точки зрения. В этом смысле наибольший для нас интерес представляет то место в Платоновском "Пире", где говорится, что Эрот не был сыном Афродиты, а был зачат на празднике в честь ее рождения. Матерью его была Пения (Нужда), а Порос (Богатство) — отцом.
Прежде всего, нам следует выяснить, кто есть Афродита, ибо во всех учениях и мифах Эрот, так или иначе, тесно с нею связан. Итак, кто она — Афродита, и в каком смысле Любовь рождена ею или же зачата как бы в ее честь?
Мы знаем две Афродиты: небесную Афродиту, дочь Урана (Неба) или, по другой версии, Кроноса, и другую — дочь Зевса и Дионы, которая правит земными браками. Первая не была рождена матерью и не имеет отношения к бракам, ибо на небесах их нет.
Афродита небесная, дочь Кроноса (Сатурна), т.е. Духа, — это божественная Душа, которая, как непосредственная эманация чистейшего, сама чиста и несмешанна. Всегда пребывая в наивысшем, не желая, да и не умея нисходить в чувственный мир, она, ипостась божественного, обладает настолько истинным бытием, что не может иметь ничего общего с материей, о чем и свидетельствуют мифы, говоря о том, что она "не рождена матерью". Она настолько близка к Благу и Духу, что ее нельзя назвать даже небесным духом, но только богом.
Все, что происходит непосредственно от Духа, чисто и несмешанно; оно обретает истинное бытие благодаря своей близости к Единому, а потому постоянно направленно в сторону того, чьею властью и утверждается в высшем.
Поэтому Душа никогда не может ниспасть из этой сферы. Она настолько сильно удерживается божественным Разумом, что мощь света любого солнца просто ничто по сравнению с этой силой. Тем не менее, эманация — ее неотъемлемая черта.
Происходя от Кроноса или, если угодно, от Урана, его отца, Душа направляет на него все свои взоры, пребывая с ним в тесном единстве; именно от этой любви и обретает силу Эрот. Итак, акт Души, выражающийся в ее устремленности к Духу, порождает истинно-сущее, ипостась; И теперь уже они вместе, мать и ее дитя — высшая, небесная Любовь, созерцают божественный Разум. Следовательно, Любовь — вечное стремление к высшей красоте, оказывается как бы посредине между желанием и объектом желания. Она — зрение желающего; с ее помощью мы обретаем способность видеть любимые вещи. Но, прежде чем стать орудием видения, ей самой надлежит как бы наполниться созерцанием. Итак, желание обретает зрение благодаря силе Любви, сама же Любовь непосредственно созерцает божественную красоту, сразу и во всей полноте явленную ее взорам.
3. Эта Любовь — ипостась, истинно-сущее, произошедшее от истинно-сущего, тем не менее, находится ниже тех начал, которые ее породили.
Рождающая Эрот Душа берет свое начало в Духе, который, несомненно, выше ее. Таким образом, первое, что узрела Душа перед собой, был образ божественной красоты, открывшейся ей в Духе; и она, возрадовавшись, устремилась к нему, как к своему благу, ибо то, что она увидела, было столь прекрасным, что созерцание не могло не породить стремления. И вот, находясь в экстазе, напряженно всматриваясь в предмет своей любви Душа дает начало потомству, подобающему ей и ее виденью. Итак, Душа созерцает Дух; от созерцаемого предмета к ней нисходят эманации; рождается Эрот, Любовь, которая есть взор, наполненный виденьем, зрением, содержащим видимый им образ. Возможно, что и само имя "Эрот", происходит от слова "виденье"*. Конечно, любовь, как чувство, берет свое начало от Любви, как истинно-сущей личности, так как все, явленное в чувственном мире, должно иметь свой прообраз в мире сверхчувственном. Психическое состояние, известное как "любовь", в чем-то подобно небесной Любви, хотя оно и не более, чем частное действие, направленное на частный предмет. Однако не следует путать его с Абсолютной Любовью, божественной сущностью. Эрот, рожденный верховной Душой, всегда устремлен к высшему; он не заботится ни о чем, кроме созерцания богов.
____________
* Плотин предполагает, что слово "любовь" ("эрос") произошло от слова "виденье" ("хорасис").
Строго момента, как Душа, светоч небес, начинает восприниматься как личность, т.е. выделяется из чистого Духа и как бы обособляется, начинает также обособляться и Любовь. Лучшее, что есть в нас, находится внутри нас, но что-то ведь непременно есть и вне. Поэтому, когда мы называем Любовь "небесной" или "божественной", то имеем в виду ту, неразделенную и необособившуюся Любовь, постоянно пребывающую там же, где и чистая Душа.
Но, помимо Души чистейшей, есть также и другая, смешанная часть мировой Души. А раз так, то есть и другая Любовь — взор, которым эта вторая Душа взирает ввысь, порожденная, подобно небесному Эроту, силой желания. Смешанная Душа — вторая Афродита, управляет мирозданьем и поэтому дает начало Любви, относящейся к жизни вселенной. Это и есть та Любовь, которая правит браками. Но и ей присуща устремленность к высшему. Именно она направляет души юношей на прекрасные цели. При этом Любовь входит в каждую душу настолько сильно, насколько эта душа способна пробудить в себе воспоминания о божественном и вечном. Каждая душа стремится к Благу, ибо она причастна мировой Душе и рождена ею.
4. Но можем ли мы сказать, что и та высшая сущность — субстанциальная Любовь — присутствует в индивидуальных душах?
Поскольку она содержится не только в чистой, но и во всей мировой Душе, то было бы странным, если бы ее не оказалось и в частных душах. Это справедливо по крайней мере относительно всего того, что наделено жизнью.
Присущая каждому из нас любовь — не что иное, как дух, который сопровождает каждого человека, во многом определяя его склонности и привязанности. Душа, устремляясь к любезным ей предметам, вызывает появление своего собственного эрота, правящего духа, помогающего душе раскрыть ее внутренние качества и достоинства.
Так как мировая Душа содержит мировую Любовь, то и частная душа должна допускать в себя любовь индивидуальную, причем тем больше, чем сильней эта душа привязана, чем глубже утверждена в мировой Душе. Насколько все души совместно участвуют в жизни вселенной, настолько совместно действуют и все эроты. И, подобно тому, как Любовь привязана к порождающей ее мировой Душе, так и частная любовь держится за индивидуальную душу. А поскольку Любовь, находясь во всей вселенной, проникает повсюду, то и единичная любовь, становясь множественной, проявляется, где пожелает, в любой миг и в любом месте мирозданья, принимая ту или иную форму и обнаруживая себя в своих волевых актах.
Подобно этому, в Единстве существует и множество Афродит. Все исходит от первоначальной, Единой Афродиты, а далее множится, растекается, так сказать, вереницей частных Афродит, и каждая из них несет свою, особую любовь. И если Душа — мать Любви (а Афродита и есть Душа), а Любовь — действие Души, ищущей Благо, то нелепо отрицать всю эту порождаемую ими множественность.
Таким образом, Любовь, поводырь отдельных душ к Благу, двойственна: в высшей Душе она — бог, навеки связующий Душу со всем божественным, в смешанной же Душе — небесный дух.
5. Но какова природа небесного духа?
На этот вопрос пытается дать ответ Платон в своем "Пире", когда, помимо всего прочего, упоминает о том, что Эрот (Любовь) родился от Пении (Нужды) и Пороса (Богатства), сына Метиды (Мудрости). Зачата же Любовь была на пиру в честь рождения Афродиты.
Всякие попытки трактовать этот миф таким образом, будто Эрот — не просто Любовь, но вся наша вселенная*, крайне надуманны.
В одной из своих работ** Платон называет космос самодостаточным, "блаженным богом", в то время как очевидно, что Любовь ни божественна, ни самодостаточна, а напротив — постоянно терпящая нужду.
____________
* Подобную интерпретацию данного мифа можно найти у Плутарха в его работе "Осирис и Изида", где он идентифицирует Эрот с космосом, рожденным от союза формы (Пороса) и материи (Пении).
** Платон. "Тимей".
Далее, космос состоит из Души и Тела; но, согласно Платону, Афродита и есть Душа, и, выходит, Афродита должна быть частью Эрота! Если же, допустим, признать, что человек — это только душа человека, а мироздание — лишь мировая Душа, то и тогда Афродита — Душа должна быть не чем иным, как Эротом — космосом! И почему только один из духов — Эрот — должен быть непременно всей вселенной? А что же все прочие, тоже истинно-сущие духи? Единственным разумным ответом будет тот, что космос есть совокупность всех небожителей.
Затем, Эрот назван "покровителем прекрасных юношей"* — причем же здесь вселенная? Кроме того, о нем говорится, что он "груб, неопрятен, не обут и бездомен"** — неужто, в самом деле, таков наш космос?
____________
* Платон. "Федр".
** Платон. "Пир".
6. Что же, в конце концов, мы можем сказать о Любви и о ее "рождении"?
Очевидно, нам следует, прежде всего, определить, что символизируют в данном мифе "Богатство" и "Нужда" и показать, каким образом Эрот мог родиться от их союза; мы также должны соотнести этих двоих с прочими небожителями, ибо все то, что имеет одну и ту же духовную природу и сущность, должно иметь не только общее всем родовое имя, но и обладать некоторыми общими всем свойствами.
Поэтому нам нужно научиться различать богов и небесных духов, что станет возможным, если мы сумеем выделить то, чем отличаются природы этих двух порядков бытия; если же это нам не удастся (что ранее случайтесь со многими), мы вынуждены будем рассматривать всех небожителей, как богов.
Мы знаем, что боги бесстрастны, в то время как духам знакомы переживания и чувства; таким образом, вечно сущие небожители стоят в ряду бытия как бы на ступеньку ниже богов и на ступеньку выше нас, являясь связующим звеном между человеческим и божественным.
Но почему духи утратили невосприимчивость, присущую божествам? Что в их природе привело их к исходу в нижние планы бытия?
Кроме того, хотелось бы знать, присутствует ли хоть один из этих духов в царстве божественного Духа, или же нет?
И еще: состоит ли умный космос исключительно из этих небесных духов, и, если да, то значит ли это, что Бог не простирается далее области Духа? А, возможно, напротив — боги нисходят и в поднебесные слои, космос — божество и, как утверждают многие, божественные энергии остаются богами даже в подлунном мире?
Пожалуй, не стоит использовать слово "небесный", когда речь идет об обитателях подлунного царства; равно и слово "Бог" приличествует лишь самодовлеющему наинебеснейшему Единому и, возможно, его энергиям, проявленным в умном космосе; что же касается тех божеств, которые явлены в нашем мире, то они, безусловно, вторичны даже по отношению к богам, живущим в сфере Духа, как бы созвучны им и проистекают от них подобно тому, как свет распространяется от звезд.
Так что же это за духи?
Небесные духи порождены Душой в тот момент, когда она проникла в космос; сама же Душа до той поры целиком находилась в Духе, т.е. была Душой чистейшей, а потому правы и те, кто говорит, что Эрот — дитя Афродиты, имея в виду именно эту высшую и чистую часть мировой Души.
Но почему тогда каждый из небожителей — не Эрот? И почему они, подобно богам, не могут избежать соприкосновения с материей?
Что касается первого вопроса, то все духи, рожденные той высшей частью Души, которая устремлена к благу и красоте, — Эроты, и ими, в свою очередь, произведены все души, наполняющие космос. Прочие небожители тоже произошли от мировой Души, но от другой ее части, и имеют иное предназначение: они управляют мирозданием в целом, а также и отдельными вещами, если это необходимо для поддержания порядка во вселенной. Мировая же Душа, заботясь обо всем сущем, привносит в этот мир божественные энергии, необходимые для их деятельности.
Но каким образом небесные духи участвуют в материи, да и в какой, собственно, материи?
Разумеется, это не наша, телесная материя, ибо, в противном случае, духи стали бы одними из нас, живущих в чувственном мире. И если даже допустить, что они порой вселяются в воздушные или огненные тела, то это значит, что их природа была для этих целей предварительно изменена. Истинная чистота не может иметь смешанную природу, а потому неправы те, кто думают, будто небожитель, не изменив своей сущности, может находиться в телесном — пусть даже в столь чистом, как воздух или огонь.
Да и почему, собственно, одни из небесных духов должны нисходить в тела, а другие — нет? Это предполагало бы либо различие в природе разных духов, либо некоторую искусственную модификацию сущности некоторых из них, предваряющую нисхождение.
Итак, нам следует выяснить, что является материей духовного мира, приобщившись которой, духи обретают способность проникать и в низшую, телесную материю.
7. Этот вопрос имеет ключевое значение для понимания Платоновского мифа о рождении Любви.
Опьянение Пороса, отца Эрота, было вызвано нектаром, ибо "вина тогда еще не было"; этим высказыванием Платон дает нам понять, что Любовь родилась прежде чувственного мира; таким образом, Пения появилась в области Духа раньше возникновения планов бытия, подлежащих божественным сферам. Она обитала в высшем, но как сущность не чистой, но смешанной природы, будучи отчасти оформленной, а отчасти — неопределенной, ибо и родилась она из той неопределенности, что имела место в Душе, прежде чем та достигла Блага и когда ее представления об истинно-сущем были еще приблизительны и туманны. И вот, находясь в подобном состоянии, мечтая о Благе, Нужда проникла в ипостась.
Таким образом, возник союз высшего Разума с чем-то неразумным, непросветленным, неопределенно устремленным в сущее, а потому и плод этого союза, Эрот, далек от совершенства: он не самодостаточен, не вечен, унаследовав черты обоих родителей, он сочетает в себе разумность с бессмысленностью. Любовь как бы цепляется за Душу, источник своего бытия, но, ослабленная включением в нее элементов разумного принципа, смешанных с неопределенностью, не касается Души непосредственно, а истекает из нее, как ее эманация.
Как и все смешанное, Эрот никогда не бывает полностью удовлетворен, поскольку истинное удовлетворение может принести лишь приобщенность собственной природе; порой он достигает того, чего страстно желает, но это обладание длится недолго — и вот он снова ни с чем. Любовь, таким образом, наследуя богатства умопостигаемого мира, в тоже время, в виду своей природной недостаточности, бывает и бессильна.
Таковой должна быть сущность всех духов: обращаясь в отведенной им сфере, они обладают значительной мощью, но так как они не самодостаточны, то всегда готовы устремиться к частным вещам, если замечают в них те или иные виды блага.
Итак, из сказанного ясно, почему добродетельные люди не ищут в жизни иной любви, чем любви к Первоединому Благу, почему их не манит пестрый хоровод случайных событий — ведь они понимают, что все это — ниже Духа и недостойно его.
Каждый человек имеет своего духовного поводыря — ангела-хранителя, но этот дух ничем не может помочь тому, кто чурается всего истинно своего и предпочитает руководствоваться совсем другим духом, который становится тем ближе ему, чем более он обращается к низшей, неразумной и растительной части своей души. Но тот, кто умеет подняться над чувственной природой с царящим в ней злом, кто, сливаясь с вечной Любовью, очищает сердце от всяческого зла, тот, поняв свою истинную сущность, избавившись от ложных мнений, идет верным путем.
Все, что идет от Любви, служит естественным целям и является благом. Если это связано со смешанной Душой, то и блага выходят земные, если же с высшей и чистой — значит и блага высшие. Все же неестественные формы любви, в сущности, любовью и не являются. Они не есть ни что-либо из истинно-сущего, ни даже образ чего-то реального. Они не имеют ничего общего с самой Душой, а скорее представляют собою нечто вроде случайных турбулентностей или вибраций, возникающих при движении Души.
Таким образом, следствием деятельности Души могут быть лишь истинные блага, которые, проявляясь на том или ином уровне бытия, как бы обслуживают его естественные потребности. Эти блага — истинные сущности, все же иное — лишь некие случайности, которые мы можем сравнить, к примеру, с ложными мнениями, не несущими в себе ни крупицы правды и не отражающими ничего, что было бы связано с истинным бытием не только в высшем мире, но и в частных вещах, ибо, ведь, и частные вещи имеют в себе след Духа, являясь как бы порождением его эйдосов, а потому и о них мы можем судить не при помощи мнений, но только правильных знаний и суждений. В каждом человеке так или иначе проявляется деятельность Духа и его эйдосов, но поскольку в нас есть нечто и от другого начала, мы отчасти присутствуем в чувственном мире, а отчасти — нет.
Возвращаясь к предмету наших рассуждений, скажем, что, подобно умственной деятельности, Любовь озабочена лишь абсолютным и вечным; если же мы порой устремлены к частному, то это не есть отражение нашей сущности, но нечто привнесенное к ней извне; ведь и о том, что сумма углов того конкретного треугольника, который мы видим перед собой, равна сумме двух прямых углов мы знаем лишь потому, что существует единый прообраз — эйдос треугольника.
8. Но кто такой этот Зевс, в саду которого уснул Порос*? И что это за сад?
Как уже было показано выше, Афродита в данном мифе — это Душа, а Порос — разумное начало вселенной; теперь же нам следует определить, кто такой Зевс и его сад.
Очевидно, что в данном случае Зевс — это не мировая Душа, так как она названа в мифе Афродитой.
Платон, главный для нас авторитет в подобных вопросах, называет Зевса "великим предводителем богов"**, указывая также на то, что он не только царственная Душа, но и царственный Ум***.
____________
* Платон. "Пир".
** Платон. "Федр".
*** Платон. "Филеб".
Соединяя в себе величайшие Разум и Душу, Зевс должен быть ни чем иным, как началом причинности; он не просто выше того или иного ума или духа, но царь и вождь — причина причин; таким образом, в приведенном мифе Зевс — это Дух. Афродита же, его дочь, т.е. произошедшая непосредственно от него и наиболее ему близкая — мировая Душа. Ведь даже само имя "Афродита", близкое по звучанию со словом "нежность", говорит о красоте, просветленности, невинности и изяществе его обладательницы — Души!
И если мы согласимся с тем, что главная добродетель мужчин — разум и духовность, а главная женская добродетель — душевность, а также и с тем, что с каждым умным духом соседствует и душа, то, признав Афродиту Душою Зевса, мы сблизимся с теми учениями жрецов и орфиков, в которых полагают, что Афродита и Гера — одно и то же лицо, и даже называют звезду Афродиты (Венеру) звездою Геры.
9. Далее, Порос — разумное начало всего истинно-сущего, а также и самого Духа, будучи рассеянным и множественным, смешиваясь с иной, отличной от себя природой, касается Души и проникает в нее.
Все, что находится в Духе, духовно по своей природе; ничто иное не привходит сюда; но "Порос захмелел", а это значит, что одна из его энергий вышла за свои собственные пределы. Именно этим ниспадением разумного начала в иную, худшую природу и можно объяснить слова о том, что небожитель "перепил нектара". То есть, разумный принцип "в день рождения Афродиты" покинул область Духа и проник в Душу, "вышел в сад Зевса".
Этот сад — обитель истинной красоты и славы, содержится Зевсом совместно с разумным началом, т.е. истекает из божественного Духа через разум в божественную Душу. Что же тогда может символизировать сад Зевса, как не целокупность эйдосов Духа и блеск его славы? И чем могут быть эти божественные красоты, как не разумным началом, истекающим из него?
И вот это-то разумное начало — Порос — само совершенство и изобилие красоты, "охмелев от нектара, вышел в сад Зевса и, отяжелевший, уснул". Здесь нектар богов — не что иное, как результат эманации божественной природы из себя в нечто вовне, и это "нечто" лежит ниже области божественного Ума, или Души, и именно его и достиг Порос.
Дух самодостаточен, он не "хмелеет", истекая из своей полноты, в которой нет места ничему, чуждому его природе. Другое дело — разумный принцип, позднее порождение Духа, — он уже не обладает целостностью и укоренен в другом царстве; как уже было сказано, он прилег в саду Зевса, и это случилось именно в тот момент, когда Афродита появилась в мире истинно-сущего.
Наши рассуждения опираются на миф, миф же — это особый мир, имеющий свой язык и свои цели; миф использует понятия времени и последовательности там, где не было еще ни того, ни другого, привнося момент разделенности и обособленности, дабы отличать лишь разные уровни и качества божественных энергий, целокупно пребывающих в Едином. И стоит ли философу принимать всерьез разговоры о рождении нерожденного и разделении неделимого? Истину можно сообщать различными способами, наше же дело — руководствуясь умом и здравым смыслом ее повсюду искать и выявлять.
Итак, мы имеем Душу, обитающую в божественном разуме и вышедшую из него уже как бы наполненной изобилующим всевозможными красотами разумным началом, так что каждая из этих красот отобразилась и продолжает отображаться в ней до тех пор, пока в ней различимо это начало — Порос, выпавший, как говорит миф, под действием нектара, из высшего царства. Все прекрасное, что есть в Душе — это ожившие воспоминания о саде Зевса, где, "насытившийся и отяжелевший" произведенными им же красотами, уснул Порос. Жизнь, бесконечная в своих проявлениях, вечно пребывает в сущем, и "пир богов" означает, что боги живут прекрасной и блаженной жизнью. И Любовь, "родившаяся на пиру богов", необходимо вечна и бесконечна, поскольку она происходит от стремления Души к Благу; доколе есть Душа, до тех пор будет и Любовь.
Любовь, однако, имеет смешанную природу. С одной стороны, в ней есть недостаточность, порождающая желания, а, с другой, она и не всецело обездолена; то, что недостаточно, ищет способы восполнить ущерб, и все, в чем есть хоть немного какого-либо блага, стремится к Благу.
Происхождение от Богатства, ощущение недостаточности, порождающее желания, память разумного начала — все это присутствовало в Душе, когда она произвела Любовь — свое движение по направлению к Благу. Мать Любви — Нужда, поскольку стремиться к чему-то можно лишь тогда, когда испытываешь в этом нужду; и эта Нужда — материя, так как материя — абсолютно бедна. Кроме того, движение в сторону Блага — признак наличия неопределенности; недостаточность формы и смысла порождает стремление к Благу, высшая же степень неопределенности покоится в самых глубоких безднах материального. Дух также направлен к Благу, но при этом он оформлен и неизменен; его устремленность означает не что иное, как то, что он — материя Блага, воспринимающая его энергии *.
____________
* Согласно Плотину, каждый последующий уровень бытия служит своего рода материей для предыдущего, породившего его уровня (см. II.4)
Таким образом, Любовь — это одна из высших форм материи и, в то же время, — небесная эманация Души, тоскующей о Благе.
III.7 О ВЕЧНОСТИ И ВРЕМЕНИ
1. Вечность и Время: мы говорим, что это "две абсолютно различные вещи, ибо первая окружает Бессмертных, а вторая — царство Процесса, нашу собственную Вселенную"; постоянно используя эти слова и относя каждый феномен к той или иной из этих категорий. Мы, как инстинктивно, так и в результате углубленных размышлений, приходим к выводу, что адекватно воспринимаем эти понятия, и нам не нужно предпринимать никаких дальнейших усилий в этом направлении.
Но если мы попытаемся прояснить наши представления и дойти до самой сути данного вопроса, то тут же теряемся: сомнения отбрасывают нас назад к древним определениям: нам приходится делать выбор из разных теорий, или комментариев какой-то из теорий, и как только нам удается дать устраивающий всех ответ, мы сразу же успокаиваемся, удовлетворенные достигнутым результатом.
Что же, мы должны верить, что некоторые почтенные древние философы открыли истину: но нам важно понять, кто именно из них действительно прав и с помощью какого принципа мы сможем обрести убежденность в достоверности наших представлений.
Так как же воспринимают вечность те, кто столь небрежно определяют ее, как нечто отличное от Времени? Мы начинаем с Вечности, поскольку, если нам понятен Прототип, то понять его отражение в образе — под каковым понимается Время — не составит труда — но, не менее верно было бы, признав связь Времени как образа с Вечностью, как образцом,* оттолкнуться от определения Времени и, посредством узнавания (платонового Воспоминания),** через понимание образа подняться к пониманию представляемого им Вида.
____________
* Тимей 37d — 38b.
** AnamnesiV — Воспоминание. Альбин ХХV.З, в кн. Платон "Диалоги" М. 1986
2. Какое определение мы можем дать Вечности? Можно ли ее отождествить с самой Мыслящей (или божественной) Субстанцией?
Это было бы все равно, что отождествить Время с Небесной и Земной Вселенной — и у этой точки зрения есть свои сторонники; мы, конечно, воспринимаем Вечность, как нечто крайне величественное: величественным также является и Мыслящий Вид; и нельзя сказать, что одно величественнее другого: о Едином Абсолюте речи может не быть, потому что, в данном случае, даже величие является неуместным определением; стало быть, отождествление Вечности с Мыслящим Миром имеет под собой некоторые основания, тем более, что Мыслящая Субстанция и Вечность существуют в одних и тех же пределах и обладают одним и тем же содержимым.
Тем не менее, представляя одно, как существующее в границах другого, представляя Вечность, как основу Мыслящих Существующих — в "Тимее" сказано:* "образец являет собой вечно живое существо" — мы, тем самым, отменяем это отождествление: Вечность становится отдельной вещью, чем-то, что окружает эту Природу, или находится внутри ее, или придано ей. А присущее им обоим качество величия не является доказательством их идентичности: оно может передаваться от одного к другому. Да, одни и те же сущности являются содержимыми Вечностью и Божественной Природой; но здесь имеются и различия: если Божественная Природа состоит из отдельных частей, то содержимое Вечности представляет собой единое целое без каких-бы то ни было намеков на деление, за исключением понимания, что все вечные вещи составляют его.
____________
* Тимей 37d
А может быть определить Вечность как Покой-Там, а Время как Движение-Здесь?
Тогда возникает вопрос, является ли Вечность Покоем в общем смысле этого слова, или тем же Покоем, который включает в себя Мыслящую Сущность.
В первом случае, если мы назовем Покой вечным, то с таким же успехом, мы можем назвать вечной саму Вечность: быть вечным означает быть частью внешней вещи, Вечности.
Далее; если Вечность есть Покой, то как же быть с Вечным Движением, которое, в соответствии с этим определением, становится Покоем?
Опять же, концепция Покоя вряд ли включает в себя понятие бесконечности — разумеется, я говорю о бесконечности не во временном смысле (в этом случае она может быть следствием отсутствия движения), но в том смысле, который мы подразумеваем говоря о вечности.
С другой стороны, если Вечность отождествить с Покоем божественной Сущности, то тогда остальные божественные категории выносятся за рамки Вечности.
Кроме того, концепция Вечности требует не просто Покоя, но и единства причем, чтобы не путать Вечность со Временем, единства, исключающего присутствие интервалов — но ни такое единство, ни отсутствие интервалов, не подходят к концепции Покоя как таковой.
И, наконец, этот неизменный Покой в единстве* является основой Вечности, которая сама Покоем (абсолютом) не является, а просто взаимодействует с ним.
____________
* Тимей 37d
3. Тогда на основании чего мы заявляем, что все божественное Царство вечно, бессмертно? Мы должны составить какое-то представление о бесконечности, которой Вечность либо идентична, либо соответствует.
Она должна быть чем-то, одновременно соответствующим и природе единства, и представлению о разнообразии, или (если точнее) Виду, Природе, которая обслуживает Существ того, Иного Мира, объединена с ними и внедрена в их сознание, ибо они все вместе и составляют эту Природу, которая, несмотря на свое единство, все же разнообразна в своей энергии и своей сути. Принимая во внимание многогранность этой энергии, мы провозглашаем ее Сущностью или Бытием, если она представляет собой субъект или субстрат (в определенном смысле); там, где мы видим жизнь, мы думаем о ней, как о движении: там, где все является однообразным самотождеством, мы называем ее Покоем; и мы сразу же воспринимаем ее, как Разницу и Тождество, когда мы понимаем, что все это является единством разнообразия.
Далее мы заново возводим всю конструкцию; мы еще раз собираем все детали в единое целое, единственную Жизнь в Высшем: мы собираем воедино Разнообразие и все бесконечное количество результатов действия; так мы познаем Тождество, концепцию, или точнее, вечно одинаковую Жизнь, которая никогда не становится чем-то новым, вещь, абсолютно неизменную, не прерываемую никакими интервалами: и познав это, мы познаем Вечность.
Мы знаем ее как неизменно неподвижную Жизнь, вечно сохраняющую содержимое Вселенной в его нынешнем состоянии; оно не меняется и всегда одинаково; оно не принимает сегодня одну форму, а завтра — другую, а является единым и неделимым совершенством: все его содержимое настолько сконцентрировано, что представляет собой как-бы одну точку; ничто в нем не знает о развитии; все остается идентичным в своих пределах, не ведая никаких перемен, вечно пребывая в Настоящем, ибо ничто в нем никогда не умирало и не рождалось, и именно то, что является настоящим, представляет собой вечность.
Стало быть Вечность — хотя и не Субстрат (истинная основа Божественного или Мыслящей Первопричины) — может считаться излучением этого Субстрата; она существует как свидетельство Тождества в Божественном, того неизменного состояния, которым характеризуется то, у чего нет будущего, но что существует вечно.
Действительно, что будущее может добавить этому Существу и может ли оно быть чем-то, что не является сразу всем?
Не существует ни источника, ни основы, из которых что-либо могло бы попасть в это постоянное настоящее; даже если представить, что такой "пришелец" действительно появился, то тут же выяснится, что он никакой не "посторонний", а неотъемлемая часть уже существующего целого. И поскольку оно никогда не может быть ничем иным, кроме как настоящим, то оно не содержит в себе какое-либо прошлое: что в нем могло быть такого, чего сейчас в нем нет? О будущем также не может быть и речи: ничто не может отсутствовать в нем в настоящий момент, и появится позже. Ему не остается ничего иного, как только быть тем, чем оно есть.
Вечность — это то, о чем нельзя сказать, что оно было или будет: то что просто обладает бытием:* то, что стабильно существует не подвергаясь изменениям и ничего не меняя. Вот мы подошли к определению: Жизнь абсолютно полная, совершенная, ни в одной точке на разделенная на части или периоды, в силу самого своего существования принадлежащая Подлинному Существующему-это и есть искомая нами Вечность.
____________
* Тимей 37е — 38а
4. Однако, мы не должны думать о ней, как о случайном даре, полученном Природой извне: она — ее исконная, неотъемлемая часть.
В той Природе она понимается исключительно как настоящее, подобно всему остальному, что мы там видим — всему имманентному, произрастающему из той Сущности, и той Сути присущему. Ибо чем бы там не обладало первичное Существование, оно должно быть имманентно Первым и самому быть Первым каковыми являются и Вечность, и красота, и истина.
Некоторые из Первых пребывают в неполной фазе Всеединого: другие присущи Целому, взятому как общность, поскольку это Подлинное Целое не является вещью составленной из внешних вещей, а является истинно целым потому, что его части порождены самими собой, подобно тому как истинность в Высшем не соотносится с каким-то внешним фактом или существом, а присуща любому члену, в отношении которого она является истиной. Для подлинного Целого недостаточно того, что оно является всем существующим: оно должно быть абсолютной целостностью, то есть ничто не может быть вне его. Оно ничего не ждет: ибо, если бы оно ждало появления чего-то, то этого у него раньше не было бы, и, стало быть, оно не было бы Целым. И что, обладающее Природой, противоположной его Природе, могло бы проникнуть в него, если оно — Высшее и, стало быть, — неприступное? Поскольку ничто не может прибиться к нему, то оно не может искать перемен, или подвергнуться переменам или когда-либо пробраться в Бытие.
Порожденные вещи находятся в постоянном процессе приобретения: стало быть, если у них отнять будущее, они сразу же утратят свое бытие: если непорожденные вещи ставятся в зависимость от будущего, то они сбрасываются с трона своего существования, ибо нет никаких сомнений в том, что они не могут там находиться в силу самой своей природы, поскольку принадлежат бытию, становлению, продвижению от стадии к стадии.
Суть существования порожденных вещей заключается в том, что они существуют со времени своего создания и до того момента, когда они прекращают свою жизнь; но такое существование представляет собой спрессованное будущее, а устранение будущего означает прекращение жизни, и, следовательно, исчезновение самой сути существования.
Точно также в бытии порожденного Целого должна присутствовать цель, которую следует достигнуть, поэтому оно постоянно торопится навстречу своему будущему, приходит в ужас от самой мысли о покое, пытается овладеть Бытием при помощи постоянной смены результатов, действий и гонки по кругу за Сутью Существования.
Мы здесь раскрыли причину существования Кольца Целого: это Движение, которое пытается обрести постоянство посредством будущего.
Первоначала же, напротив, в их благословенном состоянии не имеют никаких честолюбивых устремлений: они — сама полнота; у них есть все что нужно, они ничего не хотят, ибо для них нет ничего внешнего, что могло бы ждать их в будущем.
Эта совершенная и всеобъемлющая суть Подлинно Существующего заключается не просто в присущей всем его членам завершенности: эта суть включает в себя также и его постоянную защищенность от недостатка чего-либо, за исключением, однако, того, что не относится к Бытию — ибо Целое и Полное не только должно содержать в себе все вещи, оно, при этом, не может содержать в себе то, что не существует или не существовало — и вот это Состояние и Природа Подлинного Существующего и является Вечностью: мы бы сказали, что Вечность означает Постоянное Бытие*
____________
* aiwn — Эон.
5. Это Постоянное Бытие можно осознать в результате исследования объекта, о котором известно, что по самой своей Природе он не способен к росту или переменам: все, что не попадает под эту категорию, не может считаться Постоянно-Существующим, или, по крайней мере, Постоянно Все-Существующим.
Но достаточно ли одного только постоянства, чтобы быть Вечным?
Нет: такой объект должен встречать в себя Природу — Принцип, который гарантирует, что его нынешнее состояние не подвергнется никаким будущим изменениям, так что он всегда останется таким, каким он предстал перед нами к началу нашего исследования.
Теперь представьте себе состояние существа, которое не может избавиться от этого видения, которое в силу его природы навечно приковано к нему, завороженное его величием — или даже состояние того существа, которое вынуждено упорно двигаться к Вечности, а достигнув ее, обрести в ней покой, ассимилироваться в ней, со-существовать в ней, созерцать Вечность и Вечное изнутри.
Приняв это, как истину о вечном, постоянном Существующем — том, кто никогда не перейдет из своего Вида в другой Вид, кто обладает абсолютно полноценной жизнью, кто не получал, не получает и не будет получать никакого дополнения — мы вместе с определением постоянного Бытия получаем определения постоянства и Вечности; постоянство — это соответствующее состояние, возникающее из божественного субстрата и присущее ему изначально; Вечность (Принцип, который не следует путать с бессмертием), — представляет собой субстрат, который проявляет это состояние.
Таким образом, Вечность принадлежит к порядку высших величин: интуиция отождествляет ее с Богом; есть все основания для того, чтобы определить ее как проявляющегося Бога, заявляющего, что Он есть, существующего спокойно и неизменно и, стало быть, действительно живущего.
Не следует поражаться тому, что мы нашли в Вечности множество; каждая из Сущностей Высшего — множественно в силу своей безграничной силы; ибо безграничность подразумевает безупречность в любой точке, а Вечность безгранична в бесконечной степени, поскольку не имея ни прошлого, ни будущего, она совершенно не затрачивают собственную субстанцию.
Таким образом, мы можем дать достаточно точное определение Вечности — это жизнь, безграничная в полном смысле того бытия, каким является жизнь, целостности которой не могут повредить никакие понятия о прошлом или будущем, ибо их у нее нет, и которая, следовательно, постоянно пребывает в своем первозданном виде.
6. Определенный таким образом Принцип, со всеми своими добром, красотой и бессмертием, сосредоточен в Едином, вырос из Него, тянется к Нему, никогда не отклоняется от Него, постоянно держится за Него, существует в Нем, и живет по Его законам; я думаю, что Платон именно это имел ввиду, когда записал прекрасную, очень точную, предельно выверенную мысль: "Вечность пребывает в Едином"* он хотел сказать, что Вечность — это не просто что-то двигающееся по кругу в пределах абсолютного единства; она представляет собой нечто, обладающее непосредственным Бытием в Едином, неизменной Жизнью Подлинно-Существующего. Вот именно это и является целью нашего исследования; этот Принцип, покоящийся в пределах Единого является Вечностью: обладающее этим качеством постоянства, будучи абсолютно самоидентичным и, тем не менее, активным проявлением неизменной Жизни, тянущейся к Божественному и обитающей в Едином, и, следовательно, истинным, как для Бытия, так и для Жизни — то и будет Вечностью (искомым нами Истинным Бытием).
____________
* Тимей 37d
Поскольку бытие существует вечно и неизменно, то оно является самоидентичным и повсеместно одинаковым. Бытие не может быть одним в этой точке, и другим — в той: к нему неприменимы такие категории, как деление, развитие, движение вперед, расширение; невозможно также определить, где у него начало, а где — конец.
Если этот Принцип бесконечен, если существование является его подлинной собственностью и самим его существом и в этом смысле существование представляет собой Суть или Жизнь — тогда мы снова приходим к предмету нашего исследования — Вечности.
Прошу заметить, что такие слова, как "всегда", "никогда", "иногда" должны восприниматься просто как термины придуманного облегчения нашего общения: поэтому, если использовать слово "всегда" не в смысле времени, а в смысле неизменности и бесконечно завершенной сферы, это может привести к неправильному представлению о стадии и интервале. Нам может нравиться произносить слово "Бытие" безо всякого атрибута; но поскольку этот термин применяется в отношении Сущности, а некоторые авторы использовали слово "Сущность" в отношении развивающихся вещей, то мы не сможем объяснить нашу мысль, если не введем слово, дающее представление о постоянстве.
Разумеется, нет никакой разницы между Бытием и Вечным Бытием; точно также, как ее не существует между философом и истинным философом; атрибут "истинный" стали применять потому, что появились изображающие из себя философов; по тем же причинам, слово "вечное" было присовокуплено к "Бытию", а "Бытие" — к "вечному" и получилась тавтология — "Вечное Бытие". Атрибут "Вечное" мы должны воспринимать только в смысле "Подлинное": это просто неполное выражение силы, которая игнорирует все интервалы и термины и не ждет никаких дополнений к тому Целому, которым она обладает. Определенный таким образом Принцип будет Целью Существующим и, будучи целым, он не может иметь никаких недостатков, не может в одной точке быть завершенным, а в другой — испытывать в чем-либо нехватку. Вещи и сущности, относящиеся к порядку Времени — даже если они выглядят завершенными, как скажем, тело, готовое к приему души — все равно остаются рабами будущего: они всегда испытывают нехватку того, что им необходимо — Времени: они получают его, идут с ним в ногу, и в силу этого факта, являются незавершенными; слово "завершенность" употребляется по отношению к ним лишь из-за устоявшихся языковых норм.
Но концепция Вечности требует чего-то, что является подлинно завершенным: этой концепций не подходит что-то, имеющее временные границы или даже нечто безграничное, которое при всей своей безграничности, имеет свойство двигаться в будущее; она требует чего-то, непосредственно относящегося ко всей полноте Бытия, чье Бытие не зависит ни от какого количество (типа единиц времени), а понятно безо всякого количественного измерения.
Не имея никакого количества, это нечто не может вступать в контакт с чем-либо, поддающимся количественному измерению, поскольку его Жизнь не может быть вещью, собранной из фрагментов, ибо это противоречило бы цельности его характера; как и его сущность, его Жизнь должна быть абсолютно цельной.
Фраза "Он был благ"* (примененная Платоном в отношении Демиурга) относится к Концепции Целого Высший, объясняет Платон, не имел исходной точки во Времени: и потому Вселенная тоже не имеет временного начала: если мы и говорим о чем-либо что было "до" нее, то мы не имеем ввиду Причину ее Вечного Существования.** Платон использовал это слово для удобства изложения, и, впоследствии, отказался от него, как неуместного отношения постигнутого и объясненного им порядка Вечности.
____________
* Тимей 29е
** Тимей
7. В ходе нашего исследования возникает вопрос, не пытаемся ли мы попросту доказать существование какого-то другого порядка Сущностей и не говорим ли мы о чуждых нам вещах?
Но может ли такое быть? Если есть контакт, то может ли быть непонимание? И может ли происходить контакт с чем-то совершенно чуждым?
Значит мы сами должны иметь отношение к Вечности. Но как такое может быть, если мы существуем во Времени? Суть проблемы заключается в различии между бытием во Времени и бытием в Вечности, а лучше всего понять это можно путем исследования природы Вечности. Значит мы должны спуститься с высот Вечности в царство Времени и исследовать его: до сих пор мы шли вверх; сейчас мы должны встать на тропу, ведущую вниз — имеется ввиду не самый низший уровень, а уровень времени, более низкий по сравнению с уровнем Вечности.
Если бы достопочтенные мудрецы былых времен не занимались проблемой Времени, то мы бы применили следующий метод: связали бы идею Вечности с идеей непосредственно предшествующего ей уровня того же порядка, а затем определили бы вероятную природу этого уровня и постарались бы показать, насколько созданная таким образом концепция созвучна нашей собственной доктрине.
Но так уж сложилось, что лучше всего нам будет начать с обзора древних теорий и посмотреть, не совпадает ли какая-нибудь из них с нашей собственной.
Похоже на то, что существующие представления о Времени делятся на три группы: Время, в различных выражениях, отождествляется с тем, что нам известно как Движение, с движимым объектом и с феноменом Движения; оно никак не может быть покоем, или объектом, пребывающем в состоянии покоя или любым феноменом покоя, поскольку, в силу самой идеи оно непосредственно связано с переменами.
Из тех, кто определяет Время как Движение, одни отождествляют его с любым Движением, а другие — с Движением Целого. Те, кто определяет его как движимый объект, отождествляют его со сферой Целого. Те же, кто воспринимает его, как некий феномен Движения определяют его, либо как период, либо как единицу измерения, либо как дополнение к Движению вообще, или к упорядоченному Движению.
8. Время не может быть Движением — вне зависимости от того, имеется ли ввиду определенный .акт движения или общая сумма актов подобного рода поскольку движение происходит во Времени. А если существует какое-то движение вне времени, то тогда его отождествление со Временем становится еще менее логичным.
Короче говоря, Движение должно быть чем-то отличным от той среды, в которой оно происходит.
А из всех высказанных и еще высказываемых аргументов, один имеет решающее значение: Движение может остановиться, может быть прерывистым, Время — постоянно.
Нам скажут, что Движение Целого — постоянно, и потому может быть идентично Времени.
Но если имеется ввиду круговращение небесной сферы, то оно происходит во времени, и полный оборот занимает в два раза больше времени, чем полуоборот; о чем бы мы не говорили-о полуобороте или о полной обороте, мы говорим об одном и том же движении небесной сферы.
Далее нам, как о доказанном факте, сообщили о том, что Движение самой удаленной из сфер является самым быстрым и мы считаем, что этот факт доказывает нашу теорию. Несомненно, самому быстрому из движений требуется очень мало времени, чтобы пересечь большое (самое большое) пространство; всем остальным движущимся вещам требуется больше времени, чтобы пройти один лишь только участок этого пространства; иными словами Время не является этим движением.
А если Время не является даже движением Космической Сферы, то оно, тем более, не может являться самой этой Сферой, хотя последняя была отождествлена со Временем на основании своего пребывания в движении. Может быть, Время является неким феноменом Движения или приложением к нему; попробуем предположить, что Время — это единица измерения движения.
Ну, во-первых, даже постоянное Движение не обладает никакой неизменной единицей измерения (а вот Время как раз и обладает), поскольку — если взять его, как движение в пространстве — оно может происходить с разной скоростью; стало быть вне Движения должен быть какой-то стандарт, посредством которого можно было бы измерять эту разницу и этот внешний стандарт более уместно называть Временем. Так приложением к какому Движению является Время быстрому или медленному, или ко всем движениям, поскольку существует безграничное количество вариантов разницы в скоростях?
Является ли оно единицей измерения упорядоченного Движения?
И в этом случае у нас нет единицы измерения, ибо Движение обладает бесконечным количеством вариаций; мы получили бы не Время, а Времена.
Тогда может быть Время является единицей измерения Движения Целого?
Если под единицей измерения понимать нечто, присущее самому движению изначально, то мы получаем чистое и простое Движение (а не Время). Конечно, Движение поддается измерению. Его можно измерять двумя способами. Во-первых, при помощи пространства; движение соразмерно преодолеваемому им пространству и это пространство является его единицей измерения. Но это по-прежнему дает нам только пространство, а не Время. Во-вторых, единицей измерения круговращения (если его рассматривать его в отрыве от преодоленного пространства) является его длительность, его тенденция не останавливаться, а продолжаться до бесконечности; но это всего лишь диапазон Движения; вы можете измерить размах Движения, но для измерения Времени это вам пригодится не больше, чем определение тепла в материи; нам удалось открыть лишь бесконечную цепочку
Малых Движений, подобную бесконечному потоку воды: малое движение и протяженность малого движения.
Последовательность, или повторение дает нам Число — диаду, триаду и так далее — а преодоленное пространство — это вопрос Величины; таким образом, мы получаем представление о количестве Движения — в форме числа, диады, триады, декады, или в форме пространства, воспринятого посредством того, что мы можем назвать объемом движения; но о Времени мы не получаем никакого представления. Это определенное количество является не Временем, а чем-то, происходящим во времени, ибо, в противном случае, Время не присутствовало бы повсеместно, а являлось бы чем-то принадлежащим Движению, которое было бы его субстратом или основой: и тогда мы бы снова пришли к выводу, что Время идентично Движению; ибо единица измерения Движения — это не что-то, находящееся вне его,- это просто его длительность, и нам нет нужды задерживаться на различии между моментальным и продолжительным движениями, ибо это всего лишь вопрос типа и степени движения. Измеренное движение и его единица измерения не являются: они существуют во Времени. Те, кто толкует Время, как единицу измерения Времени, должно быть имеют ввиду не единицу измерения движения как таковую, а нечто, определяющее протяженность движения, нечто, с чем движение следует бок о бок. Но они не говорят, что именно оно такое, это самое нечто: да абсолютно ясно, что это — Время в котором протекает все Движение. Это и есть главнейшая цель нашего исследования: "Чем собственно является Время?" И мы пришли к следующему. Мы спрашиваем: "Что есть Время?" и нам отвечают: "Время — это протяженность Движения во Времени!"
С одной стороны, о Времени говорят, как о протяженности, существующей отдельно и вне Движения, и нам остается только гадать, что же это за протяженность; с другой стороны, время представляет протяженность Движения. Тогда возникает сложный вопрос, что делать с протяженностью Покоя — хотя одна вещь может пребывать в состоянии покоя так же долго, как другая — в состоянии движения, нам приходится думать, что поскольку Время охватывает и Покой, и Движение, то оно представляет собой нечто, отличное и от того и от другого.
Так что же из себя представляет эта самая протяженность? К какому порядку существ она принадлежит? Это явно не пространственный порядок, поскольку место тоже существует вне времени.
9. "Число, Единица Измерения Движения?" "Единица Измерения" звучит более уместно, поскольку Движение — это нечто непрерывное; впрочем, давайте порассуждаем на эту тему.
Для качала вспомним вопрос, который встал перед нами, когда мы пытались отождествить Время с длительностью Движения является ли Время единицей измерения любого вида Движения?
Можем ли мы рассчитать ни с чем не связанное и не подчиняющееся никаким законам движение? Какое число или какая единица измерения будут уместны в данном случае? Каков будет принцип подобной Единицы Измерения?
Одна Единица Измерения, как для быстрого, так и для медленного движения, — для всех типов движения; тогда такие число и единица измерения должны представлять собой нечто вроде декады, посредством которой мы измеряем количество лошадей и коров, или нечто вроде общего стандарта для жидких и твердых тел. Если Время является Единицей Измерения такого рода, то мы, несомненно, узнаем. какие объекты — Движения — им измеряются, но ни на шаг не приблизимся к пониманию того, чем оно является само по себе.
Или мы можем взять декаду и, отбросив лошадей и коров, думать о ней, как о чистом числе, это дает нам единицу измерения, которая, хотя и не получила конкретного применения, обладает определенной природой. Может быть время является Единицей Измерения в этом смысле?
Нет: сказать, что Время само по себе является не более чем числом, означает вернуться к той самой декаде, от которой мы уже отказались, или к подобной ей абстрактной цифре
С другой стороны, если Время является не абстракцией, а Единицей Измерения, обладающей своей собственной постоянной протяженностью, оно должно обладать количеством и величиной, и в силу самой своей природы оно обязательно пересечется с движением. Но если оно является частью движения, то как оно может быть его Единицей Измерения? Почему одна часть чего-то целого может быть единицей измерения, а другая — нет? Кроме того, более логичным выглядит предположение, что "сопровождающая" единица измерения является единицей измерения того конкретного движения, которое сопровождает, а не Движения вообще. Далее вся наша беседа позволяет предположить постоянство движения, поскольку непрерывным является "сопровождающий" принцип — Время, хотя полное его объяснение дает основания для предположения о возможности остановки Времени.
Дело в том, что мы должны думать о единице измерения, не как о чем-то внешнем и отдельном, а как о сложной вещи, — измеренном Движении; и мы должны понять, чем оно измеряется.
Если Движение размеренно, то следует ли нам предположить, что его мерой является величина?
Если это так, то что же такое Время — измеренное движение или измеряющая величина? Ибо Время (как единица измерения) должно быть либо движением, измеренным величиной, либо самой измеряющей величиной, либо чем-то, что использует эту величину как линейку для того, чтобы измерить движение. Как мы уже указывали ранее, все эти три толкования Времени выглядят неубедительными, за исключением того случая, когда речь идет о длящемся движении; если же движение неровно, более того, прерывисто и не охватывает всего содержимого движущегося объекта, то в этом случае очень трудно отождествить Время с какой-либо единицей измерения.
Тогда давайте предположим, что Время является этим самым "измеренным Движением", которое было измерено в количественном смысле. Тогда, чтобы измерить движение, нам требуется единица измерения, находящаяся вне самого движения: только по этой причине мы и подняли вопрос о "сопровождающей" единице измерения. Точно также, и для измеряющей величины, в свою очередь, потребуется единица измерения, поскольку определить степень движения можно только тогда, когда известны точные размеры стандарта. Тогда Время будет не сопровождающей Движение величиной, а тем цифровым значением, посредством которого определяется эта "сопровождающая" Движение величина. Но такое число может быть только абстрактной цифрой, обозначающей величину, и очень трудно понять, каким образом абстрактная цифра может совершать акт измерения.
Но даже если предположить, что мы сумели это понять, мы по-прежнему получаем не Время, как единицу измерения, а всего лишь определенное количество времени, а это не одно и то же; Время и какой-то определенный период — это две совершенно разные вещи: прежде чем задаваться вопросом о количестве, следует понять, о количестве чего именно идет речь.
Нам говорят, что Время является числом, находящемся вне Движения и используемым для его измерения, подобно десятке, используемой при подсчете лошадей и коров, но самим им не присущей: но нам не говорят, что представляет собой число; между тем, вне зависимости от того, используется оно или нет, оно, подобно десятке, должно обладать своей собственной природой.
Или, как сказал Аристотель, Время — "это то, что сопровождает Движение и измеряет его посредством последовательных стадий"? Но мы по-прежнему не получаем ответа на вопрос, что же представляет собой эта отмеряющая стадии вещь.
В любом случае, если вещь (с помощью точки, стандарта или каких-либо других средств) отмеряет последовательные стадии, она должна отмерять их в соответствии со временем; стало быть, если число, выражающее степень Движения вообще может использоваться в качестве единицы измерения, оно должно зависеть от времени и находится с ним в постоянном контакте; ибо, вне зависимости от того, является ли степень пространственной (например, начало и конец Стадии), или какой-либо иной, все равно речь идет исключительно о Времени: ибо смена первой стадии второй, и так далее, представляет собой стадии Времени, кончающегося в определенный момент, который называется Сейчас, или Времени: начинающегося с этого Сейчас. Таким образом, Время — это не то же самое, что и простое число, посредством которого измеряется Движение, будь-то общее, или определенное Движение.
Далее: почему одно только присутствие числа должно давать нам Время измеряющее или измеренное число; ибо, если Время не дается нам в силу самого факта существования Движения, это то же самое число может быть и движением, которое неизбежно содержит в себе цепочку последовательных стадий? Сказать, что число — это сущность Времени, это все равно, что сказать, что величина является неполной, если мы не можем эту величину определить.
Опять же, если все соглашаются с тем, что Время — бесконечно, то каким образом к нему можно применить число?
Или мы должны взять какую-то часть Времени и отыскать ее численное выражение? Это только доказывает то, что Время существовало еще до того, как к нему было применено какое-либо число.
Стало быть, мы с таким же успехом можем предположить, что Время существовало еще до того, как Душа или Разум научились его измерять (если, конечно, не считать, что Время порождено Душой), ибо Времени, чтобы существовать, не требуется быть измеряемым чем-либо; измеренное или неизмеренное, оно живет своей полной жизнью.
И даже если мы предположим, что Душа действительно измеряет Время, используя Величину в качестве стандарта измерения, то что это дает нам для понимания концепции Времени?
10. В очередной раз время было определено, как некая последовательность движения, но это нам ни о чем не говорит до тех пор, пока мы не узнаем, чем именно порождена эта последовательность: скорее всего, Время — это причина, а не следствие.
Сделав такое предположение, мы по-прежнему не получаем ответа на вопрос, родилось ли время до появление на свет движения, одновременно с ним, или после него: и если мы произносим такие слова, как "до", "одновременно" или "после", то мы уже говорим о порядке Времени: и потому мы даем следующее определение: "Время-это последовательность движения во Времени"!
Достаточно. Мы поставили перед собой задачу не опровергать неверные определения, а показать, что из себя представляет Время. Перечисление многочисленных точек зрения наших многочисленных предшественников представляло бы собой исторический трактат, а не попытку дать точное определение: в нашем кратком обзоре насколько это было возможно мы коснулись различных теорий, точка зрения, в силу которой Время является Единицей Измерения Всеобщего Движения, опровергнута всем ходом нашей дискуссии, и, в особенности, размышлениями об Измерении Движения вообще, ибо все аргументы (за исключением, конечно, прерывности) применимы как к Движению вообще, так и к конкретному Движению.
Итак, мы достигли той стадии, на которой мы готовы сказать, чем же на самом деле является Время.
11. Здесь мы должны вернуться к нашему определению Вечности, как непоколебимой Жизни, безграничному цельному целому, не знающему никаких отклонений, покоящемуся в единстве и на единстве сосредоточенному. Времени еще не было: или, по крайней мере, его не существовало для Вечных Существ. Это мы должны были создать Время из концепции и природы прогрессивного источника, скрытого в Божественных Существах.
IV.3 О СОМНЕНИЯХ ДУШИ
Первая книга
1. Душа: избавились ли мы от сомнений на ее счет, или мы должны их испытывать (что, по крайней мере, даст нам преимущество понимания стоящей перед нами проблемы), — эта тема несомненно заслуживает внимания. На исследование и подробное обсуждение какой еще темы мы можем с большим основанием потратить время? Если даже не принимать во внимание все остальное, то достаточно и того, что такое исследование позволит дать ответы на два очень серьезных вопроса: принципом какой сферы является Душа и откуда сама Душа происходит? Более того, мы совершим богоугодное деяние, ибо Бог повелел нам познать самих себя.
Наше обычное стремление к познанию и поиску самым естественным образом направит нас на путь исследования природы того инструмента, посредством которого мы и ведем наши поиски; на этот же путь нас толкает и наше страстное желание овладеть восхитительным видением Мыслящей Первопричины. Даже во Вселенском Разуме (Божественном Уме), имела место двойственность: поэтому нам следовало ожидать, что вещь со сложной структурой может пребывать в различных состояниях; необходимо изучать, почему одни вещи могут быть местом обитания божественных существ, а другие — нет; но изучение этих вопросов нам следует отложить до тех пор, пока мы не поймем каким образом душа поселяется в теле. Сейчас мы вернемся к нашему спору с теми, кто утверждает, что наши. души являются ответвлениями Вселенской Души (то есть ее частями, а не тождествами).
Наши оппоненты вероятно будут отрицать обоснованность возражений против теории, по которой человеческая душа является простым сегментом Всеобщей Души, то есть, умозаключений о равенстве их масштабов и уровней разумности, и даже равенстве уровня мышления.
Они будут возражать, что отдельные части должны входить в одну и ту же Идеал-Форму, что и целое. Выражая свою точку зрения и доказывая, что Целое — одушевлено, они будут ссылаться на слова Платона: "Тело Вселенной одушевлено, заключая в себе то же самое, что содержится в нашем теле, но, сверх того, во всех отношениях более прекрасное".* На основании неопровержимых доказательств признано, что мы порождены кругооборотом Целого; нам скажут, что взяв от Целого наш характер и судьбу, будучи неразрывно с ним связанными, мы должны были, также извлечь наши души от того, что нас породило, и поскольку внутри нас каждая наша частица впитывает в себя часть нашей души, то, по аналогии, и мы, являясь частицами вселенной, должны вбирать в себя часть Души Целого. Они будут также настаивать, что подтверждением этого тезиса является выражение "Всякая душа ведает всем неодушевленным",** которое можно было произнести только веря в то, что ни одна вещь более позднего происхождения не может пребывать вне Вселенской Души, единственной души, которая может заботиться о неодушевленном.
____________
* Филеб 30а
** Федр 246b
2. Для начала ответим так: свести определенные вещи к одному и тому же классу (признав, что они действуют в одной и той же области), означает свести их к одному и тому же виду, и положить конец разговорам об обособленности; более разумным будет противоположный вывод, а именно: существует одна тождественная душа, и каждое отдельное проявление является этой полноценной душой.
Пусть наши оппоненты хотя бы раз признают существование единства: им придется признать его зависимость от принципа (Абсолютной Души), в котором не содержится какая-то конкретная душа, а имеется лишь душа ничейная, душа не принадлежащая ни Космосу, ни вообще чему-либо, и в то же время обладающая способностью творить то, что является душой Космоса и любой одушевленной вещи.
Душа, рассматриваемая как единое целое, не может быть душой конкретной вещи, — поскольку она является Сутью (Божественным Подлинным Существом), или, по крайней мере, должна существовать душа, которая не является только лишь душой какой-то конкретной вещи, а те души, которые являются таковыми, стали ими по чистой случайности.
При обсуждении этих вопросов очень важно определить значение "части".
Нам не следует тратить время на ту "часть", под которой понимается "кусок материального тела" (не важно цельное оно или обладает сложной структурой); достаточно будет сказать, что если речь идет о части такого тела, все части которого одинаковы, то она имеет отношение к массе, а не к Идеал-Форме (специфической идее); возьмем, к примеру, белизну: белизна кружки молока не является частью белизны молока в целом; мы имеем белизну части, а не часть белизны; белизна никакой величиной не обладает; она не имеет отношения к количеству.
Вот и все, что нам нужно сказать по поводу части материальной вещи; но часть бестелесной вещи может восприниматься по разному. Мы можем воспринимать ее как абстрактное число ("двойка" является частью "десятки") или же как сегмент окружности или линии (абстрактных окружности или линии), или как часть области знания.
В случае с числами и геометрическими фигурами, так же, как и в случае с физическими массами, вычитание должно привести к уменьшению общей суммы; часть должна быть меньше целого; ибо размеры этих вещей можно выразить в количественных категориях; а поскольку они не являются Количеством Идеал-Формы, — они подвержены увеличению и уменьшению.
Что же, в таком случае, часть не может считаться Душой. Душа не является вещью, которую можно выразить в числовых категориях: мы не можем себе представить Всеобщую Душу, как некую "десятку", состоящую из конкретных душ — "единиц".
Подобная концепция повлекла бы за собой немало абсурдных представлений:
Десятка не могла бы стать единством (Душа была бы скоплением отдельных душ, а не самостоятельной Подлинной Сущностью), и, более того, — в том случае, если каждая составляющая душа сама не являлась бы Всеобщей Душой, то Всеобщая Душа состояла бы из не-душ.
Было признано, что конкретная душа — "часть Всеобщей Души" — обладает единой с ней Идеал-Формой, но это не влечет за собой связи части с целым, поскольку в предметах, составленных из постоянных частей нет ничего такого, что неизбежно должно сделать любую из частей однородной с целым: возьмем, например, части круга или квадрата: чтобы изъять нашу часть, мы можем разделить их совершенно произвольно; треугольник не обязательно делить только на треугольники; его можно разделить на части самой различной формы; и в то же время признается, что в душе царит абсолютное однообразие.
Не может быть никаких сомнений в том, что частью линии обязательно будет тоже линия; но даже и в этом случае обязательно будет существовать разница в размерах; и если в случае с Душой, мы стали бы определять различие между коллективной душой и ее собственными частями по их размерам, то тогда о душе можно было бы говорить в категориях чисел, то есть она была бы ничем иным, как простым телом.
Но было признано, что все души похожи друг на друга и полноценны; совершенно ясно, что душу нельзя делить так, как делят измеряемые цифрами величины; наши оппоненты сами бы не согласились с представлением о Всеобщей Душе, как о чем-то, что можно порезать на кусочки, и, тем не менее, именно это они и утверждают, отрицая существование Всеобщей Души, делая ее лишь элементом терминологии, и представляя в виде разлитого по чашам вина, каждая порция которого, в своей чаше, определяется, как часть целого.
Существует также и концепция индивидуальной души как "части" в том смысле, в каком мы считаем некое суждение частью целой области науки.
Теорема — это часть науки, но сама наука является единой и неделимой вещью, а на теоремы она разделена лишь для того, чтобы каждое суждение было как можно более ясным и выразительным, — это деление без разделения: каждый закон потенциально включает в себя всю науку, которая остается монолитным целым. Уместно ли такое сравнение?
Да; в этом смысле Всеобщая Душа, частями которой являются конкретные души, не была бы Душой какой-то определенной вещи, но существом, стоящим надо всем; это значит, что она не была бы даже Душой Космоса, поскольку в этом случае, сама была бы одной из этих конкретных душ; это означало бы, что как космическая душа, так и конкретные души были бы неполными и имели бы общую природу.
Нам могут задать вопрос: почему же тогда одна душа принадлежит всему Космосу, а другие души являются частями Космоса?
3. Состоит ли смысл этого вопроса в том, что, если взять одно живое существо, то Душа пальца может считаться частью Души всего существа?
В этом случае возникает альтернатива: либо нет никакой души вне тела, либо нет никакой души внутри тела — ведь вещь, которую называют Душой Вселенной, находится, тем не менее, вне тела Вселенной. Вот проблема которую следует исследовать, но для начала мы должны понять, к какому типу души приведет нас подобное сравнение.
Если конкретная душа является частью Всеобщей Души только в том смысле, что Всеобщая Душа отдает сама себя всем живым существам неполной сферы, то подобная самоотдача не подразумевает деления; наоборот, эта вездесущая душа является единой и полностью завершенной вещью: больше не стоит вопрос о душе, как о части некой Всеобщей Души — особенно там, где присутствует тождественная ей сила. Даже разность предназначений, скажем глаз и ушей, не может оправдать суждения о том, что каждая отдельная часть выполняет свою функцию, никак не связанную с функциями других частей — подобные умозаключения мы оставим другим — но все сходится, если представить себе единую вещь, в которой, однако, разные силы выполняют свойственные только им функции. Все силы можно увидеть или услышать; восприятие будет разным из-за различия органов восприятия; все разнообразные ощущения являются реакциями на Идеал-Формы, которые могут принимать всевозможные образы.
Еще одним доказательством единства души является то, что для восприятия необходим единый центр сбора информации; каждый орган выполняет присущую только ему функцию, и должен по своему истолковывать каждое свое ощущение: значит, анализ всех этих ощущений должен проводится одним принципов, мудрецом, знающим все, что было сказано и сделано.
И снова: положение о "повсеместном единстве" относится, как к самой Душе, так и к ее различным функциям. Отождествление отношений между Всеобщей Душой и конкретными Душами с отношениями между душой и ее ощущениями повлечет за собой умозаключение, что никакая конкретная душа не может мыслить и знать, ибо дано это только Всеобщей Душе; признать за индивидуальной душой право на мышление, означает признать ее отдельным существом. Но, поскольку душа является душой разумной, по тому же самому праву, по которому она является Всеобщей Душой, и она называется разумной душой, в том смысле, что является полноценной сущностью, (а не просто чем-то, что мыслит "только в данном месте"), тогда то, что считалось частью, в действительности не часть, а эквивалент целой сущности.
4. Но если все вышеизложенное действительно является обоснованием единства души, то мы обязаны дать ответ на следующие вопросы: во-первых, каким образом одна вещь может в одно и то же время присутствовать во всех вещах; и, во-вторых, может ли душа существовать вне тела?
У нас может сложиться впечатление, что душа всегда должна обитать в теле; это мнение выглядит особенно правдоподобным, когда речь идет о Душе Вселенной, о которой никак нельзя подумать, что она может покинуть свое тело, подобно тому, как это делает человеческая душа; конечно же, некоторые полагают, что даже и человеческая душа, которая рано или поздно должна покинуть тело, не может стать абсолютно бестелесной вещью: ибо, если предположить подобное, придется задуматься над вопросом, почему человеческая душа может освободиться от тела, а Всеобщая Душа — нет, если по сути это одно и то же?
Подобных сложностей не возникает в случае с Мыслящей Первопричиной; ввиду изначальной дифференциации этого разделения на частные объекты широкоизменяющейся природы, но вечное единство сохраняется благодаря вечному тождеству Сути; но вот в случае с Душой, описанной, как "претерпевающая разделение между телами",* объяснить, каким образом эти отдельные души могут по-прежнему оставаться единой вещью, будет не так легко. Можно представить следующее решение задачи: Вполне возможно, что единая душа стоит надо всем, и, в сущности, в тело не проникает; отдельные души — Всеобщая Душа вместе с другими — выходят из единства, но по-прежнему состоят в определенной форме сообщества. Они являются единой душой потому, что не принадлежат безгранично какой-то определенной вещи; они, так сказать, соприкасаются краями; они бросаются то в одну, то в другую сторону, но от общего источника не уходят, подобно свету, который рассеивается на земле и может светить в разных домах, но при этом ни на мгновение не перестает быть одной субстанцией.
____________
* Тимей 35а
Всеобщая Душа всегда находится наверху, потому что по сути своей не имеет ничего общего со снисхождением, или нижним миром, или с чем-либо, направленным к нашей сфере; другие души становятся нашими (становятся "неполными", индивидуальными в нас), поскольку им выпал жребий обитать в нашей сфере, и потому что они заботятся о вещи (теле), которая в этом нуждается.
Самая низшая душа во Всеобщей Душе должна соответствовать более высоким душам, которые тихо и спокойно управляются с целым; нашу собственную низшую душу можно сравнить с насекомыми, поселившимися на загнившем участке растения (таково соотношение одушевленного тела со Вселенной), в то время, как другую нашу душу, природа которой тождественна природе высших частей Всеобщей Души, можно представить в образе садовника, озабоченного проникновением насекомых в дерево и отчаянно старающегося выправить положение; или же мы можем сравнить здорового человека, живущего среди здоровых людей, и своей мыслью или деяниями служащего окружающим его людям, с больным человеком, озабоченным только своим здоровьем и живущим только интересами своего тела.
5. Но какое место предназначено конкретным душам: вашей, моей и чьей-то еще?
Можем ли мы предположить существование Души, которая в нижнем царстве выделяется определенному индивидууму, но в другой сфере принадлежит уже чему-то высшему?
Сократ существовал в нашей сфере до тех пор, пока душа Сократа оставалась в теле; но Сократ прекратил существование именно потому, что достиг высшей сферы.
Никакая часть Подлинного Существа не может быть уничтожена.
В Супраментальном Принципы Разума не уничтожаются, ибо в них нет физической разделенности, отдельные части не сливаются в четко обозначенное единство: каждая такая часть полностью владеет другим тождественным существом. Точно так же дело обстоит и с душами.
В силу преемственности они связаны с несколькими Принципами Разума, ибо они являются выражением, Логосом Принципов Разума, который они раскрывают; единица превратилась во множество: в этой точке их бытия, которая практически не связана с неполным порядком, каждая из них еще не ушла от своего источника; они уже определили путь ухода: но они не могут себе позволить такую крайность; поэтому и являются одновременно и тождественными, и различными; каждая душа ни на мгновение не перестает быть индивидуумом ("я") и в то же время, все вместе они являются одним существом.
Вот мы и добрались до сути: одна душа является источником всех других душ; эти другие души, сколько бы их ни находилось в этой душе, по аналогии с Мыслящей Первопричиной, являются одновременно и разделенными, и неделимыми; эта Душа, которая обитает в Супраментальном, является единственным выражением или Логосом Мыслящей Первопричины, из которой произрастают Принципы Разума, неполные, но нематериальные, точно как при дифференциации Супраментального.
6. Но как могло получиться, что Всеобщая Душа производила Космос, а конкретная Душа — нет, хотя она принадлежит к тому же идеальному Виду и тоже содержит в себе все вещи?
Вещь может одновременно проникать в разные места и обитать в них; это положение нужно объяснить, а в объяснении следует показать, каким образом тождество, одновременно живущее и здесь и там, может в своих, отдельных друг от друга, проявлениях действовать или реагировать (или делать и то, и другое) в совершенно различной манере; однако это вопрос заслуживает отдельного обсуждения.
Что ж, вернемся к нашему вопросу: каким образом и почему Всеобщая Душа породила Космос, в то время как конкретные души всего лишь управляют некоторой его частью?
Ну, во-первых, нас же не удивляет, что люди, обладающие абсолютно одинаковыми знаниями, облечены совершенно разной властью.
Но нас попросят назвать причину этого явления.
На этот вопрос можно ответить следующим образом: как и люди, души тоже бывают разными: одна никогда не покидает Всеобщей Души, но обитает в ней и там же принимает тело, в то время, как другие души получают предназначенные им сферы тогда, когда тело уже существует, когда их сестра-душа уже заняла господствующее положение и приготовила для них места обитания. Опять же, причина может быть в том, что одна душа (творящая Всеобщая Душа) обращена к Универсальной Мыслящей Первопричине (образцу всего, что только может быть), в то время, как другие души больше заняты Разумом, находящимися в них самих, Разумом которой уже принадлежит к неполной сфере: возможен и такой вариант, что эти души также могли творить, но были опережены той душой, которая завершила свой труд раньше их, и результаты этого труда стали для них неизбежным препятствием.
Однако убедительнее акт творения можно объяснить более тесной связью творящей души с высшим миром; души, устремления которых осуществляются в пределах Супраментального, обладают большей силой; в их чистейшем месте обитания им ничто не угрожает и они могут творить совершенно спокойно; ибо большая сила берется с минимальным ущербом из материала, внутри которого они действует, а столь большую силу эти души обрели потому, что неразрывно связаны с высшим миром; стало быть, эта сила творит и сотворенные вещи собираются вокруг нее; другие души, наоборот, сами движутся; это может означать только одно — они находятся на пути к краю пропасти; их основной аспект направлен вниз и пробуждается в них желание спуститься в нижний мир.
Под душами "второго или третьего порядка",* о которых мы слышим, следует понимать души, занимающие более близкое или более далекое положение; точно так же и в нас самих связь с высшим не тождественна связи души с душой; одни из нас могут стать Цельными, другие отчаянно стремятся к этому и почти достигают своей цели, а третьи практически на это не способны: наше самовыражение определено силой нашей Души — у одного человека Душа обладает силой первой степени, у другого — второй, у кого-то — третьей (он ведет жизнь обычного животного), но не может быть такого, чтобы у Души вообще не было силы.
____________
* Тимей 41d
7. До сих пор все шло гладко: но как быть с отрывком из "Филеба",* на основании которого некоторые считают, что другие души являются частями Всеобщей Души?
____________
* Филеб 30 ab
Но содержащиеся в этом отрывке умозаключения имеют совсем не тот смысл, какой им приписывают; в этом отрывке речь идет лишь о том, что в то время волновало автора — об одушевленности мира; в этом смысле он замечает, что нелепо использовать слово "бездушный", если мы, содержащие часть тела Целого, обладаем душой: каким образом, спрашивает автор, часть может иметь душу, а целое — нет?
Он абсолютно ясно излагает свою теорию в "Тимее", где он показывает нам, что другие души появляются на свет уже после появления Всеобщей Души, но "были отлиты в том же самом сосуде";* вторичные и третичные души, конечно, отличаются от первичных, но любая форма души представлена автором как существо, чья идеал-природа тождественна идеал-природе Всеобщей Души.
____________
* Тимей 41d
Что же касается слов из "Федра": "Всякая душа ведает всем неодушевленным", то они просто говорят о том, что только Душа может порождать, контролировать, придавать форму, ставить на положенное место материальные вещи. И мы не можем думать, что природа одной души содержит в себе такие возможности, а природа другой — нет. О Целом мы читаем: "Будучи совершенной и окрыленной, она [душа], парит в вышине и правит миром"; она управляет Космосом не погружаясь в него, но печально размышляя о нем; и он определяет другую Душу, Душу данной сферы, не как часть, или как другое, отличное существо, но, как "душу, потерявшую крылья".*
____________
* Федр 246bc
Теперь перейдем к вопросу о том, что наши души сформированы Космосом, и там же определены их характер и положение;* нет никаких признаков того, что они являются его частями: конечно, не исключено, что даже особенности местности, вода и воздух могут придать душе-природе некий особый оттенок; проживание в данном конкретном городе и ношение на теле данных конкретных украшений может оказать свое влияние на человеческую душу, которая, однако, не является, ни частью места жительства, ни частью тела.
____________
* Тимей 90cd
Мы всегда признавали, что будучи частями Вселенной, мы перенимаем что-нибудь от Всеобщей Души; мы не отрицаем влияния Космоса; но всему этому мы противопоставляем другую нашу душу (Разумную, а не просто дающую жизнь), отличие которой и заключается в этой способности к противостоянию.
Что же до того, что мы являемся законнорожденными детьми Космоса, так ведь душа ребенка — это не душа матери, это совсем другая душа.
8. Эти рассуждения, которых вполне достаточно, чтобы закрыть данный вопрос, не могут быть опровергнуты существованием такого феномена, как соответствие, гармония; соответствие между душами проистекает из того факта, что все они вышли из той же души (ближайшей к Божественному Разуму), из которой вышла Душа Целого.
Мы уже высказали мнение, что одна душа в то же время является и множеством; и мы уже имели дело с различными формами взаимоотношений части и целого; мы исследовали различные уровни, имеющиеся внутри души; к этому мы можем только добавить, что различия могут быть порождены также и телами, к которым Душа имеет дело, и, даже, характером мышления и деяний этих тел в их предыдущих жизнях. Мы читаем: "Большей частью выбор соответствовал привычкам предшествовавшей жизни".*
____________
* Государство X, 620а
Что касается природы души вообще, то существующие в ней различия были обозначены в той части, в которой мы говорили о втором и третьем порядках и указали, что хотя все души и являются всеобъемлющими, уровень каждой души соответствует ее основному аспекту — одна душа становится Цельной в завершенном деянии, другая — в знаниях, еще одна — в желании; то есть, уровень души соответствует ее четкой ориентации, посредством которой она становится, или тяготеет к тому, чтобы стать тем, на что она взирает. Души достигают разного уровня реализации и совершенства, а иначе быть и не может.
Но, если структура, в которой они существуют, представляет собой единство разнообразия (а она должна быть таковым, поскольку каждый Принцип Разума является единством множества и разнообразия и может считаться духовным организмом, по своему желанию принимающим различные формы), если это так, и все составляет систему, в которой ни одно существо не может быть полностью отсечено от другого, если среди них ничто не рождается случайно, как ничто не рождается случайно даже в плотских организмах, то из всего этого следует, что Душа должна иметь определенное Число: ибо, опять же, Бытие должно быть постоянным; части Разума должны обладать тождественностью, каждое изменяясь на единицу:* в чем есть залог их индивидуальности. Где еще, как не в плотских массах, Идея не является коренным жителем, и индивидуальность, стало быть, приходит туда извне; Существование под воздействием Идеал-формы может возникнуть только как имитация Подлинных Существ; эти последние, наоборот, не являясь порождением подобного соединения (как дуальности Идеи и мертвой Материи), существуют в том, что в числовом смысле нумеруется последовательностью единиц, в том, что было с самого начала, и никогда не станет тем, чем оно не было, и не перестанет быть тем, чем оно есть.
____________
* В данном случае единица имеет иерархическое значение.
Даже если предположить, что Подлинные Существа, такие как души были порождены каким-то другим принципом, то, все равно, они никак не были сотворены из Материи; если они все-таки были сотворены из Материи, то творящий принцип должен был вдохнуть в них что-то от природы Подлинного Существа: но, при этом, он сам должен был бы подвергнуться изменениям, в зависимости от того, сколько сил он вложил в процесс творения. И, в конце концов, зачем ему вообще нужно было творить, вместо того, чтобы остаться неизменным?
Более того, порожденное общее, более или менее изменчивое, не может быть вечным: а вот положение Души определено, она — бессмертна.
Но что нам, в таком случае, делать с безграничностью Души?
Речь идет о возможностях: суть не в том, что Душу можно разделить на бесконечное количество частей, а в том, что ее возможности безграничны; она безгранична в том смысле, в каком безграничен Высший Бог, который, также не ведает никаких пределов.
Это значит, что у индивидуального существа или у ряда душ, также, как и у Бога, нет никаких внешних границ; наоборот, каждое существо обладает способностью стать тем, чем хочет; и мы не должны воображать, что оно развивается из самого себя (утрачивая свое единство в результате разделения); просто дело в том, что элемент внутри него, который может войти в тело, обладает способностью немедленно проецироваться во всех направлениях; конечно же, Душа не рвется на части из-за того, что присутствует одновременно и в ноге, и в одном пальце. Точно так же, она повсеместно присутствует в Целом; на всем его пространстве она существует во всем, что живет хотя бы растительной жизнью, даже в той части, которая отсечена от основного стебля: причем и в части, и в ее источнике, она — одна и та же. Ибо тело Целого является единицей (единым) и душа присутствует в нем повсеместно точно так же, как она присутствует в отдельной вещи.
Когда какое-нибудь животное разлагается, и в результате этого рождается множество других существ, то Принцип Жизни уже не является той конкретной душой, которая была в большом теле; это тело уже перестало быть вместилищем души, ибо в противном случае смерть не наступила бы; происходит следующее: любой продукт распада, который годится для существования животных того или иного вида, становится одушевленным в силу того факта, что душа никуда не девается, хотя с вместилищем души это вполне может произойти. Однако, появление новых одушевленных существ не означает увеличение количества душ; все зависит от одной души или, вернее, все остаются одной душой; это ничем не отличается от процессов, происходящих с нами: мы освобождаемся от одних элементов, и на их месте вырастают другие; душа покидает отброшенные элементы и перетекает в новорожденные до тех пор, пока душа человека удерживает свои позиции: в Целом одна душа вечно удерживает свои позиции: отдельные части целого то содержат в себе душу, то расстаются с ней, но на общей сумме духовных существ это никак не отражается.
9. Но мы должны понять, как именно душа поселяется в теле, ибо этот вопрос никак нельзя назвать незначительным.
Вхождение души в тело бывает двух видов.
В первом случае, душа уже присутствует в теле, и ее вхождение (метемсоматозис) является переходом из одной материальной оболочки в другую,* или же, душа переходит из эфирного или огненного тела в тело земное, что не называется метемсоматозисом, поскольку нельзя точно определить природу ее предыдущего места обитания.
____________
* Процесс, более известный как инкарнация.
Во втором случае, душа проникает в тело из абсолютно бесплотного существа: это самая ранняя форма отношений между душой и телом, и именно этот вид проникновения требует тщательного изучения.
Итак, попытаемся представить себе, что же происходит, когда абсолютно бесплотная душа впервые вступает в отношения с плотской природой.
Разумно, даже необходимо, начать с Души Целого. Заметьте, что если мы хотим что-либо объяснить и быть понятыми, мы должны употреблять такие слова, как "проникновение" и "одушевление", хотя никогда это самое Целое не было неодушевленным,* никогда тело не существовало отдельно от души, никогда не было неразвитой Материи; мы разделяем понятия, чтобы лучше в них разобраться; нет ничего неверного в том, что в наших речах и в нашем воображении мы разделяем вещи, которые на самом деле тесно взаимосвязаны.
____________
* Тимей
Вот истинное учение:
В отсутствие тела, душа не может двигаться, поскольку не существует другого места, в которое ей позволила бы снизойти ее природа. А поскольку она должна двигаться, то она и создает место для себя; значит, тело также существует вечно.
Хотя Душа (как вечная, Божественная Сущность) пребывает в покое (полностью основанном на Вечном Покое), но Абсолют, как мы можем назвать этот ярчайший свет, изливающийся из Супраментального, достигает своих крайних пределов и переходит во тьму; Душа видит эту лежащую внизу тьму и придает ей форму; ибо, по закону вещей, эта абсолютная глубина, существующая по соседству с душой, не может быть свободна от того, пусть даже самого слабого, Принципа Разума, который она способна вобрать в себя.
Представьте себе полностью законченное величественное здание, построенное с использованием элементов различных архитектурных стилей; архитектор не бросил это здание на произвол судьбы, но и не приковал себя к нему цепями; он решил, что каждый камень этого здания стоит забот по поддержанию его Бытия или его красоты, но эти заботы не должны быть обременительны для хозяина, который никогда в нем не появляется, а руководит процессом откуда-то извне; примерно также строятся отношения между Космосом и душой, душа не принадлежит Космосу, а присутствует в нем; он является не повелителем, а повелеваемым, не обладающим, а предметом обладания. Душа возводит его, и живет в нем, в каждом его кусочке.
Космос подобен сети, которая постоянно находится в воде; она полностью отдана на милость моря, которое расширяется и растягивает сеть, но только до определенных пределов, ибо ни одна ячейка сети не может растянуться больше положенного; Душа, по природе своей, вещь безграничная, и может мгновенно охватить все тело Целого; размеры Вселенной идентичны размерам души; и если бы Вселенной не существовало, то размеры души были бы точно такими же; она вечно является тем, чем является. Вселенная расширяется лишь до тех пределов, в каких существует Душа, и процесс истечения от Супраментального происходит до тех пор, пока Душа может скреплять ее в единое целое; Вселенная — это тень, накрывающая то же пространство, что и Принцип Разума, происходящий от Души; и этот Принцип Разума способен породить космическую массу таких размеров, какие требуются Идее (Божественной формирующей силе), проводником которой он является.
10. Ввиду всего вышеперечисленного, мы должны вернуться от отдельных частей к единому целому, и рассмотреть всю схему, как одну бессмертную вещь.
Если члены групп воздух-свет-солнце и луна-свет-солнце существуют одновременно, хотя один из них является первичным, а другие — вторичными и третичными (то есть имеется логическая или причинная последовательность), то и с Душой происходит то же самое: есть Душа вечно неизменная, а за ней следует серия ее двойников, сила которых зависит от их удаленности от источника; так огонь, который ярче всего полыхает в очаге пожара, слабеет по мере его распространения и в самой крайней своей точке является лишь тенью, но тенью достаточно яркой, чтобы что-то от природы Формирующей Идеи (огня) могло освещать то, что поначалу скрывалось в темноте. Душа, во всем пространстве которой скрыта способность к сознанию, включила огонь в схему сознания. Как нам известно, Принципы Разума, переносимые семенем животных, соединяют живые существа в многочисленные Вселенные малых пространств. Ибо, что бы не коснулось души, оно принимает форму, соответствующую природе Подлинного Существа этой души.
Мы не должны думать, что Душа воздействует на предмет посредством выполнения решения, принятого какой-то внешней силой; Душа не останавливается, чтобы подумать или спланировать свои действия: нечто подобное означало бы, что ее деяние — это не проявление природы, а проявление прикладного искусства; но искусство появилось позднее души; искусство — подражатель, создающий бледные копии — игрушки, подделки, и оно зависит от всевозможных механизмов, без которых оно не смогло бы создавать свои образы. Душа же, наоборот, повелевает материальными вещами, потому что обладает мощью Подлинного Существа; она определяет их качество и эти материальные вещи не могут противостоять ее воле. На следующем уровне, вещи мешают друг другу, и поэтому зачастую не приобретают ту характерную форму, к которой, конечно же, стремятся их слабенькие Принципы Разума. Форма мира, как целого (в отличие от формы отдельных частей) полностью создана Душой, и любая созданная вещь занимает положенное ей место, поэтому любая созданная вещь без всякого усилия и борьбы становится тем, чем она должна быть. Душа тщательно поработала над миром, и боги, люди, их жилища — все служит какой-то конкретной цели.
Душа может производить только те вещи, которые отражают ее способности; огонь является источником тепла; существует и источник холода; душа действует двояко: внутри себя, и из себя, в направлении своего нового творения.
В бездушном организме внутреннее действие пребывает в замороженном состоянии, и он может только придавать свой образ всему, что подвержено изменениям. Все сущее имеет эту тенденцию — придавать свой образ другим вещам; но Душа обладает способностью одновременно воздействовать и на себя, и на внешний объект. Стало быть ее функцией является давать жизнь всему, что не живет изначально, и жизнь, которую она дает, соразмерима с ее собственной жизнью; живя в сознании, она и телу передает сознание (вернее, образ сознания, находящегося внутри нее, точно так же, как и данная ею жизнь, является образом Подлинного Существа), и, кроме того, она придает данному материалу соответствующие формы содержащихся в ней Форм Разума.
В содержимое творящей Души входят Идеал-Формы богов и всего остального: а потому и Космос содержит в себе все названное.
11. Вот поэтому я думаю, что те мудрецы древности, которые пытались добиться постоянного присутствия божественных существ посредством возведения святынь и статуй, продемонстрировали глубокое понимание природы Целого; они поняли, что хотя эта Душа очень сговорчива, но шансы на то, чтобы добиться ее присутствия, увеличатся, если создать соответствующее вместилище, — место, особенно пригодное для принятия какой-нибудь ее части или какого-нибудь ее аспекта, нечто, способное воспроизвести ее или стать зеркалом, в котором отразится ее образ.
В природе Целого заложено, что все его содержимое должно тщательно воспроизводить Принципы Разума, в которых оно участвует; каждая конкретная вещь является материальным образом Принципа Разума, который сам является отражением доматериального Принципа Разума; таким образом, каждое конкретное существо связано с тем Божественным Существом, по образу и подобию которого оно сотворено, с тем божественным принципом, который Душа созерцает и содержит в себе в ходе каждого акта творения. Подобное посредничество необходимо, поскольку сотворенная вещь не может обойтись без определенной доли Супраментального, а Супраментальное не может снизойти в сотворенную вещь.
Солнце той сферы (давайте снова используем его в качестве примера) это Мыслящая Первопричина, и сразу же за ним следует зависящая от него Душа, — неизменная Душа неизменного Разума. Но эта Душа достигает также и солнца нашей сферы и становится посредником, связующим его с верхним миром; она играет роль толкователя того, что верхняя сфера посылает нижней, Вселенной, и того, что низшая сфера посылает высшей.
В сущности, нет ничего, что находилось бы очень далеко от чего-то другого; вещи не удалены друг от друга; конечно, между вещами простыми и вещами со сложной структурой существует отчужденность, порожденная их различием; но индивидуальность не имеет ничего общего с местом в пространстве, и даже единство не может быть избавлено от внутренних различий.
Эти Сущности (небесные тела) — божественны, поскольку сохраняют верность Супраментальному, ибо, хотя они и считаются существами нисходящими, но посредством Души они остаются связанными с Изначальной Душой, и поэтому полностью соответствуют своему названию и обладают видением Мыслящей Первопричины, — единственного объекта созерцания той души, в которой они существуют.
12. Души людей, увидев свое отражение в зеркале Диониса,* вышли из Супраментального и спустились в это царство; но даже и в этом случае, они не оторвались от своего источника, от Божественного Разума; они пали, но это не значит, что в своем падении они увлекли вместе с собой вниз Мыслящую первопричину; пусть они и опустились до земли, но их высшая часть вечно остается на небесах.
____________
* Имеется ввиду миф о Титанах, похитивших и разорвавших на части ребенка Диониса.
Их начальное падение углублялось, поскольку их средняя часть обязана заботиться о той нуждающейся в заботе вещи, в которую они проникли. Их тяжкий труд вызывает жалость у Зевса, отца, и он дает им отдохнуть, разрешая эту проблему посредством смерти, освобождая их от тела, чтобы они могли отправиться в те места, где вечно живет Вселенская Душа, освобождая от земных забот.
Ибо вместилище суммы вещей должно быть самостоятельным существом и оставаться таковым: таким оно было создано под руководством вечно действующих Принципов Разума: были отмерены стадии его жизни, сроки которой точно определены; был установлен его характер; оно заставляет все вещи нашей сферы звучать в унисон с высшим и действовать в соответствии с Супраментальным планом. И таким образом космическое содержание подталкивается к своей цели, любая вещь в нем находится на положенном ей месте, имеет свою задачу, и подчиняется только одному Принципу Разума, действующему как при падении душ, так и при возвращении их наверх.
Мы можем понять это, если проследим соответствие душ четкой схеме Космоса: они независимы, но, опустившись, они вошли в контакт, и потому пребывают в гармоническом единении с Космосом (до такой степени, что их судьбу, испытания, ждущие их на жизненном пути, их "да" и их "нет", можно предугадать по расположению звезд), и это соответствие подобно музыкальному аккорду: музыка, гармония, посредством которой можно выразить все — вот лучшее свидетельство истинности этого утверждения.
Подобной гармонии можно добиться только одним способом:
Целое, в каждом своем деянии и ощущении, должно быть выражением Супраментального, которое должно господствовать, как над подверженными изменениям, так и неизменными его частями, а также жизнями, отличающимися друг от друга, поскольку души могут уходить в высшее, в небесное, а могут обращаться и к земным местам и вещам. Целое, которое является Божественным Разумом, будет вечно покоится наверху, даже малая часть его не сможет выпасть из той, высшей сферы, и оно будет общаться с вещами нашей сферы посредством Души. В силу своей близости к нему, Душа более точно отображает Идею, порожденную Божественным Разумом, и поэтому способна упорядочивать движение нижнего царства; один ее аспект (Мировая Душа) поддерживает неизменное движение Космоса, а другой (Индивидуальная Душа) приспосабливает себя к времени и эпохам.
Глубина падения тоже может быть разной: иногда душа может пасть очень низко, иногда нет; причем это относится даже к проникновению души в любой конкретный Вид: четко определено только одно: душа проникает в родственную ей вещь; она двигается к той вещи, которую она напоминала там, Наверху, и естественно, она поселяется в теле человека или животного.
13. Стало быть, корни Неотвратимого Космического Закона находятся в природном принципе, по повелению которого каждое существо неуклонно идет к месту и Виду, к которому оно, в силу характеристик, тяготеет.
В том, изначальном, мире, каждая форма души напоминает образ (вещь в мире копий), к которому ее склоняет ее индивидуальное строение; таким образом "отправителю" нет нужды действовать в нужный момент, чтобы поместить ее в положенное ей тело; в силу своего собственного движения она попадает туда, куда нужно, и точно в назначенное время. Каждая душа — в свое время; пробьет ее час, и она, словно повинуясь зову трубы, спустится и проникнет в подходящее тело; таким образом, все колеблется и двигается, словно под воздействием какой-то волшебной силы или мощной тяги; точно также, в любом живом существе, Душа сама следит за естественным течением времени, в нужное время производя на свет каждый элемент — волосы, ногти и все следующие друг за другом признаки развития; или она проводит дерево через заранее установленные периоды роста.
Душа движется вперед не потому, что ее к этому принудили, и не потому, что она этого сама хочет; по крайней мере, в данном случае, под свободой не может пониматься свобода выбора: скорее, это естественный инстинктивный порыв, подобный тому, какой толкает людей к половой близости или, в некоторых случаях, к совершению благородных поступков; такому поведению нельзя дать разумного объяснения; копии предназначено быть только копией, и то или иное движение она совершает в заранее назначенное время.
Даже Мыслящая Первопричина, которая является прежде всего Космосом, тоже имеет свою судьбу, то есть подчиняется верхней сфере и одаривает нижнюю; то, что она посылает вниз, является частным, существование которого обусловлено законом (или системой) общего, ибо общее пристально наблюдает за частным; исполнение этого закона не осуществляется какой-то внешней силой; напротив, этот закон находится внутри тех существ, которые живут по нему; они носят его в себе. Приходит время, и закон приводится в действие теми существами, в которых он живет; они исполняют его, потому что он является частью их содержимого; он господствует, поскольку он находится внутри них; он становится тяж<им бременем и разжигает в них мучительное желание проникнуть в царство, приглашение войти в которое звучит внутри них.
14. Вот мы и подошли к тому, что Космос, освещенный многими огнями, блистающий своими душами, по-прежнему получает подарки со всех сторон, как от богов Супраментального, так и от тех Принципов Разума, в природе которых заложена способность одушевлять вещи. Вероятно, в этом и кроется секрет мифа о сотворении женщины:* после того, как Прометей вылепил женщину, другие боги завалили ее подарками — Гефест "увлажнил глину и одарил ее человеческим голосом и формами богини"; дары принесли Афродита, Грации, прочие боги, и, наконец, ей дали имя (Пандора), которое много говорит о самом творении,** и о всех его благодеяниях — ибо каждый из них добавил что-то свое к творению Прометея — предусмотрительной силы. Что касается того, что тугодум Эпиметей*** не воспринял совета Прометея, то это означает только то, что более мудрый выбор принадлежит Царству Разума. Прометей был прикован к скале и это означает, что в каком-то смысле он попал в зависимость от своего творения; оковы эти были внешними и освобождение Прометея Гераклом говорит о том, что у Прометея была сила и ему не нужно было оставаться в оковах.
____________
* Речь идет об истории Прометея и Пандоры, рассказанной Гесиодом.
** Pandwra — всем одаренная.
*** Брат Прометея отличался недалеким умом и взял в жены посланную ему Зевсом Пандору, забыв о наставлениях Прометея ничего не принимать от Зевса. Пандора по замыслу Зевса должна была принести людям соблазны и несчастья, что она и сделала, открыв "ящик Пандоры", в котором были заключены все пороки и несчастья людей.
Если воспринимать этот миф таким образом, то он определенно является сообщением о дарах, полученных Космосом, и это сообщение совпадает с нашим объяснением системы Вселенной.
15. Души, показывающиеся из Царства Разума, поначалу спускаются к небесам, и там обретают определенное тело:, оно тут же наполняется средой, при помощи которой, они направляются к более земным телам, все более обретают физические размеры* Некоторые даже бросаются с небес, прямо в самые низкие материальные формы; другие движутся постепенно, будучи слишком слабыми, чтобы поднять к высшей сфере свою тяжкую ношу.
____________
* В эзотерической философии этот процесс объясняется через образование астрального тела, которое имеет ряд слоев.
Что касается различий между ними, то оно объясняется разнообразием тел, в которые они проникли, или разными житейскими событиями, или разным воспитанием, или особенностями темперамента, или всеми этими факторами вместе взятыми, или же специфическими комбинациями этих факторов.
Опять же, некоторые души безоглядно подчинились правящей здесь у нас силе судьбы; есть и такие, которые, хотя и примирились с неизбежностью, но обладают достаточной силой воли, чтобы решительно действовать в тех случаях, когда что-то зависит и от них; они подчиняются иным законам; они живут по кодексу объединения существ, построенного на Принципах Разума других правил Космоса, сотканному из душ-движений и из законов, рождающихся в Супраментальном; стало быть, этот кодекс созвучен им, высшим существам, он опирается на них, он связывает их с их творениями, он сохраняет непоколебимо истинным все, что неуклонно тянется к божественной природе, и посредством соответствующих методов руководит всем, что от природы менее способно к этому.
В общем, все разнообразие условий нижних сфер определенно снизошедшими в эти сферы сущностями.
16. Значит, настигающее грешников справедливое наказание исходит из космического порядка, в соответствии с которым каждый должен получить по заслугам.
Но как же быть с пытками, нищетой, болезнями, выпадающими, вопреки всяким представлениям о справедливости, на долю праведников? Нам ответят, что эти события вплетены также в мировой порядок, их можно предсказывать, и, стало быть, если они происходят, значит на то есть свои причины в общем ряду причин; то есть они являются наказанием за прошлые грехи.
Нет: эти несчастья не проистекают из природы вещей; они не предусмотрены планом Вселенной, они являются простыми случайностями; рухнул дом, и все, кто имел несчастье оказаться в этот момент под его крышей, погибли, вне зависимости от того, что это были за люди: перемещение кавалерийского отряда являет собой образец порядка, но все, что окажется на пути конницы, будет покалечено или затоптано насмерть. Или мы можем прийти к умозаключению, что незаслуженный удар никак не является злом для потерпевшего, если принять во внимание вплетенное в ткань Целого милосердие; или же; с полным основанием мы можем сказать, что ничто не является несправедливостью, если ему найдено объяснение в прошлой истории.
Мы не можем думать, что одни вещи включены в систему, а другие отданы на волю случаю: если все происходит по определенной причине, по велению единого Принципа Разума и в соответствии с единой схемой, то мы должны согласиться с тем, что эта схема включает в себя, как большие, так и малые вещи.
Если один человек плохо обошелся с другим человеком, то он является грешником и должен быть наказан, но его деяние, поскольку оно является частью порядка, установленного во Вселенной, грехом не считается, даже по отношению к невинно пострадавшему; это вещь, которая должна была произойти, и если пострадавший — хороший человек, то это событие пойдет ему на пользу. Ибо мы не можем думать, что в этой цепи событий не нашлось места для Бога и справедливости; мы должны воспринимать эти события как вознаграждение, хотя смысл его и недоступен нашему пониманию, и, в нашем невежестве, нам может показаться, что эти события являются наказанием.
17. Существует немало объяснений почему выходящие из Разума души поначалу отправляются в небесные сферы. Небеса, как самая благородная часть воспринимаемого пространства, граничат с Разумом (с наиболее низкой его частью), и поэтому должны быть одушевлены первыми, как наиболее подходящие для этого процесса; а вот все земное находится в самом конце пути душ, оно менее всего пригодно для одушевления, и дальше всего находится от бесплотного мира.
Поэтому все души и сверкают на небесах и растрачивают там большую и лучшую часть себя; только их низшие аспекты освещают низшие царства; и те души, которые опустились ниже всего, там и светят — но в глубинах, которых они достигли, они предстают не в лучшем своем качестве.
Мы можем сказать, что существует и нечто, являющееся центром; его окружает ореол изливающегося из него света; вокруг центра и его ореола существует другой ореол — свет, порожденный светом; за ним следует еще один ореол, но уже такой, у которого нет своего собственного света и он вынужден этот свет заимствовать.
Последний ореол мы должны воспринимать как вращающийся круг, или, скорее, сферу, в природе которой заложено получать свет того третьего царства, которое находится сразу над ней, причем в том же объеме, в котором оно само его получает. Таким образом, все начинается с яркого света, струящегося из сверкающего центра; в соответствии с высшим планом (планом излучения), свет простирает свое сияние все дальше и дальше; более поздние (божественные) существа (души) добавляют к этому свету свое излучение, при этом одни из них остаются наверху, а другие опускаются дальше, привлеченные величием объекта, который они освещают. Эти последние обнаруживают, что их подопечные нуждаются во все большей и большей заботе; так кормчий попавшего в шторм корабля настолько сосредотачивается на спасении судна, что забывает о самом себе и о том, что ему постоянно грозит опасность вместе с кораблем пойти на дно; вот и души сосредотачиваются на заботе о своих подопечных и, в конце концов, те затягивают их все дальше вниз; они не могут выбраться из колдовских оков, они попали в ловушку своей заботы о царстве Природы.
Если бы каждое живое существо обладало характером Целого — совершенного, самостоятельного, не подверженного никакому постороннему влиянию, — то Душа, о которой сейчас говорят, как о живущей в теле, никогда бы в нем не поселилась: она вдохнула бы жизнь, но при этом бы не покинула Супраментальной сферы.
18. Следует еще кое-что добавить к вопросу о том, не обдумывает ли душа заранее свое вхождение в тело и свое расставание с ним.
Размышления — это отличительная черта нашей сферы; Душа действует потому, что она сбита с толку, озабочена, утратила часть своей силы; в размышлениях нуждается только менее самостоятельный разум; ремесленник, столкнувшись с проблемой, прекращает работу; там же, где проблем нет, его искусство работает само по себе.
Но если души действуют без рассуждений в Супраментальном, то как же их можно называть разумными душами?
На это можно было бы ответить, что они обладают способностью обдумывать какое-то удачное деяние, коль скоро представляется такая возможность: но, на самом деле, все можно объяснить, если определить, о каком именно виде мышления идет речь; мы можем представить себе мышление, которое беспрерывно изливается из Мыслящей Первопричины в них, их врожденное состояние, бесконечную деятельность, суждение, которое является истинным; именно в этом смысле они используют мышление даже в том, высшем мире. С моей точки зрения, мы конечно же, не можем себе представить, что они пользуются словами, хотя и в высшей небесной сфере они могут проникать в тела; по самой сути своей они пребывают в Разумном; и уж конечно сомнения и трудности, с которыми они сталкиваются здесь, у нас, Там им совершенно неизвестны; все их деяния проистекают исключительно из их природы; здесь и речи быть не может о получении приказа или совета; каждая из них будет знать, что именно, посредством нынешнего сознания, ей будет сообщено другой душей. Даже здесь, у нас, на земле, глаза зачастую красноречивее слов; а Там тело (небеса) — чисто, и любое существо представляет собой, так сказать, один сплошной глаз, ничто не может быть скрытым или сложным, Там не нужны слова, все видно и все известно. Что же касается Небесных (Демонов) и душ в воздухе, то они вполне могут пользоваться речью; они ведь — всего лишь Одушевленные Существа.
19. Итак, мы должны выбрать одно из двух: либо неделимый аспект Души и ее делимый аспект, соединяясь, образуют одну вещь, либо неделимое занимает положенное ему место при подходящих ему условиях, а делимое существо является его следствием, отдельной частью, отличающейся от неделимого так же, как разумный аспект отличается от неразумного.
Мы решим эту проблему, если разберемся в природе и функциях каждого аспекта.
Платон не дает никаких пояснений касательно неделимого аспекта; с делимым дело обстоит по другому; мы читаем: "[Душа] которая, претерпевает разделения в телах",* — то есть подразумевается, что душа подвергается делению, а не существует сразу во всем.
____________
* Тимей 35а
"В телах": значит мы должны разобраться, какая форма души требуется для того, чтобы вызвать жизнь в материальном, и какая душа должна находиться в таком сложном организме, как тело.
Что ж, каждая восприимчивая сила (по самому факту своей абсолютной восприимчивости) стремится стать вещью, состоящей из отдельных частей: она присутствует в каждой отдельной точке восприятия и о ней можно думать, как о разделенной вещи. Однако, в каждой такой точке она присутствует целиком, и поэтому нельзя сказать, что она полностью разделенная вещь: она "претерпевает разделение в теле". Нам могут возразить, что подобное разделение подразумевается только в восприятии посредством осязания; но это не так: там, где участником процесса является тело (которое само по себе ничего не воспринимает и не сообщает), эта делимость фактора восприятия является условием всех других ощущений, хотя и в меньшей степени, чем в случае с осязанием. На делимость Души указывает также и ее функция роста; и если мы признаем, что желание находится в печени, а эмоциональная деятельность — в сердце, то мы получим тот же результат. Однако, касательно этих (менее материальных) ощущений, следует заметить, что тело может воспринимать их не как единую вещь, а как производное от какого-то элемента, в котором оно принимает участие (то есть, как неотъемлемую часть какого-то аспекта сопутствующей души): например, сознание и действие разума не облечены в тело: свою задачу они решают не посредством тела, которое, в действительности, причиняет вред любому ментальному процессу, в который ему позволено вмешаться.
Стало быть, неделимое в Душе вполне отчетливо отделено от делимого, и вместе не являются единым целым, а, наоборот, целое состоит из отдельных частей, и каждая часть представляет собой самостоятельную вещь, обладающую свойственным только ей качеством. Тем не менее, если тот аспект, который становится делимым в теле, сохраняет неделимость посредством связи с высшей силой, тогда та же самая вещь (Душа в теле) может быть одновременно и делимой, и неделимой; она будет смесью, вещью состоящей из своего собственного делимого "я" и качества, полученного от высшей силы.
20. Здесь возникает вопрос, на который мы должны найти ответ: имеет ли каждая из этих и других сил, которые мы называем "частями" Души, свое место: или одни части имеют свои места и точки зрения, а другие — нет; или же ни одна из частей не имеет своего места.
Вопрос сложный: если мы не найдем каждой из частей Души какого-нибудь места, а оставим все части бездомными (как в теле, так и вне его), тогда мы сделаем тело бездушным и не сможем найти правдоподобного объяснения причин действий телесных органов; с другой стороны, если мы предположим, что некоторые части могут занимать какие-то места, а другие не могут, то нам придется предположить, что те части, которым мы отказали в месте, не оказывают на нас никакого воздействия, то есть, иными словами, душа не принадлежит нам целиком.
Попросту, это означает, что существует большая разница между положением Души или любой ее части в теле и положением ее в пространстве: пространство — это вместилище, тела; являясь домом для подобных вещей, оно состоит из изолированных друг от друга частей, и поэтому, не может быть такого, чтобы оно полностью оказалось в какой-то одной части; что ж, Душа — не тело и является содержимым не больше, чем она является вместилищем.
И тело для нее не является неким сосудом; тело, как его не назови сосуд или среда обитания — само по себе неодушевлено. Если мы будем думать, что Душа забирается в какой-то сосуд, то тогда размеры души будут равняться объему сосуда.
В то же время пространство, строго говоря, бесплотно и само по себе телом не является; зачем тогда ему нужна душа?
Кроме того, если бы положение души в пространстве было аналогично положению души в теле, то тогда бы она вступала в контакт только с поверхностью тела, а не со всем его содержимым.
Есть и другие соображения, которые опровергают представление о том, что положение Души в теле идентично ее положению в пространстве; например, в этом случае, такое пространство перемещалось бы с каждым движением, и вещь перемещала бы за собой свое собственное пространство.
Даже если бы под пространством мы понимали пустоту, которая отделяет один объект от другого, то и тогда положение Души в теле не могло бы стать тождественным ее положению в пространстве: пустота — это пустота, а тело пустотой быть не может; пустота — это то место, где находится тело; стало быть, в пустоте располагается тело, а не душа.
Кроме того, душа не может пребывать в теле, как в каком-то субстрате: все, что находится в субстрате, представляет собой какое-то его качество (например, цвет или форму), но Душа, которая ничьим качеством не является, — это отдельное существо.
Ее положение нельзя также сравнивать с положением части в целом: душа не является частью тела. Если же мы прислушаемся к совету воспринимать душу, как часть живого существа, то тогда перед нами возникнет старая проблема: какое место занимает она в этом живом целом. Уж конечно, в этом случае, ее нельзя будет сравнить с вином в чаше, или с сосудом в сосуде, или с каким-то самостоятельным абсолютом.
И целым Душу тоже никак нельзя представить: абсурдно думать о Душе, как о целом, а о теле — как о части этого целого.
Душа не присутствует в теле так же, как Форма присутствует в Материи; ибо Форма неотделима от материи и, более того, является чем-то навязанным уже существовавшей вещи; Душа же, напротив, является тем, что привносит Форму в Материю, и поэтому Формой быть не может. Если же речь идет не о конкретной Форме, а о Форме, как вещи, существующей отдельно от всех сформировавшихся предметов, то тогда трудно объяснить, каким образом такое существо могло попасть в тело, и, в любом случае, такая точка зрения совпадает с утверждением об отделимости Души от тела.
Как же получилось, что все говорят о душе, как о "живущей" в теле?
Потому что Душу нельзя увидеть, а тело — можно: мы постигаем тело и по его движениям и ощущениям мы понимаем, что тело одушевлено, и мы говорим, что у тела есть душа: разговоры об "обитании души в теле" — естественный результат такого рода умозаключений. Если бы Душу можно было увидеть, если бы она была доступна нашим чувствам, если бы она светилась на протяжении всей нашей жизни, если бы она проявлялась в полную силу на самой поверхности нашего тела, то тогда мы больше не говорили бы о душе, как о "живущей в теле": мы бы сказали, что меньшее находится внутри большего, содержимое внутри сосуда, проходящее — внутри вечного.
21. К чему я веду свою речь? Какой ответ мы дадим тем, кто не имея своего мнения относительно присутствия Души в теле, просит у нас разъяснений по этому поводу? И мы ответим на следующий вопрос: существует ли только одна форма присутствия Души, или существуют различные формы, фазы и аспекты этого присутствия?
Из всех существующих форм присутствия одной вещи в другой, ни одна не подходит к отношениям Души и тела. Поэтому — то их и сравнивают с отношениями рулевого и корабля;* это сравнение хорошо в том смысле, что демонстрирует отделимость души от тела, но плохо в том смысле, что никак не разъясняет форму присутствия.
____________
* Это сравнение принадлежит Аристотелю.
Мы можем предложить какое-нибудь неожиданное сравнение — например, пассажир на корабле, — но уж никак не рулевой; к тому же, рулевой не может быть на корабле вездесущим, а Душа в теле — вездесуща.
Мы можем сравнить душу с наукой или мастерством, действующим посредством соответствующих инструментов (а инструменты эти оказались живыми существами); так что же — душа, воздействуя на движение опытного моряка, является живущей внутри него руководящей силой?
Нет: сравнение не подходит, поскольку наука — это нечто, находящееся вне и корабля и руля.
Имеет ли смысл сравнение с рулевым корабля, если Душа находится внутри тела, и тогда приходится думать, что рулевой находится внутри того материального инструмента, с которым он работает. Душа, когда бы и где бы она не; решила действовать, движет телом так же, как кормчий движет рулем корабля.
Нет: даже такое сравнение не поможет нам понять форму присутствия внутри инструмента; и удовлетворительного ответа мы не получим до тех пор, пока более тщательно не изучим проблему.
22. Можем ли мы предположить, что присутствие Души в теле сходно с присутствием света в воздухе?
Да, присутствие света несомненно весьма отлично от других форм присутствия: свет проникает повсюду, но нигде и ни с чем не соединяется; свет — вещь постоянная, а воздух переменная; когда он выходит за пределы освещенного участка, то становится тьмой: при свете он — "освещен"; вот мы и имеем истинное сходство с отношениями Души и тела, ибо, скорее, воздух присутствует в свете, чем свет в воздухе.
Значит Платон прав,* когда, исследуя Целое, он помещает тело в соответстующую душу, а не наоборот, и говорит, что хотя и существует участок души, в котором содержится тело, но имеется и другой участок, в который телу нет доступа; то есть, существуют определенные силы, к которым тело никакого отношения не имеет. И то, что истинно для Всеобщей Души, истинно и для других душ.
____________
* Тимей З6de
Стало быть, существуют определенные души-силы, присутствие которых в теле следует отрицать.
В теле присутствуют те аспекты души, которые необходимы его природе: они присутствуют, но постоянными жителями ни отдельных частей тела, ни тела в целом, не являются.
Для того, чтобы стало возможным восприятие, воспринимающий аспект Души присутствует во всех органах чувств; для того, чтобы стало возможным деяние, начинается разделение; каждый аспект души действует в своей конкретной точке.
23. Объясняю: живое тело освещено душой: каждый орган и член участвует в душе в свойственной только ему одному манере; каждый орган приспособлен к выполнению определенной функции, и эта его готовность является орудием души-способности, под руководством которой и выполняется данная функция; так способность видеть действует посредством глаз, способность слышать посредством ушей, способность ощущать вкус — посредством языка, способность различать запахи — посредством носа, а способность к чувственному прикосновению присутствует повсеместно, поскольку в этой особенной форме восприятия все тело является инструментом Души.
Орудия осязания находятся на кончиках нервов, которые в то же время, являются орудиями способности живого существа к движению: нервы начинаются в мозгу. Поэтому мозг и считается центром и троном принципа, который определяет чувства, импульсы и все действия организма, как живого существа; предполагается, что в том месте, где соединяются все инструменты, находится способность к общему руководству.* Но более верным будет утверждение, что в этом месте расположена только первая фаза руководящего принципа: надо полагать, что сила, которой пользуется этот принцип, чтобы совладать с конкретным инструментом, сосредотачивается в той точке, в которой в первую очередь применяется этот инструмент; или, поскольку Душа обладает способностями Вселенского масштаба, еще более точным будет утверждение, что точка зарождения инструмента есть точка зарождения деяния.
____________
* Тимей 44de
Что ж, способность к ощущению и порыву облечена в чувственную душу; она дотягивается до Принципа Разума, расположенного сразу над ней, и до своего неполноценного двойника, находящегося сразу под ней. Древние шли по аналогии и решили, что троном этого дара является наиболее высоко расположенный орган живого существа; то есть, мозг, или, вернее, не сам мозг, а та чувствительная часть, которая является проводником импульсов, посылаемых мозгу Принципом Разума. Они поняли, что в теле должно обязательно находиться "нечто" (находиться в той точке тела, которая наиболее восприимчива к действию разума), и это "нечто" должно быть абсолютно изолированно от тела и должно находиться в контакте с высшей сущностью, которая представляет собой форму души, и не какую-нибудь вегетативную или другую почти материальную форму, а ту форму, которая способна воспользоваться зародившимся в Принципе Разума восприятием.
Подобная связь должна существовать обязательно, потому что в восприятии присутствует элемент оценки, в представлении присутствует элемент интуиции, порыв и страсть порождены образным мышлением. Стало быть, способность к мышлению присутствует там, где имеют место подобные ощущения, — присутствует не в том смысле, что занимает какое-то место, а в том, что находящееся в этом месте "нечто" использует эту способность. Что касается восприятия, то мы уже объяснили, в каком смысле оно является "местным".
Но любое живое существо содержит в себе растительный принцип, то есть принцип роста и питания, которые поддерживает организм посредством крови; это питательное средство содержится в венах; вены и кровь зарождаются в печени; имея эти данные, можно понять, где находится соответствующая способность; аспект Души, имеющий отношение к страстному желанию, располагается в печени. Конечно же, то, что дает рождение, питание и рост должно страстно желать возможности выполнения .этих функций. Кровь нежная, легкая, быстрая, чистая — вот орудие наиболее подходящее животному духу: и тогда, родник крови — сердце, место, где кровь процеживается в существо, можно считать неизменным центром страсти страстной натурой.
24. А сейчас возникает вопрос о том, куда уходит покидающая тело душа.
Она не может оставаться в нашем мире, в котором для нее не существует естественного вместилища: и она не может оставаться присоедененной к чему-то, что не обладает способностью удержать ее; такое может произойти только в том случае, если душа неразумна, если она сама содержит что-то, что манит ее к этому предмету.
Если же она действительно содержит такой чуждый элемент, то она все больше привязывается к той сфере, к которой этот элемент естественным образом принадлежит и стремится.
Пространство, в котором Душа может найти себе прибежище, обширно и разнообразно; различия возникают в результате соединения индивидуальных условий и правящего вещами правосудия. Никто и никогда не сможет избежать наказания за грехи; божественный закон нельзя обойти и судьба обязательно приведет в исполнение свой приговор. Приговоренный, ничего не подозревая, мчится к месту исполнения приговора, ускоряя свое движение беспрерывными ошибками, пока, наконец, обессилив в борьбе, не падает на уготовленное ему место, получив то, что заслужил своими деяниями, хотя такой судьбы он себе совсем и не желал. Кроме того, закон предусматривает не только остроту и длительность страданий, но и возможность отмены наказания и ухода из долины мучений — в силу гармонии, которая является основой всемирной схемы.
Привязанные к телам Души способны подвергать эти тела наказанию; души чистые, не притягивающие ни к одной своей точке ни малейшего кусочка тела, самим своим бытием выведены за пределы плотской сферы; полностью свободная от тела душа должна находиться Там, где есть Суть, и Бытие, и Божество внутри Божественности; она должна находиться среди Тех, что находится внутри Того.
Если у вас по прежнему есть желание задать вопрос, куда же уходит Душа, то вы должны спросить себя, где же живут эти Существа, и знать, что в этих поисках зрение вам не поможет, ибо существа эти бесплотны.
25. И здесь встает также требующий обязательного ответа вопрос о том, сохраняют ли покинувшие земные пространства души память о своих жизнях, и сохраняют ли эту память все души или только некоторые из них, и помнят ли они все или же только кое-что, и, наконец, сохраняют ли они эту память вечно или только в течение короткого отрезка времени.
Для того, чтобы по-настоящему исследовать эту проблему, от нас прежде всего требуется установить, что из себя представляет принцип памяти — я имею ввиду не вопрос о том, чем является память, а вопрос о том, в каком порядке существ память может иметь место. Хотя природа памяти и была уже тщательно разъяснена,* но нам все же следует постараться более четко себе представить характеристики того места, в котором существует память.
____________
* Плотин, видимо, имеет ввиду дискуссии предшествующих платонистов, поскольку сам он ранее о памяти не писал. Прим. Дж. Диллона.
Что ж, память имеет отношение к чему-то, что пришло в круг поздний извне, к чему-то, что были либо узнано, либо испытано; стало быть, Принцип Памяти не может принадлежать тем вещам, для которых не имеет значения, ни опыт, ни время.
Значит никакое божественное существо, никакое Подлинное Существо, никакой Принцип Разума не могут обладать памятью: пусть это и непостижимо, но они действительно свободны от памяти; время не властно над ними: они хозяева вечности, в центре которой Бытие; они ничего не знают ни о прошлом, ни о будущем; для них все вечно пребывает в неизменном состоянии; Что ж, существо, укоренившееся в неизменном, не может испытать удовольствия памяти, поскольку оно не находится и никогда не находилось в состоянии, отличном от любого предыдущего состояния, или ему никогда не приходила идея, отличная от предыдущей, и поэтому оно не может почувствовать разницы между нынешним восприятием и тем, что было до него.
Но что мешало такому существу иметь память о том смысле, чтобы самому оставаясь неизменным, ощущать перемены внешние, например, смену космических периодов?
Рано или поздно оно ощутит, что существуют перемены во вращающемся Космосе: но интуиция и память — вещи разные.
Мы не можем считать размышления проявлением памяти: здесь и речи нет о том, чтобы что-то пришло извне, было схвачено и крепко удерживалось из страха потерять его: если бы идеи этого существа могли ускользать от него (как это может обучиться с памятью), то тогда сама его Суть (как Субстанция неотъемлемого Разума) была бы в опасности.
По той же причине, память в нынешнем смысле этого слова, не может упоминаться в связи с идеями, присущими Душе; они не память Души, а ее собственность, хотя, с момента вхождения души в нашу сферу, они перестают быть основной опорой ее Деяния.
Следует заметить, что Душа-действие, похоже, побудила Древних приписать наличие памяти или "Воспоминания" ("Анамнезию" Платона) душам, осуществляющим внешнее проявление содержащихся в них идей: нам сразу же становится понятно, что в этом случае речь идет о памяти другого рода: это память неподвластная времени.
Но, возможно, это слишком общий ответ на вопрос, который требует подробного исследования. Можно усомниться в том, принадлежит ли на самом деле это воспоминание, эта память, высшей душе, а не другой, более тусклой, или даже самому Совокуплению,* Живому Существу. Если память принадлежит этой более тусклой душе, то когда и каким образом она зародилась; если — Совокуплению, то вопросы остаются такими же — когда и как?
____________
* Этим термином Плотин определяет "соединение" души и тела, образующее живое существо.
Таким образом, мы вынуждены дать ответы на следующие вопросы: в какие элементы нашей природы облечена память (с этого вопроса мы и начинаем); если она облечена в Душу, то в какую ее способность или часть Души; если она облечена в Живое или в Совокупление, — которое также считается троном ощущений — то в какой форме она там присутствует, и какое определение мы должны дать Совокуплению; и, наконец, могут ли ощущение и действия разума приписываться одному и тому же элементу, или же подразумевается наличие двух различных принципов.
26. Что, если ощущения активного порядка зависят от Совокупления души и тела, то, значит, природа ощущения — двойственна. А потому, ее можно определить, как одно из коллективных действий: Душу, испытавшую какое-либо ощущение, можно сравнить с землекопом или ткачом; то есть, тело можно приравнять к орудию труда; тело — пассивной является лишь вспомогательным средством; Душа — активна, она анализирует полученные телом впечатления, и делает вывод на основании испытанных телом ощущений.
При таком понимании процесса сразу становится ясно, что ощущение — это задача, которая не решается в одиночку; но в таком случае память нельзя считать порождением Совокупления, поскольку Душа сначала самостоятельно оценивает впечатление и решает, сохранить его или отвергнуть. Можно рискнуть, и на том основании, что физическое строение определяет как хорошие, так и плохие наши воспоминания, высказать предположение, что память, не в меньшей степени, чем ощущение, является функцией Совокупления; но в ответ мы услышим, что, вне зависимости от того, является ли тело помехой или нет, действие запоминания все равно будет действием Души. И в случае с познаниями (то есть не просто физическими ощущениями), как можем мы представлять Совокупление души и тела в качестве запоминающего принципа? Ведь таковым, конечно же, может быть лишь душа?
Нам могут сказать, что живое существо является Совокуплением в том смысле, что два элемента, соединившись, создали качественно новое образование) то есть такое, которое может обладать памятью, хотя ни душа, ни тело, ею не обладают). Однако, во-первых, абсурдно полагать, что живое существо — это и не душа, и не тело; эти две вещи не могут измениться настолько, что их общее творение не будет иметь с ними ничего общего, и они не могут смешаться друг с другом настолько, что Душа превратится просто в потенциальную возможность животного целого. И даже предложить, что они действительно могут смешаться до такой степени, то и в этом случае такая смесь своей памятью будет обязана исключительно Душе, подобно тому, как медовуха своей сладостью обязана исключительно меду.
Можно было бы предположить, что, хотя Душа, возможно, сама по себе и не является запоминающим принципом, но поселившись в теле, и в силу этого утратив свою чистоту и изменившись, она становится способной к воспроизводству образов объектов и ощущений, и поскольку она, просто говоря, "сидит" в теле, то есть основания полагать, что она способна получать впечатления и сохранять их (то есть, в определенном смысле, обладать памятью).
Однако, во-первых, такие образы не являются величинами (их природа вообще нематериальна); процесс создания этих образов не имеет ничего общего с созданием, например, произведений искусства, типа фрески или скульптуры; этот процесс — абсолютно ментальный, хотя и свершается над вполне осязаемыми вещами; и какого рода физическое действие можно обнаружить в делах интеллектуального порядка, и зачем в этих делах нужно участие тела или его качеств?
Во-вторых, есть неопровержимые доказательства того, что память — это привилегия Души; только сама Душа может помнить свои собственные движения, например, несбывшиеся желания, когда желанная вещь так и не досталась телу; тело ничего не может сказать о вещах, с которыми оно никогда не сталкивалось, а Душа не может использовать тело в качестве средства для запоминания того, что тело не может знать в силу самой своей природы.
Если Душа должна иметь хоть какое-то значение — то есть быть определенным принципом со своими собственными функциями — то мы должны признать существование двух порядков — порядка, в котором тело является средством, но всем управляет Душа, и порядка, в котором Душа действует абсолютно самостоятельно. Признав это, мы, тем самым, признаем, что страстное желание является привилегией Души, и как следствие, признаем наличие у Души памяти об этом желании и его исполнении, без которой природа Души относилась бы к категории непостоянства (то есть к категории небожественности, неистинности). Отказав Душе в этом качестве, мы тем самым заявим, что Душа не способна воспринимать, осознавать, сравнивать, что она практически неспособна что-либо понимать. Однако, когда душа воплощается в тело, то она становится источником этих способностей, и поэтому они не могут не быть частью ее собственной природы. Напротив: определенные действия Души выражаются в ее различных функциях, которые могут быть исполнены только с помощью органов физического тела: войдя в тело, она принесет с собой (облеченные только в нее одну) способности, необходимые для исполнения некоторых функций, в то время, как в случае с другими функциями, она является зачинателем самого действия.
Суть в том, что тело является помехой для памяти; накопление познаний зачастую приводит к их забыванию; освобождение от ненужной информации во многих случаях способствует оживлению памяти. Душа — это постоянство: непостоянные и ускользающие вещи, к которым относится и тело, могут вести только к забвению, а не к запоминанию (именно в этом смысле следует понимать миф о реке под названием Лета), — память является проявлением Души.
27. Но проявлениям какой именно души — той, благодаря которой мы стали человеческими существами или той, которая произрастает из Целого?
Следует признать, что обе эти души обладают воспоминаниями, как личными, так и общими; и когда эти две души соединены, то и память у них общая; а когда они отделяются друг от друга, то каждая из них быстро забывает о делах другой, и сохраняет память лишь о себе самой. Так пребывающая в низших сферах тень Геракла* (эта "Тень", как я ее понимаю, олицетворяет собой чисто человеческие качества) помнит все действия и все ощущения его жизни, поскольку свой жизненный путь этот герой в значительной степени определил сам; другие души (аспекты душ),** будучи составляющими частями единого существа, ввиду различий между ними, не могут помнить ничего, кроме событий той же самой жизни, которые они узнали со времени своего соединения: возможно, что они прибавят к этому какую-то нравственную оценку.
____________
* Имеется в виду строка из Гомера, в которой говорится, что хотя тень Геракла и находится в Подземном Царстве, но сам он пребывает на Олимпе, среди богов.
** Видимо, имеются в виду души других героев, томящихся в Подземном Царстве.
Нам не сообщают, что говорит Геракл, стоящий за пределами Тени: что мы можем думать о воспоминаниях той другой, свободной и изолированной души?
Душа, которая все еще несет свою тяжкую ношу, расскажет все, что человек совершал и чувствовал; но после смерти, с течением времени, появятся воспоминания о ранее прожитых жизнях, и некоторые события последней жизни будут забыты, как недостойные внимания. По мере того, как душа удаляется от тела, она вспоминает вещи, забытые ею на время пребывания в материальном состоянии, и если покинув одно тело, она сразу же будет переходить в другое, то она будет сообщать ему сведения о событиях закончившейся жизни, будет воспринимать настоящую жизнь, как ту, с которой она только что рассталась, и будет помнить очень многое из этой прошлой жизни. Но с течением времени, многие принесенные ею с собой впечатления, будут забыты.
Но какие же воспоминания останутся у нее теперь, когда она наконец, свободна и одинока?
Ответ на этот вопрос зависит от того, сможем ли мы определить, к какой способности души относится память.
28. Облечена ли память в нашу способность к восприятию и познанию? Или то, что чего нам хочется, мы помним благодаря нашей способности хотеть, а то, что мы ненавидим — благодаря нашей способности к сильным чувствам?
Эта точка зрения будет оставаться на том основании, что вряд ли могут существовать две отдельные способности: первая — к совершению определенного действия, и вторая — к запоминанию того, что в результате ощутила первая. Конечно, тот, кто когда-то испытал способность к желанию, может подтолкнуть эту способность к повторному действию; объект желания вновь появился; память явно действует, а как же, ведь это тот же самый объект!
Однако, при таком подходе, мы имеем все основания приписать способности к желанию восприятия желаемых объектов, и, как следствие, провозгласить само желание способностью к восприятию; если двигаться в этом направлении, то можно дойти до умозаключения, что различные названия функций нужны лишь для того, чтобы определять, какое в данный момент совершается действие.
Но восприятие восприятию — рознь; конечно же, мы видим объект посредством зрения, а не посредством желания; мы видим, и в результате этого действия у нас появляется желание; желание не имеет ничего общего с узнаванием объекта: желание — слепо, то есть представляет собой автоматическую реакцию. То же самое относится и к гневу; зрение обнаруживает обидчика и гнев вспыхивает; в качестве примера можно привести пастуха, видящего подбирающегося к его стаду волка, и собаку, которая ничего не видит, но вскакивает, уловив знакомый запах или звук.
Иными словами, способность к желанию посетила эмоция, но произошло это в результате события, а не в результате воспоминания; это — условие, нечто, воспринятое пассивно; существует другая способность, которая оценивала происшедшее и сохранила о нем память. Эта точка зрения подтверждается тем фактом, что многие испытанные способностью к желанию удовольствия, в памяти не сохраняются; если бы память относилась к способности желать, то забвения бы не существовало.
29. В таком случае, должны ли мы отнести память к способности восприятия, и следовательно, провозгласить один из принципов нашей природы орудием как сбора информации, так и ее запоминания?
Если предположить, что та самая Тень Геракла, о которой мы уже говорили, обладает памятью, то тогда способность к восприятию двухслойная: и если даже способность к запоминанию — это не то же, что способность к восприятию, а нечто другое, то и в этом случае, способность к запоминанию — двухслойна. И, далее, если память имеет дело с познаниями, то способность к восприятию (для того, чтобы быть тождественной памяти) будет заниматься мыслями (а также наблюдениями и чувствами): не для этих двух порядков уж конечно требуются две отдельные способности.
Должны ли мы тогда предположить существование общей способности к пониманию (то есть такой, которая будет заниматься и чувствами-восприятиями, и идеями) и приписывать память в обеих порядках этой способности?
Такое решение могло бы быть верным, если бы осязаемые объекты и объекты мысленные воспринимались бы одним и тем же органом: но если восприятие явно раздвоено, то все, что мы говорим и делаем, усваивается двумя различными принципами памяти; и, если предположить, что каждый из двух порядков души обладает обоими этими принципами, то тогда принципов становится уже четыре.
И, вообще, какой убедительный довод можно привести в пользу той точки зрения, что принцип, посредством которого мы воспринимаем, должен быть принципом, посредством которого мы запоминаем, что эти два действия должны быть облечены в одну способность? Почему трон нашей мыслительной деятельности должен быть и троном нашей памяти об этой деятельности? Самая могучая мысль всегда идет рука об руку с самой цепкой памятью; люди с одинаково острым восприятием могут не обладать одинаково сильной памятью; одни люди особо одарены в смысле восприятия, а другие, хоть и не отличаются умением схватывать все на лету, хорошо запоминают все узнанное.
И все-таки встает вопрос: хорошо, пусть сначала чувствовосприятие познает, а потом другой, отдельный принцип это запоминает — не этот второй принцип должен чувствовать то, что от него требуется запомнить?
Нет: мы легко можем себе представить, что в том месте, где должна находиться память о чувстве-восприятии, это восприятие становится простым изображением, и что память является принадлежностью другой силы, способной схватывать и удерживать образ объекта; в этой способности к созданию образа восприятие достигает своей высшей точки; впечатление проходит, но видение остается в воображении.
Троном памяти является воображение, — уже хотя бы потому, что сохраняет изображение исчезнувшего объекта; там, где образ живет недолго, там и память слаба: люди с сильной памятью — это люди с развитой способностью к удержанию образа, не позволяющей изображению легко расставаться с воображением.
Стало быть, память облечена в способность к воображению: и память имеет дело с образами. То, что разные люди обладают ею в разной степени, мы бы объяснили различиями в их индивидуальных способностях, правильным или неправильным поведением, хорошим или плохим физическим состоянием тела, но на этом вопросе нам нет нужды задерживаться.
30. Но что тогда можно сказать о сохранении в памяти мыслительных процессов: подпадают ли они под действие способности к созданию образа?
Если каждый акт мышления сопровождается образом, то мы легко можем поверить в то, что наличие этого образа (своего рода картины мысли) объясняет то, как мы запоминаем объект знания, с которым однажды повстречались. Но если такого образа нет, то тогда следует поискать другой ответ на данный вопрос. Возможно, находящаяся в способности к созданию образов памяти, вбирает в себя словесную формулу, которая сопровождает идею: идея — вещь невидимая, никогда не достигает внешней стороны сознания, и никому неведомая таится в его глубине; словесная формула распахивающиеся перед идеей двери, мост между идеей и способностью к созданию образа — отражает идею словно зеркало; таким образом, понимание посредством способности к созданию образа, будет представлять собой постоянное присутствие идеи, будет нашей памятью об этой идее.
Этим объясняется и другой факт: Душа неизменно сосредоточена на мышлении; только когда она воздействует на эту способность к созданию образов, ее мышление становится человеческим восприятием: мышление — это одно, а восприятие мышления — совсем другое; интуицией мы обладаем постоянно, а вот знаниями — нет, и причина в том, что мы впитываем не только мысли, но и чувства-восприятия.
31. Но если, как мы уже говорили, каждый из двух аспектов Души обладает памятью, а память относится к способности к созданию образов, то тогда должны существовать две такие способности. Что ж, такое предположение кажется убедительным до тех пор, пока две души не соприкасаются друг с другом: но, когда они проникают в нас и становятся одним целым, то что происходит с этими двумя способностями и к какой из них относится память?
Если каждая душа обладает своей собственной способностью к созданию образа, то любой образ должен дублироваться, ибо мы не можем думать, что одна способность занимается только мысленными объектами, а другая — только осязаемыми, потому что наличие такого разграничения неизбежно означало бы сосуществование в человеке двух абсолютно несвязанных друг с другом принципов жизни.
И если оба порядка образа воздействуют на оба порядка души, то в чем же разница между душами: и почему мы ничего об этом не знаем?
Ответ заключается в том, что когда две души соединяются друг с другом, то две способности к созданию образов также соединяются: в этом союзе доминирует способность высшей души и потому образ воспринимается в одном экземпляре; более слабая способность подобна маленькому огоньку, свет которого сливается со светом большого костра: когда же у них возникают разногласия, то малая способность являются стоящей явно в стороне самостоятельной вещью — хотя ее отчуждение не воспринимается по той простой причине, что раздельное существование двух душ остается незамеченным.
Две способности образуют единство, но в этом единстве одна из них занимает более высокое положение — вот она-то и знает все: когда она выходит из союза она сохраняет некоторую часть опыта своего товарища, но отбрасывает остальное: вот так и мы — слушаем болтовню не особо нами уважаемых коллег, но выйдя из разговора, сразу же очень многое забываем, зато долго помним слова тех, к кому относимся с большим почтением.
32. Ну а память о друзьях, детях, жене? О стране, наконец, и обо всем том, о чем должны помнить приличные люди?
Эти воспоминания низший человек хранит эмоционально, подлинный человек — пассивно: ибо первый в своем низшем аспекте испытал ощущения и лучшие их этих впечатлений перешли к более влиятельной душе в той степени, в какой эти двое связаны друг с другом.
Низшая душа должна всегда стремиться к получению доступа к памяти о деятельности высшей души: в особенности это происходит тогда, когда сама эта низшая душа отличается высоким качеством, ибо некоторые из низших душ всегда отличаются от других в лучшую сторону и будут еще улучшаться по мере их стремления к более высокой душе.
А более высокая душа, наоборот, должна жаждать счастливого забвения всего того, к чему она прикоснулась, соединившись с низшей душой; ибо всегда существует вероятность того, что величие высшей души идет рука об руку с примитивностью низшей, которая удерживается внизу исключительно посредством силы. В любом случае — чем яростней Душа стремится к Супраментальному тем больше она хочет забыть, если, конечно, ее жизнь даже здесь, у нас, не представляла собой одно сплошное благородство: в нашем мире, чем меньше живешь материальными интересами — тем лучше;* следовательно, то же относится и к памяти об этих интересах. В этом смысле мы можем с полным основанием сказать, что хорошая душа — это та, которая умеет забывать, Она бежит от разнообразия: она жаждет полного единства, ибо только в нем она свободна от всех пут, легконога и самоуправляема. Так что даже в нашем мире, душа, жаждущая другого пути, выбрасывает из своей реальной жизни все, что является чуждым тому порядку, к которому она стремиться. Даже попав в небесные сферы, она продолжает этот отсев. Очень немногое из узнанного у нас, она забирает с собой в Царство Разума.
____________
* Федр 24d
Геракл, попав в небесные сферы, по-прежнему продолжал бы рассказывать о своих подвигах; но это был бы уже другой человек, которому все эти события кажутся незначительными; он попал в более святое место; он сумел проложить себе путь в Царство Разума; он уже больше чем Геракл, он закален с сражениях, все участники которых — мудрецы.
IV.4 О СОМНЕНИЯХ ДУШИ
Вторая книга
1. Тогда, что же из себя будет представлять слово Души, что останется в ее памяти, когда она, наконец, проложит себе путь в самую Суть, в Царство Разума?
Из того, что мы здесь говорим, явно следует, что она будет созерцать этот порядок и воздействовать на вещи, среди которых находится; если такое Созерцание и такая Деятельность окажутся ей не под силу, то она не сможет там существовать. О вещах земных она не будет знать ничего; например, она не будет помнить своих действий, отмеченных философским отношением к жизни, или даже не будет помнить того, что в своей земной жизни она созерцала Высшее.
Когда мы, в результате непосредственных умственных усилий, овладеваем чем-либо, то мы можем только знать и созерцать данный объект; субъект к акту познания не относится, и утверждает себя (если это ему вообще удается) позднее и является знаком перемен; это значит, что стоит только любому из нас полностью уйти в Царство Разума, как он сразу же забудет все, что с ним происходило здесь. Более того, если Разум существует вне перемен, — а в пользу этого свидетельствует тот факт, что Мыслящие Существа живут вечно, то в Мире Разума вообще не может быть никакой памяти, а не только памяти о земных вещах: там есть только одно время — настоящее. Там не может быть никаких сбивчивых мыслей, никакого перескакивания с одного вопроса на другой.
Значит, там нет никакой разницы между общим и частностями? Никакого продвижения от низшего к высшему? В случае с Высшим Принципом (Разумом) несомненно это так и есть, поскольку он является полностью реализовавшимся самодостаточным единством; но почему то же самое не может происходить и с Душой, достигшей Царства Разума? Ведь даже Душа может иметь цельное представление об этом абсолютно цельном существе?
Но присуще ли то же самое природе осознания абсолютного единства?
Нет: в природе осознания заложено то, что все многочисленные мысленные факты составляют в нем единство. Ибо поскольку объект видения обладает разнообразием (различия внутри его изначального единства), то и об этом объекте может существовать сразу несколько разнообразных представлений: так бросив на чье-нибудь лицо только один взгляд, мы сразу замечаем и глаза, и рост, и уши, и все остальное.
Но разве возможно такое, чтобы объект, воспринимаемый, как разнообразный и многосложный, являлся абсолютным единством?
Да: в Мыслящей Первопричине различия уже существовали; Действие Души есть всего лишь осознание этих различий.
В Идеях "первое" и "последнее" не являются категориями времени, и потому время не присутствует в представлении Души о первых и последних среди них. Существует очередность: скажем, дерево начинается с корня, растет, и заканчивается кроной, но тот, кто видит его целиком, начало и конец дерева воспринимает только как порядковые категории.
И все же Душа (в своем представлении о божественном) поначалу прежде всего ищет единства, а уже потом — разнообразия; чем же объясняется то, что она сначала осознает единство, а потом — все остальное?
Объясняется это тем, что единство способности Души к осознанию вполне совместимо с разнообразием объекта: она не охватывает все свое содержимое одним мысленным действием; каждое действие само по себе неполно, но все действия ведутся постоянно; способность существует беспрерывно и результаты ее действия проявляются во внешней сфере. Объект сам по себе не является единством и потому может обладать разнообразием, которого у него раньше не было.
2. Но хватит об этом: сейчас мы подошли к вопросу о памяти личности.
Там не будет даже и памяти личности; никаких мыслей о том, что созерцатель представляет собой какое-то "я" — Сократа, например, — что существуют Разум или Душа. В этой связи следует постоянно помнить, что в момент созерцательного видения, в особенности видения очень четкого, мы не осознаем своей индивидуальности; мы владеем собой, но наша деятельность направлена на объект видения; словом, мыслитель, и то, о чем он мыслит, стали тождественными; мыслитель превратил себя в материю, которой должна быть придана соответствующая форма; под воздействием видения он принимает идеальную форму, и то же время, потенциально остается самим собой. Это значит, что когда он не думает ни о чем, он является исключительно самим собой.
Или, если он является самим собой (чистым и простым), то он свободен от всего: если же, наоборот, он является самим собой (благодаря самообладанию созерцания) в такой степени, что его можно отождествить со всем, то тогда посредством акта самоосмысления он одновременно осознает все: в таком случае представление о самом себе посредством личной деятельности высвобождает осмысление не только своего "я", но и осмысление Целого; точно так же представление о вещах в целом формирует представление о личностном "я", поскольку личностное "я" является частью Целого.
Но разве подобный процесс не вводит в Разумное тот элемент перемен, существование которого мы только что отрицали?
Ответ состоит в том, что хотя неизменность изначально присуща Мыслящей Первопричине, но Душа, расположившаяся, так сказать, на границах Мыслящей Первопричины, подвержена переменам; например, она обладает внутренним движением, и ни у кого не может быть никаких сомнений в том, что любая вещь, располагающаяся в непосредственной близости от чего-то неподвижного, попала туда благодаря переменам, направленным на достижение неизменной цели, и потому не может быть неподвижна в равной.с этой с целью степени. Да и нельзя считать настоящей переменой переход от "я" к его составным частям, или от составных частей к "я"; и в этом случае созерцатель является целым; дуальность превратилась в единство.
Но неужели Душа даже в Мыслящей Первопричине подчиняется разнообразию, противостоящему ей и ее содержимому?
Нет: стоит ей только полностью погрузиться в Разумное, как она также обретает такую же точно неизменность; ибо она обладает тождеством сути: когда она попадает в эту область, она просто не может не слиться воедино с Мыслящей Первопричиной из-за своей самоориентации, ибо при подобном стремлении преодолеваются все промежутки между ними. Душа приближается, она попадает в унисон, и благодаря этому союзу она становится Целым с Мыслящей Первопричиной, — но это не означает ее уничтожения; они сливаются, и в то же время остаются парой. В подобной ситуации не может быть и речи о каких-то переменах или различных стадиях развития: неподвижная Душа по праву изначального бытия сосредоточится на своем мышлении и, одновременно с этим, будет обладать самосознанием; она будет существовать одновременно с Высшим.
3. Но она выходит из этого союза; она не может вынести этого единства, влюбляется в собственные силы и возможности и жаждет существовать сама по себе; она стремится во внешнее, появляясь для обретения памяти.
Эту память не следует воспринимать однозначно; есть память о Мыслящей Первопричине, способствующая возвышению Души; есть память о вещах нашей сферы, тянущая ее вниз, в нашу вселенную; есть промежуточная память о небесных сферах, удерживающая Душу и там: но все, о чем она помнит, — это она сама и то, чем она стремится стать, ибо это воспоминание должно быть либо представлением (то есть, знанием с тождеством), либо образцом; а в случае с Душой, создание образа — это не восприятие чего-то в смысле впечатления, а видение и состояние. Поскольку обладание Души общей суммой вещей является не первичным, а вторичным, то она не становится всеми вещами в совершенстве (становясь тождественной с Целым в Разумном); она — житель пограничья, ее место — между двумя областями, и она стремиться двигаться и в том, и в другом направлении.
4. В том Царстве Душа, благодаря Мыслящей Первопричине, получает возможность увидеть Добро, которое не то чтобы замкнутое в самом себе, но просто не дотягивается до Души: то, что стоит между ними не является телом и, стало быть, не является помехой, и даже если в дело действительно вмешиваются плотские формы, то это еще не значит, что перекрыты все многочисленные пути от первичного к третичному.
Если же Душа, наоборот, обращает себя в низшее, то в игру вступает тот же самый принцип проникновения, и она, посредством памяти и воображения, овладевает желанной вещью: поэтому память, даже имеющая дело с Высшим, сама Высшим не является. Конечно, память следует понимать не только как воспоминания, но и как состояние, вызванное прошлым ощущением или видением. Существует такое явление, как бессознательное обладание, являющееся более мощным, чем обладание абсолютно осознанное; абсолютно осознанное обладание — это что-то весьма отстраненное от "я"; неосознанное обладание очень тесно связано с личностью, и любое стремление к отождествлению с низкими средствами означает еще большее падение Души.
Если Душа, покидая свое место в Высшем, оживляет свои воспоминания о низшем, то это значит, что она должна была сохранять их в какой-то форме даже пребывая там, хотя ввиду деятельности существ того царства они вынуждены были пребывать в скрытом состоянии: они не могли относиться к навечно усвоенным впечатлениям (такое представление повлекло бы за собой абсурдные идеи), но были не более чем потенциальной возможностью, реализованной после возвращения. Когда энергия Разумного мира перестает сказываться на Душе, она видит то, что она видела в своем более раннем состоянии, то есть еще до своего очередного посещения Высшего.
5. Но сила, определяющая память, — является ли и она принципом, посредством которого Высшее эффективно воздействует на нас?
В любое время, когда мы не можем видеть ту сферу непосредственно, память является источником ее деятельности внутри нас; когда же мы обладаем подобным видением, то его присутствие обусловлено тем же самым принципом, благодаря которому мы можем им пользоваться; этот принцип пробуждает там, где он сам пробуждается; он один обладает видением того порядка; ибо это видение никоим образом не дается нам посредством аналогии или силлогических рассуждений о том, кому принадлежит все вокруг; наша способность рассуждать об Разумных Существах, конечно, в той степени, в какой такие рассуждения возможны в нашем мире, относится к тому принципу, который только один и способен созерцать эти Существа. Стало быть, мы должны, так сказать, пробудиться, и тем самым обрести видение Высшего, подобно тому, кто, взобравшись на высокую гору и подняв глаза. видит то, что остается невидимым для оставшихся внизу.
Исходя из вышеизложенного, можно сказать, что память просыпается, когда Душа покидает высшие сферы: ее первые признаки начинают проявляться при вхождении души в небесные сферы.
Вполне можно представить, что Душа, спустившись из области Разума в область небесную и там задержавшись, узнает многие другие души, известные ей по ее прошлому состоянию — если предположить, как мы уже сказали ранее, что она сохранила большое количество воспоминаний о своем прошлом состоянии. Узнавание будет вполне естественным, если небесные тела, в которые помещены эти души, будут оставаться неизменными; если же предположить, что сферическая форма звезд, населенных душами промежуточного царства, означает изменения во внешнем виде, то тогда узнавание произойдет по отличительным свойствам личностей этих душ. В этом нет ничего фантастического; изменение состояния не означает изменения характера. Если же души побеседуют друг с другом, то это также будет означать узнавание.
Но что происходит с теми, которые полностью ушли из Разумного?
Они вспомнят те же самые вещи, что и души, оставшиеся в небесной сфере, но их воспоминания будут менее сильными, поскольку им надо будет еще вспоминать и другие ощущения, и время сотрет из их памяти большую часть того, что с ними когда-то случилось.
Но как же сохранить воспоминания о Высшем, если души обратились с познаваемому чувствами Космосу и должны упасть в эту изменчивую сферу?
Им не нужно падать на самое дно: их движение может быть остановлено в какой-то точке; и до тех пор, пока они не коснулись самого дна изменчивой области (той точки, в которой начинается небытие), ничто не может помешать им вновь подняться.
6. Сказать, что души обладают памятью, которая имеет дело с тем, что было в прошлом, можно о душах, которые идут вниз, меняют свое состояние; но что могут помнить души, которым выпал жребий остаться неизменными?
Этот вопрос касается памяти звезд вообще, а также памяти солнца и луны, и имеет отношение к Всеобщей Душе, пусть даже она и отчаянно занята памятью самого Зевса.* Изучение этого вопроса влечет за собой исследование и определение актов понимания и мышления этих существ, если только подобные акты существуют.
____________
* То есть субстанции Души в ее трансцендентальном аспекте.
Что ж, если они, свободные от всех недостатков, не ищут и не сомневаются, никогда ничего не узнают, ибо всегда все знают — то какое же у них может быть мышление, понимание, разумное любопытство?
Даже занимаясь делами человечества, они не нуждаются ни в наблюдательности, ни в методике: у них совсем другой подход к управлению нашими делами, и делами земли вообще; правопорядок, который является их подарком вселенной, поддерживается совсем другими методами.
7 Иначе говоря: можно ли сказать, что они видели Бога и не помнят об этом? Ах, нет: видят Бога постоянно и везде, и до тех пор, пока они его видят, они не могут сказать себе, что они его видели: подобное воспоминание принадлежит лишь душам, которые перестали его видеть.
Хорошо, но могут ли они не говорить себе, что не вчера, или в прошлом году, они обошли вокруг земли, что они прожили вчерашний день или любой другой данный момент своих жизней?
Их жизнь — вечна, а вечность — это неизменное единство. Для них разбить свое движение на дни и года — это все равно, что для нас изолировать движение одной ноги от движения всего тела и пытаться в том, что является единым действием, обнаружить и то, и это, и пятое, и десятое. Движение небесных существ является единым движением: это нам, с нашими мерками, кажется, что движений множество, и это для нас существуют отдельные дни, разделенные ночами. Есть только один день; нет никакого чередования; не существует ни вчерашнего дня, ни прошлого года.
И все же: разные участки пространства отличаются друг от друга; существуют различные области Зодиака. В таком случае, почему бы Душе не сказать: "Я пересекла вот этот участок и сейчас нахожусь на другом?" Кроме того, если она следит за делами людскими, то сможет ли она не заметить перемен в людях, не заметить, что они уже не те, кем были, и, соответственно, изменились и существа и вещи, их окружающие? И разве подобные наблюдения не являются памятью?